— Хмм, в Пруссию, естественно, вы уже не доберетесь, в Гамбург ехать страшно, потому что город все время бомбардируют. Я выпишу вам приказ на выезд в Дрезден, туда, по крайней мере, никакие бомбардировщики не достанут.
— Благодарю, герр…
— Это он первым ворвался в дверь, — перебил его Шильке.
Титц лишь изумленно качал головой.
— Невероятно, насколько способен посвятить себя обычный солдат. И насколько он способен быть эффективным, — решил добить кого-то из присутствующих зале полковник, — в особенности же, по сравнению, к примеру, с профессионалами, располагающими пеленгаторами и специальным взводом. Хмм, действительно странно, meine Herren?
Он подошел к столу и положил руку на радиостанции.
— Господи Боже… Шифры, заметки радиооператора, документы, материалы…
— Если бы…
Но на сей раз полковник не дал Шильке закончить.
— Если бы у вас было хоть какое-нибудь подкрепление, сейчас у нас имелся бы живой радист и кто-нибудь еще. — Он коснулся ТТ и нагана. — Вражеское оружие, — буркнул он. — Можете сохранить его себе на память. А теперь… — снизил он голос, — расскажите, пожалуйста, как все было. Только, умоляю, без описания вычислений, я совершенно их не понимаю.
— Я выявил ошибку…
— Прошу вас, без вычислений.
— Так точно! Но по карте я мог выявить лишь район передачи, а не конкретную цель.
— У них имелась своя система дислокации? — спросил Титц.
— Да, герр полковник. Только ведь это всего лишь систем, а не путеводитель по городу. У них не было доступа во все помещения. Там, в поле, я мог только угадывать.
— И что вы сделали?
— Собственно… да ничего. Случай, но к счастью то было на Охлауэр Штадтграбен, с одной стороны ров, а с другой — стена замечательных жилых домов и вилл. Это весьма ограничивало число возможностей. Правда, с голыми руками… — Шильке снизил голос чуть ли не до шепота.
— Я вас понимаю.
— Это заслуга Хайни. Я его попросту спросил, где бы он поместил радиостанцию на вражеской территории. Он и показал.
Полковник глянул на тянущегося по стойке «смирно» парнишку.
— Так оно и было?
Повар с телефонисткой подтвердили, кивая головами.
— Мы забежали в средину дома, — продолжал Шильке. — А там, сплошная галиматья, я только знал, что квартира должна находиться где-то выше по причине антенны. И опять именно Хайни указал мне квартиру, которое я и сам бы выбрал. Там вместо одного имелось три пути для отступления.
Повар с телефонисткой снова кивнули. Сам же Хайни стоял словно железный памятник германскому богу, вот только щеки горели румянцем от гордости.
— Ну, ну… — Титц подошел к парню. — Так же это получается, meine Herren, что вестовой может найти советскую радиостанцию? — Он пропустил повисшие в воздухе слова: «А вы — нет».
Молчание невыносимо затягивалось.
— Ну что же, — полковник глянул на Шильке. — Доставьте все это, куда следует. Через час доложитесь у меня. Всем остальным — спасибо. А ты, — указал он пальцем на Хайгеля, — иди со мной.
Шильке не мог сдержаться и набрал номер Риты. Та прекрасно знала, о чем идет речь. Ей пришлось сидеть, словно на шпильках. После обмена любезностями в пользу возможных подслушивающих телефонисток, девушка спросила дрожащим голосом:
— Так что там у нас по самому главному вопросу?
Шильке не мог не подпустить шпильку:
— Ватерлоо!
— О, господи Иисусе!
Дитер переждал лишь мгновение. Ему не хотелось, чтобы у девушки случился сердечный приступ.
— А с тобой разговаривает герцог Веллингтон.
Рита захлебнулась восторгом, лишь через какое-то время она пришла в себя и начала смеяться.
— Нехорошо относиться так к немецким женщинам, герцог.
— Они в достаточной степени устойчивы.
— А что с тем недоростком?
— Направляется на Святую Елену, миледи.
Лучшего дня он не мог ей предложить. Только день днем, а он надеялся на вечер, который был делу венец.
— Ты гениален!
Шильке и не собирался особо возражать. Он представил Риту в обтягивающей юбке и тоненьком жакете, подчеркивающем женственные формы. Тут же он вытер платком мокрый от пота лоб, потому что в воображении увидел Риту без юбки и без жакета.
— А как там твоя касса на вокзале? — спросила девушка.
— Наконец-то в ней появились билеты.
В трубке раздался ее смех.
— Встретимся?
Именно этого он и ожидал. Только и исключительно этого вопроса. Лейтенант глянул в висящее на стене зеркало. «Гудериан, ты ничтожество по сравнению со мной»! Сладкая победа на женско-мужском фронте.
— Мне бы ужасно этого хотелось, но…
— Но? — прозвучал изумленный вопрос с другой стороны линии.
— Мне очень жаль, только на сегодня я уже договорен с фройляйн Ритой Менцель.
Ее смех был просто прелестен. Боже, как же прекрасно воевать, сидя в башне мчащегося танка, который несется прямиком на последний бункер обороны противника. А он ведь коварно приготовил орудие самого крупного калибра. Приготовил, зарядил, нацелил и сейчас лишь держал палец на спуске.
— И где мы встретимся? — игриво спросила Рита.
Точный выстрел.
— Я люблю тебя, — коротко бросил он и положил трубку.
Он должен был попасть в цель, ведь он был снайпером. Дитер представлял себе те сотни противоречивых чувств и мыслей с другой стороны, которые метали женщиной, все еще стоящей с телефонной трубкой в руке. Ее изумление, ее любопытство, все ее противоречивые, бабские инстинкты. Но у него сложилось впечатление, что в этом бою он был хорошим артиллеристом. Он всегда стрелял неожиданно и, как правило, прямо в цель.
Кабинет Титца был в самом конце коридора. Секретаршу, похоже, предупредили заранее, поскольку, увидав Шильке, она тут же схватилась на ноги.
— Прошу, — открыла она дверь.
Полковник был в превосходном настроении. Наверняка он уже похвалился командованию сегодняшней операцией и в ответ должен был услышать что-то весьма приятное. то, что в серьезной степени излечило его болящую после последних поражений душу.
— Проходи, проходи, — поднялся хозяин кабинета, увидав лейтенанта. — Вера, два кофе и два коньяка.
— Но ведь я практически не пью, герр полковник.
Титц стукнул себя по лбу.
— Где же моя голова? Мы, выпускники Сорбонны, никогда не понимали вас, выпускников Оксфорда. — Он выполнил жест извинения и обратился к секретарше: — Для меня коньяк, а для господина лейтенанта — виски, — скомандовал он. — Ну а кофе, надеюсь, пьют по обеим сторонам пролива?
— Если то что-то, разболтанное с молоком, что пьют англичане, можно назвать кофе — то, конечно же, да.
У Титца был замечательный день. Кто-то в командовании должен был подсластить настроение за сегодняшнее достижение. Быть может, в игру входили какие-то знаки отличия? Ну… что ни говори, а шифровальные книжки каждый день не находят. Акции шефа росли.
— Присаживайтесь, герр капитан.
Шильке на автомате отодвинул стул. И вдруг замер.
— Но ведь я только лейте…
— А я сказал: герр капитан, — перебил его полковник. — Правда, официальное уведомление о повышении чина вы получите только завтра. Бюрократия, бюрократия… А ведь раньше командующий мог наделять чинами своих людей прямо на поле боя. А сегодня: бумаги, бумаги, бумаги…
— Благодарю вас, герр полковник.
Тот не обратил внимания на неуставную форму. Секретарша внесла кофе и напитки, осторожно поставила все на письменном столе.
— Вот посмотрите, Хайгель… Закончил какую-то военную школу в Пруссии, и ему сказали, будто бы это высшее учебное заведение. В моей Сорбонне он был бы гардеробщиком, а в вашем Оксфорде — ну, не знаю — может, сортиры бы чистил?
Шильке не мог сдержать смех. Ведь сегодня и у него был замечательный день.
— Ну, за ваше повышение в чине. — Титц поднял рюмку. — Прозит!
— Прозит!
Они выпили, каждый по небольшому глотку, чтобы подчеркнуть свое превосходство над безмерно лакающими водку хамами. От внимания Шильке не ускользнуло, что полковник в свою чашку кофе насыпал целых четыре ложечки кофе. Кстати, кофе был очень даже хорош, не какой-то там военный эрзац.
— Вот знаете, это все сегодня… — Титц не знал, как оформить мысли в слова. — Очень хорошо, что так случилось. Потому что… В последнее время черные тучи накапливались над вашей головой.
— Тучи? Вы применили множественное число.
— Да. Собственно говоря, это даже смешно, но… И не знаю, что об этом думать. Вы Крупманна из гестапо знаете?
— Да.
— Так вот, заверяю, что он вам не приятель. Дело в том, что он заявил, что несколько дней назад сообщил вам об операции, цель которой заключалась в то, чтобы схватить польского агента с псевдонимом Холмс. А вы, из чистого злорадства, только для того, чтобы ему помешать, дали объявление, чтобы предупредить польскую сетку.
Полковник вынул из ящика письменного стола сложенную вдвое газету.
— Понятное дело, вначале я подумал, что это не мое дело, что просто гестапо не способно держать язык за зубами, а все свои промахи желает повесить на нас. Абвер — слишком высокие пороги на ваши гестаповские ноги, — поднял голос полковник. — Но он так вопит, что во все это чуть ли не вмешалось РСХА.
— Можно мне глянуть? — протянул руку Шильке.
— Конечно, — Титц подал ему газету.
Тот быстро нашел соответствующее объявление. «Профессор Мориарти снова атакует!».
— Замечательно, — буркнул он себе под нос. — Я очень люблю Конан Дойла, но мне кажется, что того давно нет в живых.
— И правильно. Кстати, я тоже люблю этого автора.
— Погодите… — Шильке делал вид, будто размышляет. — Про Холмса я услышал от Крупманна три дня назад. Он и сам должен будет это признать. А в объявлении написана сегодняшняя дата. То есть, срок появления книги в торговле.
— Не понимаю, так или иначе, но это глупости.
— Но ведь след проверить можно. Если я хорошо понимаю, тот, кто желал предупредить агента, имел всего три дня на написание и публикацию книги. Но ведь такое, наверное, невозможно, я в типографских делах не понимаю.