Пожилой джентльмен. Живописный уголок этот Дартмит.
Mэтт. Мне больше нравится Ту-Бриджес. (Начинает укладывать удочки, насвистывая "Будьте так любезны, леди".)
Пожилой джентльмен. А! На какую наживку брали?
Mэтт. Да просто на блесну.
Пожилой джентльмен. Давно уж я не рыбачил. (Видя, что Мзтт провел рукой по лбу под шляпой.) Что? Вам нехорошо?
Mэтт. Да... Боюсь, табак слишком крепкий. Превосходная сигара, я курил с наслаждением, но я вышел без завтрака, а знаете, на пустой желудок... (С огорчением смотрит на недокуренную сигару и бросает ее.)
Пожилой джентльмен. Ах, да, да, бывает. Со мной вот тоже так было - на банкете Королевской Академии - и как раз перед тем, как мне говорить речь. (Снова бросает на Мэтта боковой птичий взгляд.) Я всегда думал, что отсутствие табака - это одно из самых больших лишений в тюрьме. Вы, вероятно, сами это испытали в... в Германии?
Mэтт (тяжело дыша и заканчивая укладку удочек). Ну... Табачок у нас иногда бывал.
Пожилой джентльмен. И пустые желудки тоже?
Mэтт. Да.
Пожилой джентльмен. Мы должны быть вечно благодарны тем, кто это перенес. (Протягивает ему портсигар.) Может быть, еще попробуете - после чаю? Знаете, такой солидный чай, как здесь подают, - со сливками, с джемом?
Mэтт. Ну что ж, очень вам благодарен, сэр. В следующий раз, может быть, осилю.
Мэтт кончил укладку и жаждет поскорее уйти, так как ему становится все более не по себе с этим пожилым джентльменом. Берет корзинку, складывает в нее
рыбу.
Пожилой джентльмен. Да, так-то вот. (Встает.) И мне пора. Очень рад был с вами познакомиться. Получил огромное удовольствие. В моем возрасте не часто выпадает случай испытать совершенно новые ощущения.
Мэтт (в замешательстве). Помилуй бог, сэр! Неужели это я вам их доставил?
Пожилой джентльмен. А как же! Мне ведь никогда еще не доводилось беседовать с заключенным, бежавшим из... из Германии.
Mэтт. До свидания, сэр.
Пожилой джентльмен. До свидания, капитан Деннант. (Мэтт отшатывается.) Надеюсь, ваше маленькое путешествие закончится благополучно, тем более, что свидетелей нашей беседы, кажется, не было.
Мэтт (смотрит на него во все глаза). Простите, сэр, но не скажете ли вы мне, что навело вас на эту мысль?
Пожилой джентльмен. Охотно. Во-первых, то, как вы смотрели на ваших форелек, - этаким, знаете, волчьим взглядом. А потом - извините - ваши ноги.
Мэтт (отворачивает полу макинтоша и разглядывает свои ноги). Да-а. А я-то надеялся, что вы сочтете меня одним из законодателей моды.
Пожилой джентльмен. И еще - ваше явное сочувствие самому себе.
Мэтт. Тюремная привычка, сэр. Сочувствовать другим там не дозволено из страха вредных влияний. Пока я не попал за решетку, не помню, чтобы я когда-нибудь жалел себя. A теперь вряд ли буду способен жалеть кого-нибудь другого.
Пожилой джентльмен. Это, я думаю, вполне естественно. Но так или иначе, а наша встреча была для меня весьма поучительна, потому что теперь я по крайней мере знаю, как мне следует поступить в подобном случае.
Мэтт (насторожился). И как же именно - если это не слишком нескромный вопрос?
Пожилой джентльмен. А видите, капитан Деннант, на этот раз - только на один этот раз - посмотреть сквозь пальцы. Счастливого вам пути!
Мэтт. Счастливо оставаться, сэр. Это... это так благородно с вашей стороны. На минуту я почувствовал себя человеком.
Пожилой джентльмен. Знаете, и я тоже. Какое-то такое... родственное чувство. Первородный грех, вероятно. Прощайте!
Уходит, поглядывая на дымок от своей сигары и тихонько улыбаясь. Мэтт
смотрит ему вслед, растроганный его добротой.
Занавес падает.
ЭПИЗОД ПЯТЫЙ
Прошел час. На пригорке среди вересковых зарослей. Двое мужчин и две женщины, приехавшие в стоящем поодаль "Форде", сидят на траве и закусывают. Один из мужчин, лет пятидесяти, в синем костюме, смахивает на моряка торгового флота; возле него на траве концертино. Другой, лет на пять старше, похож на лавочника. Одна из женщин - его жена, добродушная толстуха сорока лет. Другая - сестра лавочника, сухопарая старая дева. Все принаряжены для
праздника. Едят с жадностью.
Жена. Капитан, вы же прямо пророк! До чего было паршиво, когда мы выезжали из Ашбертона, а сейчас какая погодка - прелесть! (Ест.)
Капитан. Старому моряку - да не разобраться с "погодой - этого, сударыня, не бывает. (Пьет.)
Жена. Я утром Пинкему так и сказала: "Верь, - говорю, - капитану", правда, папочка? (Лукаво.) Я-то, положим, и сама знала, - мозоли у меня нисколечко не болели.
Сестра. Это неприлично, Фанни,
Жена. Ну вот еще! У кого нет мозолей, скажи, пожалуйста? Скушай еще розанчик, Долли, и не расстраивайся. Не налегай ты так на крем, папочка, - и то уж глаза у тебя, смотри, какие желтые.
Лавочник. Когда я только приехал в Девоншир, я мог полфунта крема за один раз усидеть.
Жена. Да, и на всю жизнь испортил себе характер.
Лавочник. Долли, разве у меня плохой характер?
Сестра. Так себе, Джемс.
Лавочник. А по-вашему, капитан?
Капитан. Для жены, может, и плохой. А вне лона семьи вы сущий херувим.
Жена. Ах, капитан, почему вы так ненавидите женщин?
Капитан. Прирожденный холостяк, сударыня.
Жена. С женой в каждом порту, а?
Сестра. Фанни! Право же, это неприлично. И так старомодно!
Капитан. Вы тоже так считаете, сударыня?
Жена. Вы уж не расстраивайте Долли, капитан. Ой! Жук! Вон у меня на юбке! Непонятный какой-то: я таких никогда не видела.
Капитан. Ну так убейте его.
Жена. Почему?
Капитан. Всегда надо убивать, что непонятное.
Жена (сбрасывает жука с юбки). Да это просто
божья коровка - бедняжечка! Сыграйте нам, капитан.
Капитан извлекает протяжный вопль из своего концертино.
Ой! Кто это?
Mэтт, в макинтоше, с корзинкой и удочкой, подошел слева и, остановившись, приподнимает шляпу.
Mэтт. Здравствуйте! Простите, не можете ли вы мне указать, как пройти в Бови?
Лавочник. В Бови! Далеконько же вам идти, сэр, - миль двенадцать, когда не больше.
Mэтт. Да что вы! Неужели?
Лавочник. Сперва вниз через Понсуорси на Уайдкомб, потом опять вверх, потом налево, а там еще спросите.
Mэтт. Понимаю. А будет там кого спросить?
Лавочник. Навряд ли.
Капитан. Много наловили, сэр?
Mэтт (открывает корзинку). Восемь. Не очень крупных.
Жена. Ах! Славненькие какие! А уж вкусные!
Mэтт. Разрешите вам предложить?
Жена (жеманясь). Ах, что вы, мне совестно, - такая любезность!
Капитан. Не отказывайтесь, миссис Пинкем. Здешние форели, да после хорошей прогулки, - пальчики оближешь!
Сестра (свысока). Слишком, я бы сказала, любезно со стороны незнакомого.
Жена (вдруг решившись). Ну и что ж такого, если от чистого сердца. Дай-ка мне "Дэйли Мейл", папочка, я их заверну. И большое вам спасибо. Премного обязана.
Mэтт. Вот и прекрасно. (Передает ей рыбу.) Погода как разгулялась! Вы издалека?
Лавочник. Из Ашбертона - десять миль.
Mэтт. Что у вас там слышно о бежавшем заключенном?
Лавочник. А что такое? Я уж два дня газет не читал.
Жена. Неужто еще один сбежал? Страсти какие!..
Mэтт. Позавчера ночью. Скрылся в тумане.
Сестра. Я прямо вся дрожу, как подумаю, что ктото из этих ужасных людей разгуливает на свободе. Спать нельзя спокойно!
Капитан. Да вы не волнуйтесь так уж очень, дамочка. Долго ли ему еще гулять-то!
Жена (просматривая газету). Смотри-ка! Это, оказывается, тот самый, что убил бедного сыщика в Хайдпарке! Вот негодяй! Тут написано, что его уже два раза чуть не поймали.
Мэтт все время внимательно смотрит на них, но еще внимательней посматривает на булку и старается занять такое положение, чтобы удобней было ее
присвоить.
Лавочник. Все должны помогать, чтобы его скорей поймали. Это же форменный разбойник. И зря ему на суде мирволили. Я этой девке ни в одном слове не верил.
Сестра. Еще бы поверить!
Лавочник. И ему самому тоже. Чего они туда ночью забрались? Ясно, не за хорошим делом! В лондонских парках, говорят, черт-те что творится.
Капитан. Н-да, это вам не воскресная школа.
Жена. Фи, капитан!
Сестра (едко). А ведь были такие, что ему сочувствовали. Надо же!
Мэтт. Между прочим, и я в том числе, если это не покажется вам слишком эксцентричным.
Лавочник. Вы? Это почему же?
Мэтт. Мне кажется, ему просто не повезло.
Лавочник. Ну да, есть такие добренькие - всегда против смертного приговора. Дрянь какую-нибудь, которая мужа укокошила, и то нельзя спокойно повесить: сейчас крик поднимут. Взять хоть бы этот процесс - вот, недавно, такую петицию состряпали, в два фута длиной.
Капитан. А, да. Тот парнишка был стюардом на пароходе. А вот про это в Хайд-парке - я что-то не помню.
Жена. Ну как же! Сыщик арестовал одну из этих девиц, с которой тот сидел, - джентльмен еще, заметьте! - ну, он и трахнул беднягу по голове, череп ему проломил, тот и помер.
Капитан. Так почему ж его не вздернули?
Mэтт. Присяжные решили, что это была простая драка, а не сопротивление при аресте. Кроме того, сыщик, падая, ударился головой о решетку на Роттен-Роу, и врачи определили, что смерть последовала от сотрясения мозга.
Лавочник. Ну, это еще не причина, чтобы давать ему потачку. Он же его ударил, верно? Кабы не ударил, тот бы не упал.
Мэтт. Безусловно! Блестящая логика. Но если бы тот его не схватил, он бы его не ударил.
Лавочник. Все равно. Я бы его повесил.
Жена. Не будь таким кровожадным, папочка!
Лавочник. Повесил бы! Бить полицейского за то, что он исполняет свой долг! Да еще сидеть с женщиной в парке! Он из господ был, вот почему дешево отделался!
Мэтт. А вы не думаете, что это предрассудок?
Лавочник злобно смотрит на него, но, решив, что Мэтт тоже джентльмен и не