Что-то не позволяло мне вспомнить. Силы… их просто не было. Перегорели, исчезли, трусливо сбежали, отлучились по делам? Кто бы ответил на этот вопрос.
А потом пришла ОНА. У нее были теплые руки и добрый голос. И рядом с ней хотелось быть. Я потеряла счет времени, но мне начало становиться лучше. И пятна перед глазами стали приобретать смысл, а звуки превратились в слова. А вот запах… Этот мерзкий запах наконец ушел.
Я все же проснулась.
Видеть над головой белый потолок – добрый знак. Хотя как на это посмотреть. С одной стороны, он предвещал скучное лежание в постели и дюжину лекарств, с другой – он предвещал. И этого было достаточно. Того, что жизнь продолжается, что еще можно куда-то идти, чего-то ждать, и даже лежать скучающе в этой жаркой белой кровати, из которой уже через считаные секунды хочется сбежать.
Я с удовольствием выползла из-под одеяла и огляделась. Так и есть. Пять кроватей, шестая – моя. Чуть вдалеке прикорнула на стуле целительница. Выглядела она не очень, и мне стало совестно, что, видимо, из-за меня ей не дали нормально отдохнуть. Больше в палате никого не было, и мое пробуждение осталось незамеченным. Неужели мне показалось, что кто-то приходил меня проведать?
Кровать не скрипнула, когда я с нее сползала, голыми пятками коснувшись пола. Холодный. Тапочек не нашла, и пришлось согреваться скоростью. Быстрыми перебежками достигла окна, глянула на улицу и с облегчением выдохнула: до зимы еще не дошло. Все те же зеленые листья качаются на ветру.
Часов в палате не было. И это обстоятельство меня расстроило. Нет, я понимаю, что пациентам не обязательно знать, сколько минут осталось до конца лечебного заключения, но могли повесить хоть для медсестер? Или целительницы и так время знают? Полезное, видать, умение. И тайное. Нам на бытовых чарах еще не рассказывали, хотя про чистку зубов и завязывание шнурков еще в первый раз сообщили.
Скрипнул стул, напоминая о необходимости быть расторопней, если хочу пронести собственную тушку контрабандой в общагу. Судя по увиденному во дворе, сейчас идет первая лекция. Серое небо не благоволило утренним прогулкам, и вероятность встретить праздношатающихся стремилась к нулю.
«Это шанс!» – решила я и коснулась ручки двери.
Далее следовал сплошной шпионский фильм. Разве что холодно было по-настоящему, и слабость накатывала. Но мы же не сдаемся! Мы добежали до общаги и заползли под родное одеяло.
«Вот теперь можно и отдохнуть», – подумалось мне.
Зря поспешила с выводами. Ой, зря.
Меня упрямо трепали за плечо.
– Данька, Данечка…
– А? – сонно отозвалась я.
– Ты как? – с тревогой спросили у меня.
Вита? Да, голос был определенно ее, только не такой командный, как обычно.
– Хорошо, – буркнула я. – Только спать хочу.
– Хорошо. Спи, – разрешила кикимора. Я слышала, как она крадется к двери и уже там, за дверью, кому-то говорит: – Данька спит, не будите. Все хорошо с ней.
Не знаю, кому Вита говорила, но терпением они не отличались. Дверь с легким щелчком открылась, и кто-то зашел. Их было несколько. Тихо прошли к кровати, чья-то рука коснулась моего лба. Я из вредности открыла глаза, показывая, что они меня злостно разбудили. И улыбнулась. Ванична.
С уставшей, но теплой улыбкой, ставшей мне родной за время, проведенное на болоте, она смотрела на меня. И я видела, как она с облегчением выдыхает, как разглаживаются морщинки на лбу, как успокаивается ее лицо.
– Мама…
Ванична провела ладонью по моему лицу, откинула челку и наклонилась, чтобы поцеловать в лоб, заодно проверяя температуру. За ее спиной – я видела их краем глаза, хотя и следила больше за старшей кикиморой – маячил ректор, степенно стояла Коха, и совсем вдалеке, у самой двери, подпирал стенку Альтар.
– Все хорошо, – тихо уверила она.
– А почему вас здесь так много? – полюбопытствовала я, теперь уже глядя на каждого персонально.
Ректор отвел взгляд. Коха усмехнулась, с прищуром следя за реакцией Бродседа. Я внезапно почувствовала себя как на сцене, словно мы даем спектакль «Семейная драма» и застыли на очередном акте, дожидаясь, пока установят правильный свет.
– Мы волновались, – ответила за всех Ванична. – Ты заболела. Только пошла на поправку – и вдруг исчезаешь из лазарета.
– Там светло и грустно, – попыталась оправдаться я. Коха совсем уж не по-королевски хихикнула, а ректор нахмурился неодобрительно.
– Мы так и поняли, – заверила меня, наверное, все же мама. Ведь в этом мире так, по сути, и было.
– Понятливые.
Я как-то изрядно поглупела, находясь рядом с ней. Видимо, так и происходит с детьми, когда они до маминой юбки дорываются, спасаясь от страшного окружающего мира. А рядом с мамой всегда хорошо и безопасно. Мама – она такая, она самая лучшая и надежная.
– Хм, магистры, – Коха обвела ироничным взглядом обоих гостей, – похоже, вы мешаете воссоединению семьи. Вам не кажется…
Договаривать она не стала, но все и так поняли, что их попросили на выход. И если Альтар вышел спокойно, то Бродсед упрямился и норовил задержаться в дверях. И чего ему так любопытно? Кикимор в такой концентрации не видел?
Наконец комната была очищена от инородных элементов противоположного пола, и Коха присела на кровать Виты. Ванична с моего полного согласия и одобрения села рядом со мной.
– Ругать будете? – жалобно спросила я. – Я не специально.
– Специально бы и не получилось, – усмехнулась ее величество. – Такое только спонтанно.
– Вот!
– Но нужно учиться себя контролировать. Нельзя полагаться на счастливую случайность!
– Простите, – покаялась я, хотя основная мысль от меня ускользала.
– Коха, девочка не совсем тебя понимает, – заметила Ванична и пояснила: – Пытаясь повлиять на растения, ты потратила слишком много сил.
– Я не пыталась…
– Ты просто разозлилась, – тихо продолжила за меня кикимора. – И у тебя получилось то, что получилось. Но ты могла израсходовать все, и тогда бы из Академии пришлось бы уйти. Без дара здесь обучаться нельзя.
Я со страхом уставилась на собственные пальцы, пытаясь вызвать огонек. Поддался. Пламя заплясало на ноготке и перекинулось на другие. С облегчением выдохнула и показала обеим кикиморам свое достижение.
Те странно переглянулись. Коха поднялась и вышла из комнаты, оставляя нас наедине.
– Данька.
Я напряглась. Обращение по имени ничего хорошего не сулило. Это я еще в своем мире выучила.
Ванична продолжила:
– Постарайся быть осторожнее. Мы не хотим, чтобы с тобой что-то случилось.
– Я…
Что сказать? Обещать исправиться? Но что именно исправлять? Обещать быть осторожней? Но я не знаю этот мир так, как знают его остальные. Не выходить за пределы школы? Как оказалось, чтобы влипнуть, и выходить не пришлось.
– Ты справишься.
Меня снова поцеловали в лоб. Теперь уже успокаивающе.
– Ты вернешься домой?
Мне не хотелось, чтобы она уходила, но я понимала, что у кикиморы могут быть другие дела.
– Я обязательно приду на ваше выступление, – уклончиво ответила болотница.
– Буду ждать, – искренне пообещала я, проваливаясь в сон.
– А она точно в порядке?..
«Нет, не точно!» – хотелось заорать мне, когда в очередной раз дверь в комнату открылась и в проеме показалась голова Трейса.
Виту, которая осталась со мной после ухода Ваничны, уже порядком раздражал этот вопрос.
– Была, пока вы не пришли и не разбудили! – все с тем же терпением, что и обычно, но ныне требовавшим куда больших волевых затрат, ответила она.
– Отлично, – ничуть не расстроился болотник и махнул кому-то позади себя.
Я видела! Мне интересно стало!
Звякнуло стекло, стукнулась открытая нараспашку дверь, взвыл Джейс, на ногу которого опустилась одна из ножек стола, пискнула Кира, принявшись ловить уезжавшую посуду. Болотники пришли отмечать мое возвращение из забытья.
Судя по потрепанности столешницы, стол они вынесли из аудитории. На особенно древних ножках виднелись нацарапанные надписи популярного толка, как то: «Тараса – дура», «Жизнь за Нерзула» или «Пятерка или смерть, подлый трус!» Кое-где надписи двоились, перекликались, размножались… жили собственной жизнью, вплетаясь в историю Академии. Интересно, кто-нибудь их собирал когда-нибудь? Здесь даже стихи попадались!
– Данька, ты опять куда-то уплываешь? – потряс меня за плечо Трейс.
– А? Прости, отвлеклась.
– Оно и видно, что отвлеклась! Нет чтобы наши старания оценить!
И он надулся, как мышка на крупу. Манную.
Я оценила: глянула на уставленный кушаньями стол и пожалела, что пятое измерение неприменимо к человеческому организму. Еды зеленая братия принесла едва ли не на дюжину проглотов.
Вита цокнула языком, про себя, верно, пересчитывая количество блюд, и кивнула Джейсу, словно принимала накладную на товар. Дескать, все в порядке. Болотник, совсем уж для сходства, облегченно выдохнул.
Подтянув ноги и обняв коленки, я освободила две трети кровати, чтобы гостям было куда сесть. Вита поделилась местом на собственном ложе.
Народ разместился и как-то притих. Никто не смотрел друг на друга, все чего-то ждали, как будто совестно было начинать трапезу, не дождавшись этого кого-то или чего-то.
Наконец Кира не выдержала:
– Данька, прости, что мы тебя так подвели! Мы не знали, иначе бы обязательно с тобой пошли! А мы… Но ведь кто знал, что так выйдет!
– Кир, все в порядке.
Я совсем растерялась, не понимая, чем вызвано такое раскаяние. В том, что я так облажалась, винила только себя. Или болотники считают, что должны за мной везде следовать и каждый грамм еды проверять, вдруг подавлюсь? Последнее я не удержалась и высказала.
Зелененькие заулыбались и чуточку приободрились.
– Мы обещаем, что будем внимательнее, – наконец завершила свое выступление Кира.
Она перевела дыхание и быстро глянула на Джейса с Витой, будто спрашивая, справилась ли. Те благосклонно кивнули.