– Вместе? С чего ты взяла?
– Так одной расы. Ректорат не любит конфликтов. И так общежитие уже третий раз за пять лет перестраивали, поэтому стараются существ с одним менталитетом вместе селить. Или ты одна хочешь жить? Не бойся, я не храплю! – заверили меня.
– Не боюсь, – усмехнулась я. – Я так сплю, что пушкой не разбудишь.
– А взрывом? – заинтересовался болотник.
Так, что-то я никак не узнаю их имен! Непорядок!
– А взрывы будете устраивать в отведенных для этого местах, – прервала наш междусобойчик Коха.
Быстро же она вернулась. Что-то пошло не так?
В нарушение традиций последний вопрос не произнесла вслух. Но он и так вертелся у всех на языке, а потому был задан, но Витой.
– Вилан пошел на необходимые уступки, а шкуру неубитого бронезуба пусть сами делят, у меня есть дела поважнее, – взглянув на меня, закончила Коха. – Данька, идем.
Я послушно поднялась, отдала угол пледа Вите и молча последовала за главной кикиморой. Вот теперь мне стало страшно. Неизвестность пугала, заползая во все уголочки души, замораживая несвойственной серьезностью сердце, заставляя с тревогой ждать следующих слов Кохи, которые все не звучали.
Мы поднялись на второй этаж, прошли мимо хмурого длинноволосого воина, который учтиво поклонился моей спутнице, и заглянули в небольшую комнатку. Не спальню, но и не кабинет. Впрочем, на чем лежать, здесь имелось.
– Присаживайся. Прости, что так просто. – Она кивнула на сваленные в углу матрасы. – Это детская комната, поэтому, сама понимаешь, здесь никого не бывает.
– Идеальное место для неудобных разговоров, – признала я, вытягивая матрас и присаживаясь. Коха сделала то же самое. – У вас есть вопросы?
– Пара, – призналась кикимора.
Ее лицо было серьезно, и мне удалось рассмотреть две морщинки у крыльев носа. Больше ничего не выдавало возраст собеседницы. Разве что – глаза. Они смотрели настороженно, хоть губы и улыбались. Наверное, так могла бы выглядеть и Ванична, будь она моложе.
– Задавайте, – разрешила я, хотя мы обе понимали: это пустая формальность.
– Ты нездешняя. С языком у тебя проблемы. Наверняка и письменность не знаешь. Тем не менее устный счет на уровне и голова светлая, – быстро перечислила кикимора, не отрывая от меня взгляда. – Твоя одежда была странной и неприспособленной для прогулок. Поведение – ненормально для людей и не совсем типично для нас. – Я молча слушала. – Ты поступила в Академию. Сама и без нашей помощи. Разобралась, как морочить голову окружающим в соответствии с нашими традициями. О них тебе сестра рассказала?
– Упоминала кое-что.
Скрывать факт помощи Ваничны было глупо.
– Хорошо, – кивнула Коха. – Я не стану ходить вокруг да около и спрошу прямо: ты не наша, верно? Не из Кирстена, и тем более не из Болотных земель.
– Не ваша. Раньше была, – тихо призналась.
Всего несколько слов, а выдавить их стоило таких усилий, что я вспотела.
– Ты из них, из иномирцев, верно? – продолжала допытываться Коха. – Вания не знала об эксперименте, а я не могла не сопоставить. Время сходится, но… я видела остальных. Несмотря на предрасположенность, они не переняли черты расы при переходе. Но ты, – она указала на мои волосы, на лицо, глаза, – ты стала, как и мы. Никто так и не понял, кто ты. Даже демон, с которым ты пришла, уверен, что ты одна из нас.
– Это плохо?
– Это отлично. Люблю, когда мы опережаем этих глупых магов! – рассмеялась Коха. – Люблю с ними играть. И ты, судя по кое-каким моментам, тоже.
Я покраснела, словно Коха могла видеть, как я торгуюсь с Альтаром, как грызу бутерброды в беседке. Как катаюсь на люстре. Пусть и вынужденно, но это приносило мне радость. Пакостить в меру сил и возможностей, оставаясь зеленой и пушистой.
– Значит, я не ошиблась?
– Нет, вы правы, ваше…
– Мы не любим титулов, тем более – в семье.
– В семье?
– Вания признала тебя, и это ее право. Никто не станет оспаривать, что в нашем роду появилась новая достойная дочь. Более чем достойная, – подмигнула она, – которая не только обманула глупых магов, но еще и сама разобралась в ситуации. Я горжусь тобой, и Вания тоже. Если потребуется поддержка семьи – мы ее окажем.
– И не отдадите на опыты?
Меня передернуло от собственных слов.
– Мы – болотники! Мы своих не отдаем! Никому и никогда!
И пусть в ее словах было слишком много пафоса, я чувствовала, что он уместен. По ее голосу, по теплу в зеленых глазах, по тому насмешливо-доброму состоянию, что чувствовалось между моими будущими сокурсниками, по чумазым детям, которые радовались и смеялись, – по всему тому, что позволяет понять: ты здесь любим, несмотря ни на что.
Глава 6Перекусочная, или о пользе правильного питания
Мы долго бегали по лесу,
Искали чистые кусты,
Но эти гадкие пельмени
Везде оставили хвосты!
Никогда не просыпайте пары! Эту простую истину я уяснила в первый же день, когда, швырнув подушку в будильник, выключила его с первой попытки. Вита, которая должна была въехать только на следующий день, еще отсутствовала, и растолкать меня было просто некому.
Я сладко потягивалась в кроватке, досматривая энный сон про большую и чистую, а по коридору неслось стадо мамонтов. Жалобно скрипели половицы, и их стоны доносились до моего сонного сознания волнами колыбельной. И только отборный русский мат смог достучаться до грезившего наяву мозга кикиморы.
Кто-то ругался. Ругался так искренне и самозабвенно, что я поняла: дело нечисто. Потянувшись, с полуприкрытыми глазами (не хотелось выбираться из сладкого плена), поправив пижаму, я выглянула в коридор.
Посреди прохода, зацепившись шнурками за едва виднеющийся гвоздь, стоял простой русский парень в рубашке, застегнутой впопыхах, джинсах и кедах на босу ногу. Рядом с ним, опустившись на колени и разглядывая преступный объект, сидела девушка с рыжими непричесанными волосами.
На душе стало легче. Если моим вихрам оправдание было, чужим проколам пакостное сердечко болотницы радовалось, как собственным успехам.
Позевывая, я подошла к рыжей службе спасения и помогла отцепить застрявший шнурок от выскочки-гвоздя.
– Спасибо, – бросила девчонка, спешно поднимаясь. – Ник, побежали, а то на пары опоздаем.
– Опоздаем? – Сонный мозг подозрительно зашевелился. – А сколько сейчас?
– Без трех минут девять, – быстро сообщил парень, взглянув на часы. Наручные, как у нормальных людей.
Я не стала ругаться и проклинать свой долгий сон. Я бросилась одеваться. Хорошо еще, что природная лень заставила не убирать предыдущим вечером одежку и брюки с туникой висели на спинке кровати, готовые к подвигам на мое благо.
Другое приятное обстоятельство состояло в том, что после вчерашней вылазки, когда мы с другими болотниками изучали архитектуру Академки, я весьма сносно ориентировалась в переходах-коридорах-тупиках, чтобы не терять много времени на поиск нужной аудитории.
Как и положено в первый день учебы, первая лекция была общей и проходила в печально известной сто тринадцатой аудитории.
Скрипнув дверью и прикрываясь колонной, я проскочила к заседавшим на галерке болотникам. Джейс, тот, что с красной полоской, быстро подвинулся, уступая место с краю. Вита толкнула мне чистую тетрадь и заточенный карандаш. Перьями болотники принципиально не писали. Впрочем, они и на парах не писали, полагаясь на записи информационных кристаллов, которые таскали с собой под видом украшений. А для рисования удобнее использовать карандаши, нежели перья. Так что выбор очевиден.
– Я много пропустила?
– Препода зовут Ганс Ройтен, ему тридцать семь, не женат, болотников не любит, говорит, что больше двойки не поставит, – хмыкнул Трейс, брат Джейса, который любил потягивать себя за мочку уха.
– Невелика потеря, – шепотом откликнулась Вита, вырисовывая растительный орнамент на полях.
– На галерке, хотите встать на мое место? – окликнул нас преподаватель.
Я сделала вид, что увлеченно что-то пишу.
Да уж, издержки воспитания. Остальные болотники радостно закивали и поднялись, готовые идти к кафедре. Бедный препод сник.
– Соблюдайте тишину! – рявкнул он в ответ на начавшиеся волнения в аудитории. – Записываем: предметом исследования теории пространственных перемещений является…
Аудитория зашуршала перьями. Я с сожалением глянула на карандаш, припоминая, что местной грамоте еще не обучена, и начала проявлять солидарность. Орнамент на полях моей тетради мало походил на растительный рай, скорее – на ад флориста. Ну не дал бог изобразительного таланта, так что теперь – не рисовать вовсе?!
Я придерживалась диаметрально противоположного мнения, а потому усердно мазюкала на полях поникшие цветочки, изредка ради разнообразия разбавляя крестиками. Увы, дожив до своих семнадцати лет, лучше всего я умела рисовать гробы и кладбище. Так уж сложилось: плюсики обрастали палочками и сливались в самые настоящие крестики. А добавить пару черт, изображая деревянный… Да уж! Нет чтобы принцесс рисовать! Но эти благие девы получались у меня уж слишком блаженными и волоокими, с разными степенями косоглазия и кривизны ног.
Предвкушающее поскрипывание сидений могло выдавать две вещи: конец пары, что было бы слишком жирно для адептов, либо демонстрацию. Оторвавшись от вынужденного рисования, я взглянула на подиум с кафедрой.
Там, стоя на самом краю, преподаватель увлеченно речитативил. Первые ряды с упоением конспектировали его выпендреж, а задние сели поудобнее, ожидая шоу.
Вита выругалась и быстро захлопнула тетрадь, пряча свои художества от взглядов посторонних. Я решила, что лучше последовать примеру более опытной коллеги, и закрыла тетрадку, придавая лицу мечтательнейшее выражение. Джейс и Трейс извлекли из-под парты заготовки морского боя и принялись делать вид, что с упоением играют.
Высунувшаяся из-за их спин рука, по манжете рубашки которой легко узнавалась конечность преподавателя, рванула листки с заготовками и исчезла, как и появилась. Мы с ребятами переглянулись, ожидая продолжения.