— Кинохронику союзников? Как англичане, американцы и русские уничтожают вермахт, после чего гонят наших пенных куда-то на край света?
— Нет, что-нибудь для мазохистов. Что-нибудь такое, чего не найдешь ни в какой кинохронике.
Владелец тайного кинотеатра мялся, переступая с ноги на ногу.
— Хмм, вообще-то у меня имеется кое-что совершенно необычное, — он приложил руку к шее и значаще кашлянул, требуя дополнительной оплаты.
— Что? Горлышко заболело? — с издевкой спросил Шильке. — Так у меня имеются порошки от ангины.
— Да нет… — на сей он потирал пальцами, как будто пересчитывал деньги.
— И пальчики чешутся?
Тем не менее, Шильке сунул хозяину несколько банкнот, принятые с глубоким поклоном.
Владелец зарядил в проектор большую катушку склеенной пленки, проинструктировал, как запустить кино, и незаметно вышел наружу.
— Дитер, кофе? — занялся баром Холмс.
— Пожалуй.
— Его даже пить можно, — Ватсон протянул Холмсу и свою чашку, которую уже успел опорожнить.
— Ну ладно, — не терпелось Рите. — Скажете вы, наконец, чего узнали от того англичанина?
— Конечно. Джулиен Боу был настолько добр, что предоставил нам полный набор материалов.
— Настоящих? — обеспокоилась девушка.
Холмс кивнул.
— Все это бумаги, в основном, касающихся организаций, занятых обеспечением различных сокровищ на Западе. Англичан это интересовало, но вот им было совершенно до лампочки, получат ли русские эти богатства или не получат. К тому, что добудут англо-американцы, русские руки не протянут, а до того, что захватили советы, у союзников руки коротки. Так что никакого конфликта интересов здесь нет.
— И для чего нам нужны западные материалы?
— Потому что это система. Точно такая же, как и тут. Что хуже всего, система надежная, не взламываемая, которую невероятно сложно расколоть.
Рита недоверчиво мотнула головой.
— А знаете что? У меня все время создается впечатление, что мы занимается какими-то глупостями, выслеживанием привидений, причем, в тот самый момент, когда должны позаботиться о себе. Да пускай себе они эти сокровища грабят. Кого это сейчас волнует?
— Волнует директора Колью Кирхоффа, — вмешался Шильке. — А тем самым — Мартина Бормана. А если эти двое рассердятся, то мы можем и не дожить до момента, когда начнем думать о себе.
— Золотые слова, — произнес Холмс и тут же повторил: — Золотые слова. — А теперь давайте займемся кофе и, возможно, посмотрим запрещенное и секретное кино, за которое заплатил Дитер?
Шильке включил проектор.
— Раз это не про любовь и не про войну, так что же мы увидим?
— Что-нибудь о людях.
Поначалу они глядели на обычные снимки, которые до скуки показывали во фронтовых хрониках. Тянущиеся до самого горизонта линии окопов, грязные, кутающиеся в шинели солдаты, снег, снег и снова снег. Вдруг германские солдаты впихнули в кадр русского пленного. Он был уже голый, что-то кричал. Наверняка, что ему холодно. Солдаты в окопах с интересом глядели. А потом пленного стали поливать водой.
Следующая сцена показывала уже другую сторону фронта. Снега не было. Русские прицепили несколько связанных пленных ногами кверху над речкой, а точнее, даже ручьем, таким образом, что голова свободно свисающего человека находилась уже под водой. Но никто и не заставлял пленных висеть по стойке смирно. Они могли поджимать ноги и хватать воздух, могли сгибаться наполовину, могли подтягивать подбородок к грудной клетке. Фильм показывал, как долго человек мог сражаться с собственным весом и земным притяжением. Со всеми подробностями.
Шильке задумался над тем: а откуда брали подобные материалы. Кем были курьеры, и где они находились в момент, когда их хватали, и когда такие фильмы попадали в руки противника. И чему они должны были служить. Интересовало его и кое-что другое. Зачем жители крепости Бреслау приходили сюда глядеть подобного рода картины. Где-то высоко на небе советские бомбардировщики, вокруг грохот орудий, сражения идут за каждую улицу, за каждый дом на юге и западе города. А здесь, в безопасном уюте бункера, с чашкой ароматного кофе можно посмотреть на то, что происходит по обеим сторонам линии фронта. Что склоняло людей глядеть на это? Действительно, мазохизм? Их возбуждала возможность того, что с каждым из зрителей может случиться то же самое?. Любопытные размышления прервала Рита.
— Выключи эту гадость! Кому нужны подобного рода извращения?
— Вопрос, достойный величайших философов, — буркнул Холмс.
— Да выключите же это.
— А я считаю по-другому. И понимаю замысел Дитера, который хотел нам это показать.
— Оу? — отозвался Шильке, неожиданно заинтересованный словами Холмса. — И каков же был мой замысел?
— Помимо того, что ты ввел всех нас в философское настроение, ты еще показал всем, что договор, который мы заключили друг с другом — это единственная на свете помеха, стоящая на пути в преисподнюю.
— Хмм…
— Извращенцы! — Рита повернула свое кресло боком к экрану. — Так что сказал Боу? Я узнаю наконец?
Холмс потянулся за закусками. Ему декадентский настрой крепости Бреслау нравился все сильнее. Hannibal ante portas («Ганнибал у ворот!»). Вот это следовало почувствовать всем своим существом. Удовлетворенный, он заговорил:
— Германская система укрытия сокровищ является практически совершенной. Она состоит из нескольких не сильно связанных одна с другой групп. Вначале имеется подготовительная группа. Она занимается сбором тех вещей, которые необходимо спрятать, довольно часто такая группа состоит из ученых, историков, искусствоведов, банкиров, лиц, которые занимаются опекой над золотыми вкладами, и так далее.
— И что они с этими сокровищами делают?
— Пока только собирают. Ценности привозят в определенное место — и все. После них за дело берется группа упаковщиков. Они все размещают в ящиках, составляют протоколы, закрывают ящики — и все. Никто не знает, куда ящики будут направлены. Этим уже занимается группа «Транспорт 1». Она перевозит ящики в контрольную точку и оставляет там.
— И они действительно не знают, что случится с ящиками потом? — спросила Рита.
— Нет. Контрольная группа проверяет содержимое ящиков, составляет протокол и все пломбирует. Оба протокола из различных мест попадают в Берлин, где проверяется, а не пропало ли что-нибудь по дороге. В этот момент группа «Транспорт 2» забирает ящики.
— А они уже понятия не имеют, что в этих ящиках находится, правда?
— Да. Они доставляют посылку в только лишь себе известное место, и обо всем забывают. С тех пор никто не знает, что находится в ящиках, и что должно с ними случиться. Грузы бродят по округе в качестве специальных транспортов, пока не попадут к соответственному получателю — группе СС, которая эти грузы прячет. Если они пользуются услугами пленников из концлагерей, эти заключенные живыми уже не возвращаются.
— Теоретически, такой командир из СС мог бы чего-нибудь своровать.
— И даже не теоретически. Но у него имеется серьезная проблема. Его собственный отряд состоит из фанатиков. Во-вторых, он не знает, что находится в ящиках. То ли там золото, то ли секретные документы, то ли исторические памятки, к примеру, литургические одеяния многовековой давности (и вот что он с ними мог бы сделать) или даже оружие для будущих немецких партизан, которые должны начать действовать после того, как в этом месте прокатится фронт.
— Ну да, и вправду дилемма, — буркнул Шильке. — Открывает он сворованный ящик, а там несколько фаустпатронов и пулеметы для вервольфов[51].
— Или старинные стихари, — прибавила Рита. — И при этом еще ужасно рискуя головой.
— Вот именно. Так кому было бы выгодно убить членов одной из групп?
— А из какой группы были убитые.
— Упаковщики.
— Выходит, вторая по очередности группа. Но тут они ничего не выгадают, так как имеется контрольный пункт со вторым протоколом.
— Сходится. Вообще-то, все выглядит так: те, которые знают, что находится в ящиках, не знают, где эти ящики будут закопаны. А те, которые знают, где находятся ящики, понятия не имеют, что в них содержится.
— А те, что находятся на контрольном пункте? — спросил Шильке.
— О них забудь. — Холмс подлил себе кофе. — Представь себе громадный ангар, в котором полтора десятка человек, в окружении эсэсовцев, проверяют ящики, протоколируют, пломбируют и выходят.
— А группа «Транспорт 2»?
— Эти уже не знают, что везут. А кроме того, зачем им было бы убивать кого-то из группы упаковщиков? Что им это даст?
— Тогда я ничего не понимаю, — вздохнул Ватсон. — Никто ничего не знает, но кто-то кого-то убивает, не сообщая причины, с непонятной целью. Только никто из вышеупомянутых не может получить каких-либо выгод из процедуры, которая ему неизвестна. Я правильно это описал?
— Великолепно, мистер доктор.
— Но ведь они же не дураки, а образованные и впечатлительные люди. Они, что, сами станут кого-то пырять ножом, душить и стрелять с бедра?
Теперь дошло до Шильке. Он неожиданно усмехнулся.
— Они кого-то наняли?
— Ну конечно. Если это какие-то службы, они, наверняка, не действовали бы столь глупо. А вот если любители, в чем я их и подозреваю, тогда они наделали массу ошибок и оставили следы.
— Возможно, это и так. — Ватсон почесал подбородок. — Но любителей иногда сложнее выявить, потому что они действуют нешаблонно.
Рита пожала плечами.
— И что из всего этого для нас следует? — спросила она.
— Ничего. Вы с Дитером должны прижать этого своего дружка из преступного мирка.
— Барбеля Штехера? Того худого типа?
— Да. Он должен знать, как можно добраться до заказчиков мокрой работы.
Рита отставила чашку.
— Если все уже знают, что делать, мы можем выключить эту гадость и, наконец-то, уйти отсюда.
Орудия стреляли довольно плотно, но у них имелись конкретные цели на юге и западе горо