Дитер вновь упал на подушку. Рита склонилась над ним.
— А может, мы неправильно рассуждаем, — сказала она. — Быть может, их совсем даже и не прячут?
— Но ведь Риттер говорил…
Рита перебила.
— Ты конфабулируешь[59]. Он не говорил, будто бы прячут. То был лишь его ответ на твой вопрос, с чем у него ассоциируется таинственный фон Нойманн, который приезжает из Берлина, которого все боятся, и которого никто не видел.
— Это точно. Риттер рассказывал, что Нойманн ассоциируется у него с китайскими куклами. Только ассоциируется.
— Хмм…
— Ну ладно. Но тогда, на кой ляд им были нужны огромные китайские куклы? Не лучше ли коллекционировать такие маленькие, легенькие, из театра теней, а не такие которые должны таскать три человека сразу?
Рита пожала плечами. Долгое время они ничего не говорили, слушая грохот орудий на юге и западе. Здесь, в Карловице, они были практически в безопасности. Холмс утверждал, что в этом месте до самого конца войны ничего происходить не будет. По причине подтопления заливных территорий, здесь не пройдет какое-либо наступление с участием тяжелой техники. Войска должны остановиться на линии Видавы с севера, а с востока — в Закрау. Крупных бомбардировок тут тоже быть не должно. Русские не желали разрушать огромные немецкие казармы в этом районе. Ведь после войны им нужно было где-то размещать массы собственных войск. А у этого района имелось еще одно достоинство. По причине отдаленности здесь не были слышны советские пропагандистские громкоговорители.
Шильке пришел в себя первым.
— Ну ладно. А вот теперь соедини мне убитых часовщика и специалиста по аккумуляторам с китайскими куколками.
Рита резко глянула на него. Даже слишком резко. Чем-то он ее задел? Что-то было не так? Или у него были видения после травматического шока.
— Слушай. А начни-ка потихоньку брать себя в руки. Завтра Холмс собирается разрушить Главную Почту. Ватсон с людьми уже в подземном бункере.
— Черт? Действительно?
— Абсолютнейшая правда. Кажется, ты должен им помочь, доставив различные документы, прикрывающие эту операцию.
— А я думал, что он на это плюнул. Или только шутил.
— Он? — рассмеялась Рита. — Уж если поляк что-нибудь придумает, он сделает все, чтобы достичь цели.
Шильке махнул рукой.
— Но, возвращаясь к куклам…
— Но, возвращаясь к сексу, — не дала ему Рита договорить. — Если не начнешь брать себя в руки, то…
Вдвоем они торчали на самой вершине громадной башни Чековой Службы. Весь персонал был эвакуирован после объявления специальной тревоги, спровоцированной Шильке. Сам же он сомневался. Купол башни Главной Почты находился слишком близко.
— А ты уверен, что в нас не попадут?
Холмс отрицательно покачал головой.
— Погляди, — показал он рукой, — эти три башни останутся целыми. Ведь русским же нужно по чему-то ориентироваться. Главной осью будет линия, соединяющая Церковь святой Елизаветы и Чековую Службу. Корректировку штурманы будут производить по церкви святого Войцеха. Так что, скорее всего, до самого конца войны с этими тремя зданиями ничего не случится.
— Что, русские настолько точны?
— Точны. Помни, здесь ты уже не увидишь архаичных По-2. Скорее всего, мы здесь увидим самые лучшие в мире легкие бомбардировщики, из тех, что были произведены до сих пор.
— Я уже боюсь. Они же будут лететь прямо над нами.
— Да, только от цели.
— А если начнут валить из пулеметов?
— В нас? Еще до того, как пилот и бомбардир поднимут глаза от приборов, они уже будут далеко за нами.
Но сомнения у Шильке оставались. Он слышал о точечных бомбардировках, проводимых, хотя бы, британцами в Голландии. Но способны ли «Петляковы» и «Туполевы» сравниться с «Москито»? А конкретно, тренировались ли русские так же долго, как англичане?
— Вот они. — Холмс опустил бинокль, который до этого прижимал к глазам, и глянул на часы. — Точно в срок.
Шильке же — наоборот — поднял свой бинокль к газам. Двухмоторны, небольшие бомбардировщики близились в идеальном строю. Артиллерия на Ноймаркт начала обстрел, но, похоже, только лишь для того, чтобы произвести звуковое впечатление. Самолеты шли на очень низком уровне. А еще они были чертовски быстрыми. Как и предполагал Холмс: войдя на ось «церковь святой Елизаветы — Чековая Служба», они выравнивались и брали поправку в соответствии со святым Войцехом. Бомбы летели вниз, и через секунду самолеты пролетали чуть ли не над головами Шильке и Холмса, так что те буквально чувствовали вонь выхлопных газов. После этого они прослеживали взрывы ниже.
— Ну, ну… В самую десяточку!
— И этот тоже.
— Я тебе говорю!.. Как он сбросил!..
— Так запиши его номер. Пускай парень получит медаль за точность!
Холмс и вправду вытащил блокнот и начал записывать.
— Э-э, нет, а этот, наверное, слепой.
— Ну и ладно, просто теперь дворца Хатцфельдов уже не станет. Может, пилот знал, что там сидел Ханке?
— Ну да, его занесло буквально метров на двадцать. а Ханке там уже не сидит.
— Но шастает по округе. То Холм Партизан, то Университетская библиотека на Тумском Острове. Но, возможно, пилот хотел попробовать «на авось».
Над ними пролетели еще две машины. Наши герои инстинктивно пригнули головы.
— Гляди! Этот тоже идеально в цель.
— Именно. Главной Почты тоже не будет.
— Интересно, а где же поляки устроят главный почтамт?
— Наверняка здесь, где мы стоим, в Чековой Службе. А что, близко, оборудование внутри имеется.
— Ага. А вот эти двое, лупят по всему, что рядом.
— У-у, недотепы. Да и черт с ним, с этим всем!
— С чем черт?
— Ну, с домами, с улицами. — Холмс выдул губы. — Да ладно. Наши просто устроят огромную площадь, и все[60]!
— Она будет тогда и вправду огромной.
Один из бомбардировщиков неожиданно задымил. Через секунду в нем что-то взорвалось. Казалось, что он упадет в крепостной ров, но аппарат перелетел и врезался в здание, стоящее на фланге Чековой Службы. Содрогнулась даже громадная, современная башня, на которой стояли поляк и немец.
Поднялись они не сразу и с большим трудом, отряхивая пыль и грязь с одежды. Небо было уже чистое. Шильке поднес ко рту walkie-talkie.
— Ватсон?
— Я здесь.
Спрятавшись в канале, он ожидал вместе с остальными. Единственной проблемой было выставить антенну наружу, чтобы поддерживать связь. Если не считать этого, остальное было в порядке.
— Слушай. Почта уже разбомблена. Ожидаешь вторую волну и заходишь, понятно?
— Понятно. Когда будет вторая волна?
— Русские достаточно пунктуальны. Заходите ровно через десять минут. Повтори.
— Понял. Захожу через десять минут.
Вопреки всем опасениям, связь через walkie-talkie была безопасной и позволяла говорить открытым текстом. Ту американскую частоту, служащую для связи, здесь никто не прослушивал. Вторая волна бомбардировщиков должна была сбрасывать уже только небольшие зажигательные бомбы. Речь была в том, чтобы никто не приближался, не крутился рядом и попросту не мешал Ватсону, равно как не обращал внимания, если бы пришлось взорвать какое-нибудь перекрытие.
Шильке с Холмсом вытащили сигареты.
— Так ты говоришь, что здесь будет площадь?
— Ммм… Возможно, в конце концов чего-нибудь выстроят. Какие-нибудь магазины или нечто подобное…
— К примеру. И вот зайдет потом какой-то покупатель и спросит, остались ли еще сапоги после русского пилота, потому что остальное к продаже уже не пригодно.
Они рассмеялись. Обычные посттравматические глупости. Слишком много взрывов, слишком много развалин. А тут еще, ни с того, ни с сего, вниз рухнул купол башни церкви святого Войцеха. Холмс с Шильке захохотали так, что долго не могли успокоиться.
— Боже… — Шильке пытался рукавом оттереть глаза. Он любой ценой желал сменить тему. — А вот ты знаешь, что в Голландии я допрашивал польского пилота?
— Его сбили?
— Нет, он просто летел, а тут в самолете чего-то навернулось.
Новый взрыв хохота.
— Мужик выпрыгнул с парашютом и побежал в голландское село, чтобы его спрятали. А эти и вправду, приняли, чаем угостили и ждут. Поляк говорит хозяевам, чтобы они пускай хотя бы парашют спрячут и дадут ему какую-нибудь одежку, а те ожидают. Через час входит пара голландских полицейских, очень вежливо пилота арестовывают и ведут в город по лесной дороге. Тут подъезжает пара деятелей на велосипедах. Останавливаются, со всеми здороваются и говорят, что они из голландского движения сопротивления, они, конечно, могли бы побыстрее и уже переправили бы парня в Англию, но, к сожалению, у товарища камера в колесе лопнула, и полицейские приехали первыми.
— Не верю… Ты серьезно?..
— Серьезно. Мне этот летчик сам говорил, он был шокирован тем, что там все друг друга знают.
Очередной приступ смеха.
— И что с этим летчиком?
— Он был майором или даже подполковником военно-воздушных сил, не помню, так что его отослали в лагерь.
— Наверное, коллеги его уже освободили.
— Неплохо. А они спросили разрешение у этих из движения сопротивления?
Беседу они прервали лишь тогда, когда на горизонте появилась очередная волна бомбардировщиков. Холмс глянул на часы.
— Пунктуально.
— Но теперь-то мы уже спускаемся?
— Лучше спуститься. Это уже не точечная бомбардировка, а ковровая.
Они направились в сторону люка. Шильке еще раз глянул вниз.
— А вот интересно, как будет называться та площадь, которую мы сегодня устроили?
Холмс тоже глянул через плечо.
— Когда переживем, посмотрим[61].
Весна в Карловице цвела буйно и так быстро, как будто желала показать всю свою красоту во всех подробностях еще до падения твердыни. Быть может, затем, чтобы ее защитники, уже после советских приговоров, за проволокой ГУЛАГов еще сильнее тосковали, безнадежно вглядываясь в морозную пустоту по сторонам? Ужасно. Но никто не помнил столь ранней весны. Никто не мог вспомнить, чтобы уже в апреле лето шествовало во всем своем величии. И никто не мог найти этому объяснения. Возможно, если не считать одного сумасшедшего ученого, с которым Шильке познакомился в бункере для гражданского населения. Ученый утверждал, что подобные погодные аномалии случаются более-менее циклично и, возможно, будут случаться и чаще. По его расчетам, следующий такой очень теплый или даже жаркий апрель может повториться где-то около две тысячи девятого года. Шильке, правда, не слушал его достаточно внимательно.