— Естественно.
— То есть, мне нужны подписанные и с печатями бланки приказов об эвакуации из Бреслау, без указания имен. А теперь самое главное. Очень долго я размышлял над тем, что может быть нужно тому, кто и закрутил всю эту аферу с произведениями искусства.
— Хорошо, что же?
— Я думал над тем, к чему он стремится. Бежать после войны, отягощенный сотнями громадных картин? Толкать перед собой тележку с античными скульптурами? Нет. Он заинтересован чем-то мелким, дорогостоящим, что легко перевозится.
— Золотом?
— Нет. Бриллиантами. Маленькие, дорогие, неуничтожимые. В отличие от золота, их даже можно проглотить и перевозить в собственном желудке.
Кирхофф хлопнул ладонью по столу.
— Предоставим. — Он поднялся с места и начал нарезать круги по комнате. — Ну ладно, — подал он руку Титцу. — Вижу, что дело наконец-то попало в подходящие руки. — И, как вежливый хозяин, провел гостей до двери. — Меня радует ваш профессионализм. И я упомяну о вас в Берлине.
Титц растекался в вежливых словах, а делал это просто превосходно. Распрощались местные с чувством, что произвели замечательное впечатление. Но за поворотом коридора каждый из них тут же потянулся за сигаретой.
— Я рад, что поставил на вас, — склонился полковник над зажженной спичкой. — Вы исключительно интеллигентный сукин сын.
— Ох, просто меня ужасно достала та партийная сука.
— Тии…, кто-нибудь может подслушивать.
— Откуда. Здесь подслушивает только Хайни.
Полковник слегка усмехнулся, выпуская дым. Они еще слышали, как Кирхофф зовет лакея:
— Эй, ты! Принеси-ка мне листок бумаги, авторучку, кофе и коньяк. А минут через пять пригласи сюда фрау Хайден.
Чтобы не расхохотаться, офицеры поспешно стали спускаться по лестнице.
Холмс всегда выбирал странные места. На сей раз они встретились в карточном клубе на Нойедорфштрассе. Довольно-таки обширный интерьер с приглушенным освещением и официантами в потертых фраках на первый взгляд походил шулерский притон из какого-нибудь гангстерского фильма, если бы не то, что за столиками, в основном, сидели люди пожилые и играли, в основном, в преферанс. Пикантности всей сцене придавал факт, что за окнами окрестное население, выгнанное из домов армейскими, как раз разбирала мостовую и из полученного булыжника возводило баррикаду, что во всех подробностях увековечивала группа пропагандистов из газет и кинохроники. Понятное дело, Холмс совершенно нагло поднял один булыжник и демонстративно, с улыбкой на лице, занес на место назначения, позируя камерам. Один из фоторепортеров заявил ему напрямую:
— Завтра вы будете на первой странице!
Холмс пожелал поучаствовать и в кинохронике, потому что поднял второй булыжник и направился в сторону репортеров. Только кинооператор и его сопровождающий — в отличие от бумагомарак — отнеслись к этому более трезво.
— Эй, уважаемый, можете не стараться. Никакой дурак не поверит будто бы кто-то с такой внешностью и таком дорогом пальто укладывает камни на баррикаде.
— Но вы же можете снять в кино трудящегося человека.
— Как же, как же, поверит кто-нибудь в то, что вы занимаетесь физическим трудом? Мы же снимаем на пленку энтузиазм истинных трудящихся!
В этот самый момент у какой-то из женщин сломался каблук, и она рухнула навзничь, теряя свой камень. Холмс — а как же — бросился спасать трудящуюся даму, но переборчивые киношники отвернули головы, так что его деяние не было увековечено для потомства.
Когда они уже сидели в заведении, Шильке спросил:
— Ты всегда так себя ведешь?
Заинтересованный Холмс поднял на него глаза.
— Как? Так что это не соответствует работе разведчика?
— Ммм, — Шильке тут же понял, что ляпнул какую-то глупость. Но его собеседник тут же прибавил:
— Именно в этом-то и речь. Именно в этом. — Он разложил карты на столе. — Во что играем?
— В бридж не умею.
— Я тоже, потому что необходимо запоминать массу несущественных мелочей. Так что, похоже, остается покер.
Они начали искать мелочь по карманам. Холмс подозвал официанта.
— У них тут замечательный фруктовый коктейль, рекомендую.
— Ну, раз ты рекомендуешь. — Шильке подождал, когда официант отойдет на безопасное расстояние. — Я устроил несколько приказов эвакуации на Запад in blanco. Если кто-то будет нам полезен и приятен, то улетит в безопасное местечко, а если кто-то окажется нам врагом, то тоже полетит, но в Берлин. Прямо в руки одного весьма неприятного господина.
Холмс на лету понял рисующиеся возможности.
— Это ценная валюта, — буркнул он. — И ценное оружие. Браво.
— Еще я получу немного бриллиантов, которые стану продавать преступникам, то есть — тебе, за большие деньки.
— Отлично. Я тоже вытащу пару камушков от своего начальства и выкуплю у тебя массу секретов.
— К вашим услугам. Я вижу, наше дело начинает раскручиваться.
Холмс раздал карты. Оба положили в банк по нескольку монет.
— У тебя в крипо знакомства имеются?
— Ммм…
— Тогда вытащи оттуда одного нехорошего человечка, которого посадили не по делу.
— Политический?
— Откуда! Обычный вор, только высшего разряда. Жена предлагает приличную оплату в брюликах за помощь в воссоединении семейства в целости и сохранности.
— Завтра уже выйдет на свежий воздух.
Шильке глянул на свои карты. Ему достался стрит[29]. Расклад довольно слабый, опять же, сразу считываемый, так как противник видит, что игрок ничего не меняет. Так что он оставил даму с валетом, а остальные карты сбросил. И Холмс, и Шильке добавили денег в банк.
— На примете есть кое-что интересное, но самому достать не удастся.
— Абвер и НКВД всегда вместе, — вырвалось у Шильке.
— Естественно. Позволь рассказать тебе одну довольно длинную историю.
— Превращаюсь в слух.
Из обмена Дитер получил две дамы и шестерку. Так что теперь на руках у него имелось три дамы. Он побарабанил пальцами по столешнице. Поставил пять марок. Холмс повысил ставку до десяти.
— У одного советника имеется вилла под Бреслау. Наш герой был весьма хитроумным, так что сейф его заполнялся и заполнялся, в особенности, после операций по реквизициям у евреев. Да и потом как-то справлялся.
— Ты говоришь о нем в прошедшем времени.
— Он пересолил с жадностью. Расстреляли беднягу.
— Выходит, все у него конфисковали.
— Забрали то, что он держал в банках. Содержимое сейфа вдова как-то хитро защитила. Впрочем, она вообще была женщиной разумной. В то время как муж держал деньги в банках, она, как женщина породистая, инвестировала их в драгоценности. Конкретнее же, в тот самый их вид, который нас более всего интересует.
— О ней ты тоже говоришь в прошедшем времени.
— Ммм. Так вот, блаженной памяти вдовушка, видя, к чему все идет, поняла, что на какое-то время ей придется сбежать от чужих армий. А вот после войны вернется и получит содержимое назад. Но как спрятать сейф, чтобы его никто не выявил? Кому довериться? Ведь такой мастер, когда сама она уже сбежит, может вернуться, один или с дружками, и, не спеша, не спеша, добраться до содержимого. А с другой стороны, убегать в неизвестность с сокровищами под мышкой тоже ведь не удастся.
— И что она выдумала?
Игроки открыли карты. Черт! У него были три дамы, а у Холмса — три короля. Черт! Шильке начал тасовать карты.
— Она наняла польских принудительных работников, чтобы те сделали ей ремонт.
— Что? И она им доверилась?
— Что ты, такой дурой она не была. Размышляла она вот как: пускай те закопают сейф очень глубоко, все замаскируют, прикроют, а после того она всех их обвинит в попытке группового насилия. И всех немедленно расстреляют.
— Хитро.
— Не до конца. Это, наверное, до француза бы не дошло, что если тебе приказывают закопать сейф и все замаскировать, это означает, что русских армий ты уже не дождешься. Ребята сразу же сориентировались, что дело здесь не кошерное, и, закончив работу, вдовушку пришили.
— Как? И их не расстреляли на месте?
— Бог ты мой, они же не были идиотами. Пожар начался под утро, когда они сидели под охраной в Бреслау, после своего выходного. Так что как раз они были вне всяческих подозрений.
— Похоже, на принудительные работы послали какого-то химика?
— Именно.
Шильке раздал карты и проверил собственный расклад. Две двойки, туз, семерка и пятерка. Он бросил на стол очередные пять марок. А семерку с пятеркой на обмен.
— Так поехали туда.
— Все не так просто. Вилла находится в полосе тыловых войск Вермахта. Подразделения, составленные из охранных рот: старики, инвалиды, технические унтер-офицеры из давным-давно не существующих единиц и тому подобная сборная солянка. Но генерал Краузе прекрасно знает, что русские ударят с юга и запада. Очень скоро всех этих инвалидов поменяют на первоклассные подразделения. Но… Вначале необходимо спокойно укрепиться, и только потом выводить стариков. В течение всего нескольких дней эта территория станет ничейной землей.
— И как мы этим воспользуемся?
Холмс противно усмехнулся.
— Я буду точно знать, когда там появятся русские. С точностью до дня.
— Понял. Мы должны очутиться там тремя днями ранее.
— Правильно.
Шильке получил туза и четверку. Две пары, зато тузовые. Он вновь бросил на стол пять марок, краем глаза следя за толпой на улице. Фотографы и кинохроникеры уже уехали, но люди собирались кучками и что-то горячо обсуждали. Наверняка о том, как выиграть войну. Господи, ведь подобного рода работу саперная рота выполнила бы всего за час. Но саперов не было. Все они были заняты на укреплении бункера гауляйтера Ханке в яме под Лебихс Хош. Оказалось, что бункер недостаточно обеспечен сверху, в связи с чем саперы перепахивали сейчас Охлауэр Штадтграбен и завозили брусчатку на вершину холма. И ладно. Шильке был уверен, что гауляйтер, который переберется из своей резиденции во дворце Хатцфельдов, и так, как только советы сделают первый выстрел, удерет в центр Бреслау. Уж слишком близко к фронту очутится Охлауэр.