— А откуда известно, что это была Армия Крайова?
— Видишь ли, наши следователи не такие уже придурки, как может показаться. Тем более, что еще той же ночью застрелили майора СС, который все те отчеты писал. И опять это странно, поскольку на стиль работы поляков это не похоже. Они всегда устраивают суд, читают приговор, а потом хвалятся в своей подпольной прессе, что по приговору от такого-то числа, именем ды-ды-ды, за преступления… и так далее. А тут ничего. Полнейшая тишина.
— А значит ли это, что…
Лангенау кивнул головой и одобрительно усмехнулся.
— Ну да. Это означает, что никто в Берлине не знает, где спрятаны сокровища.
— А кто знает?
— Совершенно никто. Из системы наружу ничего не выходит.
— Кто-то из группы упаковщиков?
— Нет, ни в коем случае.
— Но такое невозможно. Что, нельзя найти солдат, которые маскировали убежища с этим убитым майором СС?
— Пойми. Система совершенно непроницаемая, — неспешно пояснял Лангенау. — Если кто-то заказал эту операцию, то не затем, чтобы хоть что-то узнать о местах укрытия. В данный момент никто на всем свете не знает, где тот транспорт может находиться. Никто, абсолютно.
Шильке глянул на Холмса. Тот едва заметно пожал плечами. Никакой подсказки не прозвучало.
— Были какие-нибудь гипотезы?
— Масса. Быть может, то был какой-то поехавший идеолог, быть может, враг нацизма, быть может, поляки, рассчитывая на то, что никто не знает, где находятся сокровища, а эти земли после войны перейдут к ним, то они методично обыщут все метр за метром. Только все это чушь. Такой транспорт невозможно найти ни через пятьдесят, ни через сто лет после войны. — Лангенау положил руку на плечо Шильке. — Дитер, у тебя имеется шанс пережить этот ад, если только не наделаешь глупостей. В связи с чем, я хочу тебя кое к чему обязать. Лет через пятьдесят после войны дряхлым старикашкой прибудь сюда в качестве туриста. Посети старый Бреслау — или как там он будет тогда называться — и убедись сам. Поляки этих сокровищ не найдут. Никто этого не найдет. И прочитай все те толстенные книжищи, в которых будут описываться поиски. Просмотри все фильмы, которые появятся по данной теме. Прочти все признания свидетелей, все документы, осмотри снимки! Ни хрена они не найдут!
Шильке опустил голову. Тайна делалась все более зловещей. Сокровища, которых никто не найдет. Ладно. Он начал сомневаться.
— Ну а упаковщики?
— Ой, вот это уже совершенный бред. Когда наверху началась паника, так просветили всех. Все, к чему они могли иметь доступ. Уже не искали улики, а только выслеживали, а не случилось ли где и чего странного. Вот они и узнали, что среди упаковщиков погибло два человека. Вроде как странно. Но что с этим делать? В этой группе никто ни малейшего понятия не имел, что дальше происходит с ящиками. Никто!
Над их головами степенно нарастал глухой гул. Все подняли головы. Над ними как раз пролетала группа бомбардировщиков В-25 Митчелл, прикрываемая истребителями Р-39 Аэрокобра. Бомбардировщики и истребители были американского производства, только цвет заезд свидетельствовал, что это не ВВС США, а только Красная Армия наносит визит без предупреждения.
— Минутка перерыва в сухопутных атаках, — буркнул Лангенау.
— А что они станут бомбардировать?
— Знаешь, нам еще как-то не докладывали.
Шильке пожал плечами.
— Ну а, возвращаясь к делу…
— А не к чему возвращаться. Вам это следствие поручили исключительно ради порядка. А вдруг как что-то и выявится. Только я тебе вот что скажу. А ничего не выявится. Пока что никто даже придумать не может причин этой странной операции АК. — Эсэсовец снял шлем, еще вытер лицо от пота и поглядел в небо на самолеты, исчезающие над морем развалин. — Никто не знает, как связать поляков с Бреслау. После войны, пользуясь лишь миноискателем и лопатой, они ничего не найдут, так что единственный их мотив отпадает. Возможно, это только стечение обстоятельств, но, возможно, загадка, которую никто так и не разгадает.
Лангенау энергично поднялся и кивнул нашей паре рукой.
— Пошли. Я напишу для вас письмо относительно храброй атаки абвера на этом участке обороны.
— Зачем?
— Ну, быть может, очередной орден получишь. Внукам покажешь.
Они быстро пошли в тыловые расположения. Шильке вновь глянул на Холмса. Тот таинственно усмехнулся.
— Что? Сомнения? — шепотом спросил поляк.
— Хмм… А к тебя нет?
— Конан Дойл так сконструировал Шерлока Холмса как персонаж, что для него не было неразрешимых загадок.
Чтобы успокоить Риту и несколько раз привести ей все причины, по которым та не могла отправиться с ними к Лангенау, понадобилось где-то с четверть часа.
— Так ведь я и так же торчу в этом бронированном автомобиле! — кричала та. — А если бы кто-то пристрелил меня из фаустпатрона?
— Послушай, — пытался объяснить Шильке, — нас еще ожидает сложная дорога назад в центр, а потом в Карловице.
— Да что ты говоришь, — передразнила она его серьезный тон. — А там нас ожидают драконы и циклопы с дубинами?
— Да перестань уже свои шутки.
Повисла мучительная тишина. Если, естественно, можно назвать тишиной, грохот орудий, заглушенный только лишь тонкой броней. Холмс попробовал сменить тему.
— И что ты обо всем этом думаешь?
Шильке пожал плечами.
— В версию Лангенау я верю и считаю, что в данный момент никто на свете не знает, где эти ящики спрятаны.
Холмс кивнул.
— Вот именно.
— И я не имею ни малейшего понятия, почему поляки решили уничтожить как раз эти доклады.
— Это могло быть случайностью или ошибкой. Но… Ты этот адреналин чувствуешь?
Шильке удивленно глянул на польского агента.
— Следствие — оно словно секс. Круче всего под самый конец.
— Или же случится преждевременное семяизвержение, — интеллигентно вмешалась Рита.
— Ладно, давайте попытаемся дожить до оргазма, — усмехнулся Холмс. — Крупманна ты знаешь лучше. Думаешь, он и вправду затаился на обратном пути?
— Да. А если еще при этом пьяный в дымину…
— Ой, не надо, — перебил его Холмс. — Я же сам знаю, как после одного глотка водки от меня несло, как из пивной. Это, а еще капелька актерского таланта…
— Гораздо больше меня интересует, на кой черт он должен был бы там ожидать.
— Очевидно то, что Крупманн приехал к Лангенау, поскольку узнал, что мы будем у него.
— Каким образом?
— Услышал где-то, что кто-то интересуется именно этим эсэсовцем. Об остальном догадался.
— Этот гестаповец хочет нас убить? — включилась Рита. — Берлин окружен. Кто знает, что стукнет ему в голову.
Холмс глянул на красотку.
— Берлин окружен, — повторил он вслед за ней. — Потому меня гораздо больше интересует, чего боится Крупманн. Для бегства самолетом делается поздно, а если он останется здесь, русские сделают ему то же самое, что он делал другим, только раз в десять больше, ведь они более умные и могут придумать много чего интересного.
— Ну, — кивнул Шильке, соглашаясь. — Может, поедем другой дорогой?
— Вдоль линии фронта, — иронично заметил Холмс. — У тебя имеются для этого какие-нибудь документы, или ты собираешься превратиться в дежурного висельника?
— Тогда сменим тактику. Пускай солдаты не едут за нами на грузовике. Пусть идут вдоль дороги, укрываясь в развалинах.
— Они не станут поспевать за броневиком.
— Вовсе даже наоборот. Пускай Ватсон каждые сто-двести метров изображает какую-нибудь поломку. Пускай выходит, стучит по шинам, заглядывает под низ… Лишь бы только солдаты нас не опередили.
— Вот это имеет смысл. Если Крупманн нас задержит, то часть отряда заходит ему за спину, а часть ожидает в укрытии.
— Хмм…
— Тогда к делу. Предупреди людей.
Когда Шильке вышел, и Рита с Холмсом остались сами, девушка не могла сдержаться, чтобы не завести беседу:
— Вот знаешь, — глянула она на поляка, никак не могу тебя ни раскусить, ни оценить.
— В каком смысле? — заинтересованно глянул тот.
— Ну, то что я не знаю твоего жизнеописания, биографии — это понятно. Это часть профессии. Но ты вообще не такой, как остальные люди.
Холмс никак это не прокомментировал.
— Я не могу раскусить даже такие мелочи, как, к примеру, твои привычки. Как будто бы тебя не существовало. Или, как будто бы тебя создали несколько месяцев назад.
— Возможно, что меня не существовало.
— Ой, перестань. Вот я считала, будто бы ты любишь хороший кофе. А когда ее не стало — с одинаковым удовольствием пьешь эрзац. Ты даже не куришь маниакально. Не так, как Дитер.
— Любая вредная привычка, когда тебя посадят, может стать орудием пытки. Либо морковкой, либо палкой.
— Мне ты своей болтовней разведчика глаза не замылишь. Я же знаю, что ты весьма впечатлителен, необычайно начитан… Я слышала ваши дискуссии с Дитером. Ты молниеносно ассоциируешь факты, у тебя какая-то просто невероятная наблюдательность, а что самое паршивое, ты можешь применять собственные наблюдения. Здесь и сейчас. Сразу!
— Твой любимый мужчина тоже это умеет. Нужно было лишь открыть тот клапан в мозгах, который все тормозил.
Рита прищурила глаза.
— С женщинами ты справляешься…
— С мужчинами — тоже.
— Оооо… Тебя развлекает этот словесный пинг-понг?
Холмс отрицательно покачал головой.
— Тогда почему же ты кажешься таким нематериальным? Как будто бы никогда не существующим? — повторила Рита. — Что-то мне кажется, что это не только лишь проблема мимикрии.
— Даже не знаю, можно ли это как-то легко объяснить. Но ты, тем не менее, какую-то странную нитку ухватила. — Холмс ненадолго задумался. — Говоря по правде, я о тебе думаю то же самое.
— То же самое?
— Ну да. Как будто тебя не было. В жизни Дитера ты появилась ниоткуда, во всяком случае, это он так представляет, практически на минутку передо мной. Ты не считаешь, что это выглядит немного как deus ex machina[69]