о возникала мысль, что всё это – звенья одной цепи неизбежных событий, в которые он не может вмешаться, но не может и вырваться. Его жизненная линия уже заранее кем-то определена! В такие минуты возникали мысли о собственной исключительности. Всё это ради единственной, выдающейся цели. Ещё никому не известной, но уготованной только ему.
«Аргентина!» – вздохнул Клим. Государство на другой стороне планеты, так далеко от места, в которое он рвался всеми силами, и мечтал, что когда-нибудь опять пройдёт по Невскому проспекту. Что он о ней знает? Аргентина – производное от латинского «аргентум» – Серебряная земля, такое имя ей дали испанские конкистадоры. Бескрайние, обширные пампасы, непроходимые болота, да джунгли, кишащие крокодилами и многометровыми гадами. Народ, потерявший собственный язык и принявший язык чужаков – испанский. Пожалуй, и всё. Ах, да! Ещё где-то там, в Патагонии, пропал мифический капитан Грант Жюля Верна. А ещё Аргентина – очередное звено в цепи обязательных событий. Смирись и следуй. Доверься несущему тебя течению. Всё так бы и было, если бы не одна настораживающая деталь. Уж очень не нравилось Климу, что слишком сильно радовались окружающие его немцы при одном лишь упоминании далёкой южноамериканской страны. А с таким подходом ещё долго ему не видать Невского проспекта. Возможно, этот путь и ведёт к неизвестной уготованной ему миссии, но только не к возвращению домой.
– Машинам стоп, а вы, отродье волосатое, хватит нежиться! Отрывайте задницы от палубы, вставайте и слушайте! Хартманн, возьми автомат, на случай, если появятся акулы.
С мостика неожиданно разнёсся делано суровый голос командира, и все удивлённо подняли головы.
– С прискорбием признаю, что среди нас есть вредная категория людей, которая ещё никогда не пересекала экватор! Салаги, не видевшие жизни! Мягкотелые моллюски, знающие о море лишь по картинкам! Ну ничего – пришло время сделать из вас матёрых заднеракушечников! Всем построиться на палубе для встречи царя морей!
– У-гу-гу! – в ту же секунду загудело в рубке, словно там давно извелись ожиданием. – Иду, иду!
Дальше из люка показался трезубец, сделанный из багра с прикрученными проволокой зубьями, следом вылез сам Нептун в картонной короне и мантии из промасленного брезента на голое тело. Из-под бороды из пакли и подобающей хозяину морей гривы угадывался боцман Рикен. Он с трудом протиснулся в люк, путаясь в свисающих лентах, но стойко играл свою роль.
– Кто посмел потревожить мою мокрую душу?! Назовись!
Вскочившие на ноги матросы, раскрыв рты, глядели, как их грозный командир, смиренно приложив к панаме руку, делает доклад Нептуну, словно из лодки вылез сам гросс-адмирал Дёниц.
– Это я тебя потревожил, владыка морей – командир Хильмар Зимон. Прошу, не гневись и пропусти сквозь свои владения и линию экватора мою субмарину U-396. Пошли и дальше моему экипажу попутный ветер, тихую волну и твоё благословение.
– А есть среди твоих матросов те, кто делают это впервые? – Нептун грозно указал трезубцем на улыбающийся внизу строй.
– Есть, – признался Зимон. – И не один.
– Эй, свита! – закричал в люк Нептун. – Все ко мне! Здесь будет, чем вам поживиться!
После этих слов из рубки выбрались два чёрта в трусах с пришитыми сзади хвостами, рогами из скрученных и смазанных ваксой волос и с изрисованными краской телами, брадобрей с топором, доктор с мешком пилюль и ещё одно непонятное существо, задрапированное тканью, и с болтающимся между ног плавником, на который существо постоянно наступало и норовило упасть. Споря и перекрикивая друг друга, экипаж пришёл к мнению, что это всё-таки русалка. А дальше вся эта свора нечисти, визжа и улюлюкая, слетела кубарем на палубу и начала бегать вдоль строя, выдёргивая на центр ещё не обкатанные жертвы. Клима вытолкнули на хохотавшего Вилли, затем, словно рабу, накинули на шею канат. Постепенно в этой связке набралось не меньше двух десятков человек. В воздухе витала атмосфера праздничного карнавала. Во взрывах хохота терялись грозные приказы Нептуна.
– Всех на экзекуцию! Для воспитания крепости духа доктору приготовить снадобье!
А его дьявольские помощники уже прокладывали полосу испытаний. Первым этапом была труба из брезента, внутри густо смазанная блестящей чёрной смазкой, из которой жертва по замыслу должна была выскальзывать не хуже торпеды. Дальше жертву ждал брадобрей, приготовив топор и плаху. Замыкали полосу препятствий доктор с русалкой. Наблюдавший сверху за приготовлениями Зимон не мог сдержаться от смеха.
– Тадао, а вам приходилось пересекать экватор? – спросил он, глядя на чертей, готовившихся зарядить в импровизированный торпедный аппарат абсолютно голого электрика Ломана.
– И не раз. Учитывая географическое положение Японии, для нас это не такое уж и экстраординарное событие.
– Жаль.
Неожиданно Зимон заметил первого помощника, который пытался вытащить из натянувшейся связки рабов запутавшегося в канате Клима. Решив, что тот хочет добавить экспромта в общее весёлое представление, он выкрикнул, сложив ладони рупором:
– Бауэр, вмешиваться в дела нечистой силы опасно, оставьте русского на попечение чертей!
– Герр командир! – отозвался первый помощник. – Ему здесь не место!
– Что? – не понял Зимон. – Почему?!
– Он не наш. В этом строю ему делать нечего. Вернись мы в Германию, его бы ждало гестапо, а потом лагерь военнопленных!
Веселье вдруг стихло, и все разом обернулись в сторону первого помощника.
– Ах, вот в чём дело? – потемнел лицом Зимон. – Бауэр, вернись мы сейчас в Германию, он был бы единственный, кто не оказался бы в лагере. Оставьте в покое русского и не портите праздник. Нептуну виднее, что с ним делать, – попытался он спасти положение, сведя всё в шутку, – не нам ему указывать!
Однако в воздухе уже повисло тяжёлое молчание, грозившее испортить праздник и превратить всё в неудачную попытку весёлого представления.
– Дьявол! – не сдержался Зимон, зло процедив сквозь зубы. – Обер-лейтенант, ко мне!
Дождавшись, когда Бауэр встанет по стойке «смирно» рядом с рубкой, Зимон дал волю чувствам.
– Что же ты за человек такой?! – нависая над первым помощником, он тяжело двигал скулами, всем своим видом демонстрируя, что лишь расстояние не даёт ему от души засветить обер-лейтенанту в физиономию. – Вон с глаз моих! Немедленно спуститесь в центральный пост и не покидайте его, пока я не дам на то разрешение.
Молча выждав, когда Бауэр исполнит приказание и с видом оскорблённого достоинства спустится в рубку, Зимон, скрипя зубами, признался Мацуде.
– Иногда мне хочется посадить его на цепь, пока мы не достигнем берега. А потом отпустить где-нибудь подальше от людей, в непроходимых дебрях. Чтобы никогда не нашёл дорогу обратно. Эй, а что такая тишина? Кем мы стреляем первым?
Кажется, праздник удалось спасти. Нептун вдруг грохнул трезубцем о палубу и заревел на чертей, дав ближнему босой ногой ободряющего пинка:
– Чего стали?! Первый пошёл!
А дальше началось! Ломана под разом грохнувший хохот засунули головой вперёд в масляную трубу, из которой он выскользнул уже покрытый жирной блестящей плёнкой. После этого его уложили на плаху, сколоченную из снарядных ящиков, и брадобрей наточенным как нож топором отрубил ему клок бороды. Обычно в обязанности брадобрея входило бритьё топором наголо, но, учитывая большое число новобранцев, решили поберечь время и ограничиться малым. Затем жертва попала в руки русалки и доктора. Русалка крепко вцепилась в челюсть дёргающемуся Ломану, не давая закрыть рот, а доктор вливал гремучую смесь из перца, соли, добытого из патронов пороха – и всё это сдобренное изрядной порцией машинного масла. Убедившись, что «лекарство» пролилось в горло, жертву сбросили в воду. Ломан поплыл вдоль борта в корму, где его уже поджидал Нептун. Взобравшись по свисавшей сети, электрик первый принял поздравление и гордое звание – «заднеракушечника». В доказательство развеселившийся боцман дал ему пяткой под зад хорошего пинка и заверил, что почувствовал у Ломана на пятой точке ракушки опытного моряка. А в воде уже барахтались, ожидая своей очереди, и остальные. Плавал среди них и Клим. И несмотря ни на что, был уверен, что этот день он запомнит на всю жизнь.
– Эй, русский! – выкрикнул, разглядев его средь плывущей толпы, командир. – Что бы ты там ни думал, но у нас в экипаже не такие уж отъявленные засранцы! Видал я и похуже. Ты мог бы давно кормить рыб, но вместо этого скачешь не хуже чертей. Лодка – наш дом! И если ты вложил в стену дома кирпич, то никого не слушай и смело становись к Нептуну за заслуженным пинком.
Ещё не закончив говорить, Зимон почувствовал, как за спиной заволновался сигнальщик. Тот не решался прервать праздник и нервно пританцовывал, стараясь незаметно привлечь внимание командира.
– Что? – обернулся Зимон.
Сигнальщик молча протянул бинокль и ребром ладони указал строго по курсу. Цейссовская оптика приблизила горизонт, а вместе с ним крохотную точку, соринку в море. Зимон долго её разглядывал, регулируя резкость, затем ободряюще похлопал сигнальщика по плечу – в этой обстановке весёлого бардака он не забыл о своих обязанностях. Там, вдали, поднимался дым. Пока ещё невидимый корабль приближался, выбрасывая в небо гигантский чёрный столб. Зимон с тоской взглянул на весело барахтающуюся в воде толпу, и призывно похлопал в ладоши.
– Всё, доходяги, конец! Все на борт! Нептун послал нам навстречу ещё каких-то чертей!
– Транспорт? – неуверенно произнёс Мацуда, взяв у сигнальщика бинокль. – Если так, то довольно крупный.
К их удивлению, густо дымивший, похожий на утюг корабль оказался боевым крейсером. Он пёр точно на лодку, и Зимону пришлось срочно уйти под воду и сделать резкий манёвр, чтобы убраться с его пути. Разглядывая в перископ остро очерченные углы и тяжёлые бронеплиты вдоль бортов, он пришёл к выводу, что корабль довольно старой постройки. Скорее всего, он был заложен в конце прошлого столетия или на рубеже веков. Крейсер шёл без подобающего сопровождения, не утруждаясь противолодочным манёвром, и с горящими ходовыми огнями. Его командир считал себя в полной безопасности. Когда до корабля осталась пара миль, Зимон разглядел зелёный бразильский флаг.