— Мы все узнали. Поехали дальше.
— Что с Ритой? Мы оставляем ее здесь? — слабым голосом спросил Шильке.
— Пока что — так. В противном случае, она могла бы истечь кровью.
— В отличие от тебя, — вмешался Ватсон.
Поляки схватили носилки и с огромным трудом начали пропихиваться к выходу.
— Куда мы идем?
— В Карловиц. Туда, где не шмаляют по всем и из чего только можно, как здесь.
— Ну а Рита…
— С ней ничего не случится. Хайни останется, чтобы следить.
— Но…
— И молчи в тряпочку, недовольный ты наш. Мы хотим поглядеть, что эта пуля сделала с тобой внутри, а для этого нужен приличный рентген, организованная по-старому больница, а не этот передвижной морг.
В конце концов, они вынесли Шильке на воздух. Несмотря на жару и дым, облегчение было таким невообразимым, что Дитер чуть не потерял сознание. Поляки с трудом вставили носилки в броневик. Французский грузовик в конце концов приказал долго жить, так что солдатам пришлось пробираться в Карловице каждый по-своему.
О том, чтобы ехать на броне, никто не хотел и слышать. Тем более, что им нужно было проехать через длинный мост, причем, без предварительной разведки.
Вне всякого сомнения, поначалу судьба им способствовала. Их советский броневик прорвался через мост без единой царапины, а на небе не появилось ни единого «поликарпова». Удача покинула их на Корсоаллее: кончился бензин. Холмс с Ватсоном, ругаясь как сапожники, вытащили носилки и дальше отправились пешком. Что ни говори, это было лучше, чем толкать броневик, или же пережить остановку на другом берегу реки. Карловице до сих пор был раем по сравнению с закрытым дымами пожаров центром. Тонущие в зелени виллы, множество цветов, готические башенки церкви святого Антония на фоне чистого неба приводили на ум все, что угодно, но никак не войну.
— И чего ты узнал в том госпитале? — спросил Шильке, постанывая.
— Заткнись, — бросил Ватсон. — Вот же пациент-болтун нам попался. А лежать на пузе не можешь?
— Спокойно. — Физическое состояние Холмса было явно лучше. А может он меньше курил. — В госпитале я узнал массу любопытных вещей.
— Ка… каких?
— Потом. Еще я купил немного лекарств на черном рынке.
— А откуда ты знал: каких?
— А там разные специалисты лежат. Я встретил там профессора медицины с огнестрельным ранением в локоть. Он скучал, так я расспросил его, чего можно ожидать в твоем случае. А уж торгашей там — завались. Все упирается в цену.
— Но…
— Да тихо ты, — разозлился сопящий Ватсон. — Умирающие и трупы голоса не имеют.
К счастью, они, наконец-то, добрались до больницы. И правда, она ни в малейшей степени не походила на предыдущую. Здесь даже имелось помещение, похожее на приемный покой, вместо лежащих на полу в несколько слоев раненых, а появившийся врач казался чистым и — более того — выспавшимся. Обследование прошло быстро, потому что и обследовать особенно было нечего.
Шильке повезли на рентген, после этого они втроем ожидали в длинном, довольно-таки мрачном коридоре.
— Та пуля, что попала в меня, еще у тебя?
— Да. — Холмс подбросил в руке кусок деформированного металла. — Ремингтон 0,222. Замечательное оружие, винтовка небольшая, ее легко спрятать, оружие приятное, выстрел тихий, отдача небольшая.
— И откуда ты все это знаешь?
— Я же говорил тебе, что в том предыдущем госпитале разные специалисты лежат. Достаточно поспрашивать.
Из перебил скрип открываемых дверей. Техник в чистом халате подал им проявленный рентгеновский снимок.
— И что? — нервно спросил Шильке.
— В основном: легкие, ребра и позвоночник.
Техник не мог распознать офицерского чина, поскольку на лежащем не было мундира.
— Ну а какие потери?
— Это уже врач скажет. Но я был бы спокоен. Никаких признаков смертельной болезни я там не выявил.
Наши герои хотели поругать его за шуточки, но махнули рукой. Врач у себя в кабинете подтвердил мнение техника.
— Ребра, к счастью, не переломаны, — с улыбкой заявил он. — Пока что все это лишь серьезные ушибы, возможно, имеется какой-то маленький надлом, которого на снимке не видно. Ну что же, — глянул врач на сплющенную пулю. — Пуленепробиваемый жилет свое задание выполнил. Через несколько недель вы будете здоровы. Кстати, я могу его увидеть?
Одежда Шильке была у Ватсона. Он показал жилет и место, в которое попала пуля.
— Отличная штука, — порадовался врач. — Это же германская технология, правда? Настолько приличная, что ведь наверняка же немецкая.
Холмс засмеялся.
— Американская, — буркнул он. — Наш коллега предпочитает проверенные технологии.
Врач наморщил брови. Он был молодой и, похоже, до сих пор наивный. Правда, потом он сменил тему.
— Я должен вас предупредить. Наверняка появятся осложнения. По причине затрудненного отхаркивания в легких станут накапливаться выделения. С горячкой и болью нам помогут лекарства, но, скорее всего, впоследствии мы будем иметь дело с бактериальной инфекцией.
— С какой, конкретно? — спросил Ватсон.
— Скорее всего, это будет воспаление бронхов, реже — легких. А на это уже лекарств нет.
— Так что нам делать?
— Если пациента хорошо лечить, воспаление бронхов не смертельно. Просто, нужно быть крайне внимательным и перетерпеть болезнь. Больной должен будет лежать…
— Да ладно вам, — вмешался Холмс.
— От воспаления бронхов лекарств нет.
— А вот и есть, — Холмс вынул из кармана приличных размеров коробочку. — Это пенициллин.
Врач смешался, увидав упаковку контрабандного антибиотика. Он наверняка слышал о его действии, а еще о том, как Гитлер приписал себе его открытие, а за «помощь» даже наградил одного из своих врачей Железным Крестом. Холмс решил добить медика.
— Это пенициллин, — повторил он. — Английский. Как я уже говорил, наш приятель предпочитает проверенные технологии.
Шильке, плотно обмотанный эластичными бинтами, сидел на террасе одной из вилл в Карловице. Сейчас, для уверенности, они меняли место жительства довольно часто. А проблем с виллами не было никаких. Все дома стояли пустыми и покинутыми, если не считать иногда кочующих солдат. Владельцам, к их несчастью, приказали перебраться в центр, и теперь они сидели там в душных подвалах твердыни. В знаменитых «немецких подвалах», как гласил ставший теперь издевкой лозунг геббельсовской пропаганды. Шильке нужно было заполнить множество фирменных бланков. Он был крайне скрупулезен в обеспечении безопасности отряда в эти последние, самые худшие дни. Но даже глупая подпись на документе приводила к тому, что все тело взрывалось болью. К счастью, пенициллин оказался бичом божьим для бактерий. Не случилось каких-либо, даже малейших, осложнений. После первой перевязки Риту удалось перевести в лучшую больницу. Сейчас она лежала в бункере на Вайссенбургер Штрассе, одном более-менее безопасном анклаве по другой стороне реки. Иногда Шильке поглядывал на дымы, вздымающиеся на другом берегу реки. По прямой линии их делило очень немного. Ад и ужас резко уменьшающейся твердыни в центре и зеленый рай по этой стороне, разделенные Одером-Стиксом. Не было лишь Харона, который всего лишь за одну дойчемарку взялся бы безопасно переправить кого-нибудь.
— Чаю? — Холмс принес из кухни поднос с посудой.
— С удовольствием.
— Боже, а вот что я нашел в кладовой… — поляк раскладывал серебряные ложечки. — Чаю с вареньем? Вишня, черешня, земляника? Даже айвовое имеется, и все скрупулезно описано на баночках.
— А крыжовниковое есть?
— Естественно. Это же солидная немецкая кладовая.
— Еще бисквиты бы пригодились.
— Хмм… К сожалению, англичане доберутся сюда еще не скоро.
Минут десять они сидели молча, наслаждаясь ароматным напитком.
— Как ты считаешь? — Шильке с трудом повернулся в кресле. — Долго это еще протянется?
— Очень коротко, — решительно ответил Холмс. — Центр приказал мне рассредоточить сетку и заморозить ее. Никакой связи. А это означает, что конец ожидается в течение пары недель. Возможно, и быстрее.
— Почему тебе следует заморозить сетку?
— А зачем, чтобы кто-то под самый конец попался? Наши доклады верхушке уже особо и не нужны.
— Это означает, что Бреслау уже утратил какое-либо стратегическое значение?
— Именно. This is the end, my friend.
Их беседу перебило появление ужасно запыхавшегося и грязного Хайни. От парня интенсивно несло горелым и чем-то сгнившим. Шильке тут же пригасил запальчивый доклад парнишки.
— Что там в городе? — спросил он.
— Жарко. Но мы удерживаем иванов пока то на всех участках фронта!
— Я у тебя не про пропаганду спрашиваю.
— Вам письмо, герр капитан! — Хайни положил на стол элегантный конверт.
— Письмо. — Шильке с Холмсом удивленно переглянулись. — Так почта еще работает?
— Так точно, герр капитан, работает. Правда, в данный момент уже только в одну сторону. Но самолеты все еще почту сбрасывают.
Заинтригованный Шильке взял конверт, глянул на штемпель.
— Из Испании!
— Так это Франко тебе написал?
Шилке вскрыл письмо.
— Ты гляди. Это Барбеля Штехера. Худышка уже пристроился в безопасном месте. Спрашивает, пригодилась ли жилетка.
— Милостивец наш. Напиши, что закажешь мессу по его душе.
— Ты гляди, какое чудо, даже среди гиен встречаются люди.
— Он должен был задать тебе какой-то вопрос.
— Секунду. Читаю.
Холмс, который следил за лицом приятеля со стороны, вдруг отставил свою чашку. Когда письмо выпало из пальцев Шильке, он склонился и положил тому руку на плечо.
— Не надо судить поспешно, — тихо сказал он.
Шильке поднял на него глаза, выглядящие сейчас совершенно мертвыми.
— Что? — отсутствующим тоном произнес он.
— Я сказал, что не надо судить поспешно, Дитер.
— Но, но… Ты же не знаешь, как звучит этот его последний вопрос.
— Знаю.
Какое-то время они мерились взглядами.
— Знаю! — повторил Холмс. — Я глядел на твое лицо, видел, как ты потянулся