одвода. Помимо положенных винтовок Маузера, у них имелась граната и цветные дымовые свечи. Связи никакой не было, ее обеспечивали курьеры из командования или телефон в соседней деревне, но, по словам сержанта, в последнее время аппарат частенько не работал, а с воскресенья вообще замолчал. Шильке даже знал, почему. Германское командование как раз приступило к операции по резанию проводов, соединявших город с остальным миром, а связь с армиями Шорнера должны были обеспечивать пара суперсовременных дипольных передатчиков и классические радиостанции повышенной мощности. Услыхав это, Холмс смеялся. Он отметил, что это напрасные усилия. Русские, как только придут, то перед началом осады наверняка выкопают глубокий ров вокруг всего Бреслау, чтобы быть полностью уверенными в том, что с их стороны все провода перерезаны. Комедия ошибок. Как обычно на войне, масса людей с обеих сторон будет делать совершенно ненужную работу, не зная, что всем, в данном случае, нужно, то же самое.
Когда после полудня повар выдал всем по тарелке супа, работы на плацдарме были практически закончены. Работу в подвале ускорили путем введения коротких смен и дополнительной подъездной дорожки. Чтобы изготовить ее, солдаты попросту разобрали половину стенки с другой стороны, и доступ значительно улучшился.
Ну а потом произошло нечто такое, чего никто не ожидал. Из патрульного обхода вернулись два высланные ранее поляка, ведя с собой какого-то шатающегося на ногах гражданского. Собравшиеся солдаты глядели на пленника с таким изумлением, как будто видели собственную мать, которую привели на расстрел. Они отрывались от работы, поворачивали головы. Заинтересованный Шильке вышел из виллы, в которой не прекращались раскопки. Поляки в комбинезонах технической фирмы по-немецки не говорил, так что один их них просто толкнул гражданского в его сторону. Второй поставил на пол большой картонный ящик, который, судя по надписям, служил для перевозки пива. Поляк открыл ящик и высыпал содержимое на снег. Господи Боже! В коробке находились мундир лейтенанта, его фуражка, сапоги, шинель, пояс со служебным пистолетом и офицерская книжка.
— Бог ты мой, — вырвалось у Шильке. — Что за идиот!
Тут с боку подошел сержант, приглядываясь ко всему широко раскрытыми от страха глазами.
— Это ваш командир?
— Так точно!
— Он всегда был таким дебилом?
Сержант подвинулся поближе и снизил голос:
— Нам он сказал, что отправляется патрулировать. Было странно, что сам. Но мы знали, что перед войной он приезжал сюда на каникулы. Это в паре деревень дальше. Явно пошел посетить старые развалины в последний раз.
— Угу. Все ясно, — пожал Шильке плечами.
Наверняка лейтенант нажрался по причине довоенных воспоминаний, а потом решил уже в гражданском вернуться в те времена, когда был счастлив. Но как он это собирался сделать? Валить без документов в Баварию? А спиртное — советчик плохой. Сентиментальность — то же самое. Цена же, которую придется заплатить лейтенанту, для всех была ясной.
Когда оба поляка отошли настолько, что никто не мог подслушать, к ним подошел Холмс.
— Как вы это придурка нашли?
— Да нормально. Мы зашли в какую-то пивнушку, чего-нибудь залить, чтобы разогреться, а он, в зюзю пьяный, лежит на столе и плачет.
— Что, плакал?
— Ну еще чего-то бормотал. И ни фига не понимал. Ну Вальдек и говорит, чтобы его пришить на месте — и ходу.
— Вот так сразу?
— Это пан не видел всех этих офицеров их охранных рот, что они вытворяли с принудительными работниками. Боги войны, пся крев. Так я и говорю, чтобы не сразу по башке, а не то неприятности могут быть.
У Холмса мелькнуло подозрение.
— Он был в мундире?
— Ясное дело. Ну получил слегка в торец, чтобы не сильно дергался, потом мы переодели его в гражданского и привели сюда. Пускай немцы его расстреливают. Тогда и увидит, какой из него бог войны с обосранными подштанниками!
— Черт подери.
— А то, пан считает, что они чего-нибудь вынюхают?
— Да нет, — Холмс отрицательно покачал головой. — Даже и пробовать не будут.
— Ну, так мы его хитро прижучили, разве нет?
— Это точно.
Холмс отвернул голову, прикуривая. К счастью, он был здесь не для того, чтобы выставлять моральные оценки. Один раз начавшаяся война начинала уже руководствоваться собственными законами. Люди же лишь последовательно приспосабливались к ним.
Разбудили их пулеметные очереди. Шильке, вырванный из сна о Рите, которая как раз вела его в закоулки Марктхалле, где один Господь только мог знать, что произойдет, стукнулся головой со спящим рядом водителем. Холмсу тоже не слишком везло, потому что он сначала столкнулся головой с Хайни, а потом с одним из поляков. Какое-то время они крутились по выстывшему салону громадной виллы, разыскивая оружие.
Первым внизу был Холмс. Он подскочил к стоящему у окна специалисту по ацетиленовым горелкам, который как раз стоял на посту.
— Что происходит?!
Тот лишь пожал плечами.
— По-моему, вроде как ничего.
— А кто стреляет? — допытывался Холмс.
— Это старики пуляют. Возле моста.
— Господи! В кого?
Очередное пожатие плечами.
— По-моему, в никого. Но отсюда я не все вижу.
Третий поляк спустился по лестнице с чердака.
— Он прав. В округе я не заметил ни единой чужой вспышки.
Ага. Какой-то придурок начал паниковать, потому что ему приснился страшный сон, и теперь они начали палить из всех стволов.
Шильке от нервов с трудом мог застегнуть мундир. Потом еще куртка…
— Пойду их успокоить.
— Погоди, — схватил его за руку Холмс. — Изобрази из себя командира-героя.
— Чего? Не понял…
А Холмс уже повернулся к полякам.
— Какие-нибудь гранаты имеются?
— Откуда? Правда, есть немного динамита, это на тот случай, если бы нужно было слегка разворотить этот подвал.
— Тогда принесите пару зарядов.
Затем он оттащил Шильке в сторону и начал пояснять ему свой план.
Старички из охранной роты стреляли вдоль дороги из всего, что у них только имелось. Хотя, судя по едва слышимых в грохоте окриках, русские из их воображения атаковали со всех сторон силами, как минимум, бронетанковой дивизии с поддержкой артиллерии и авиации. Когда Шильке, идеально выпрямленный, появился на окопе, он произвел ошеломляющее впечатление.
— Прекратить огонь! — раздалось со всех сторон.
Как же, как же. Успокоение впавших в истерику тыловых солдат, которые неожиданно очутились под огнем, пускай и иллюзорным, не было таким простым делом. К счастью, старички передавали команду по линии. Выстрелы утихли только через добрую минуту. В пугающей тишине все глядели на призрачную фигуру, которой был Шильке.
— Солдаты! Это была только лишь разведка! — крикнул он. — Но, насколько я их знаю, сейчас они ударят по-новой и будут пытаться забросать нас гранатами.
Жестом руки он прервал раздавшиеся в окопе нервные перешептывания.
— Я попытаюсь предусмотреть, откуда они сейчас ударят.
Капитан встал в позу глубоко задумавшегося человека, военачальника, рассматривающего проблемы, способные, без малого, решить судьбу всей войны. Но в глубине духа он хохотал. Холмс и теперь был прав. Главное — только театр. Все на показ, все на продажу, лишь бы только заплатили за билеты. А эти сгрудившиеся сзади люди наперегонки покупали именно его спектакль. У него имелся товар, который они страшно желали приобрести: Надежда.
— Ага. Ударят они вон оттуда, — указал он установленное заранее направление. Такое, чтобы не зацепить ни единого поляка, которые будут метать динамитные шашки. — Так, все стволы направить в ту сторону! Стрелять только лишь по моему четкому приказу!
Сержант осторожно высунул голову из окопа.
— Герр капитан, умоляю вас, спрячьтесь.
— Офицер обязан подавать пример!
— Но, герр капитан. Вы же совершенно открыты. Вас же застрелят.
— Нет, сержант. я не могу требовать от своих солдат чего-то такого, чего сам не могу сделать.
Все это получилось даже ничего, потому что в рядах начались перешептывания, хотя сам Шильке тоже спутал текст из какой-то ура-патриотической книжки о героических офицерах. И он даже не дрогнул, когда раздался первый взрыв. На предполье вздыбился гейзер земли и снега. Через мгновение все увидали новую вспышку и услыхали новый взрыв.
— Все на заранее определенные позиции… — снизил голос Шильке. — Огонь!!!
Капитан не заслонялся от взрывов, потому что динамит, в отличие от гранаты, никаких обломков не производил. Единственное, что ему угрожало, это попадание комком мерзлого снега. Гораздо сильнее он боялся стрелявших сзади пенсионеров, в связи с чем решил с этим покончить.
— Прекратить огонь!
Это, к счастью, пошло более толково, чем в первый раз. Шильке стал прохаживаться по краю окопа.
— Солдаты, это была образцовая операция! Хирургический разрез! Иван удирает с полными штанами!
На сей раз новых перешептываний он уже не успокаивал.
— Скоро начнет светать. Как только сделается совсем светло, пошлем туда патруль.
Все шепотки тут же прервались. Исключительно из страха. Рассвета солдаты дождались в абсолютном молчании. Как только Шильке посчитал, что уже достаточно светло, он подошел к большой группе, сгрудившейся возле французского пулемета.
— Сержант!
Солдата чуть кондрашка не хватила.
— Назначьте пять человек для проверки территории.
Сержант вздохнул с разоружающим облегчением, когда понял, что самому ему в разведку идти не нужно. Он назначил четырех наиболее свежо выглядящих солдат и ефрейтора, который должен был ими командовать.
— К лесу даже не приближайтесь. Только поглядите, мы, случаем, в чего-нибудь там попали?
— Есть!
Шильке прекрасно знал, что те найдут. Поляки должны были зарезать несколько ничейных кур и живописно окрасить снег на «поле битвы». Но результат превзошел его самые смелые ожидания. Уже через несколько минут солдаты вернулись бегом, вопя что было сил: