к кобуре. Знаю.
Шильке не мог поверить. Холмс вновь взял чашку.
— Последний вопрос Штехера звучит следующим образом: «Почему вы заранее предположили, что таинственный офицер крипо, замешанный в дело убийств, является мужчиной?».
— Гитлер мертв! — орал Ватсон, стуча подкованными сапожищами по деревянным ступеням. — Гитлер мертв!
— Что? — народ с трудом просыпался посреди ночи.
— Гитлера нет в живых!
— Черт! — Холмс, о чудо, не протирал глаз, не мотал головой, как будто вообще не спал. — Это точно?
— Да. Из наших источников, не германских. Из прослушивания.
— Нормально. Что же, пора рассредоточиваться.
Шильке с трудом пытался выкарабкаться из постели. К счастью, разгоряченный Хайни прибежал наверх и помог ему одеться.
— Герр капитан, — нервно шептал парнишка. — Что же теперь будет? Или это уже конец?
— Нет, Хайни. Это только начало.
— Но что теперь будет? — Помогая застегнуть пояс с тяжелой кобурой, Хайни конкретизировал вопрос. — Что с нами будет?
— Видишь ли, парень, для нас постепенно заканчивается время страха. И начинается время надежды.
— Господи, ничего не понимаю.
— Не бойся, Хайни. Многие вещи еще тебя удивят.
Внизу, где располагались солдаты, бардак был побольше.
— Боевая тревога! — орал Ватсон. — Боевая тревога! К оружию!
Холмс положил руку на плече Хайни.
— Беги, только мигом, на Вайссенбургер Штрассе. Погляди, как там с Ритой и приготовь ее к эвакуации. Беги!
Он забрал ранее приготовленные бумаги. В последний раз глянул, все ли, что необходимо, уничтожено, не осталось ли каких-то следов. Потом помог Шильке спуститься вниз. Солдаты ужа ожидали, выстроившись на улице под виллой.
— Мы вступаем в решающую фазу, — держал перед ними речь Ватсон. — Вы уже знаете, что дедушка превратился в воспоминание. — Перед элитой отлынивателей от службы он мог позволить себе именно такие слова, тем более, сейчас. И никакого волнения не было. Скорее уже, мины типа: «А все-таки. Это мы его, а не он нас». — Слушайте, — продолжил Ватсон. — Вам давно уже известно, что данное подразделение, вместо того, чтобы рисковать вашими жизнями, делает совершенно противоположное: увеличивает ваши шансы на выживание. — Солдаты подтверждали это, кивая головами. — Такой же будет и линия нашего дальнейшего поведения. Но вы совершенно правильно догадываетесь о том, что сейчас наступают самые опасные минуты. Либо вас убьет гестапо, либо отправитесь в ГУЛАГ. А если кто не желает воспользоваться этими двумя возможностями… шаг вперед.
Все, как один, бодро выступили вперед.
— Ну, как я и думал уровень интеллекта в данном подразделении превышает средний армейский показатель где-то на тысячу процентов. — Ватсон кивнул. Среди солдат раздался смех. — Но не забывайте, что теперь вы обязаны выполнять любой приказ на тысячу процентов выше нормы.
Он уступил место Шильке, который указал на бронеавтомобиль, заправленный купленным за доллары бензином.
— Кто поместится, лезет вовнутрь. Остальные на крышу и не стонать.
А никто и не стонал. И приказ был выполнен так, как будто его и вправду тренировали тысячу раз. Буквально через минуту они выехали в темноте в сторону моста над символическим Стиксом, что вел в страну дыма и зарева пожаров. Шильке даже не старался выглядывать через одно из наблюдательных отверстий.
— Да перестань ты все время об этом думать, — наклонился к его уху Холмс. Внутренности броневика не слишком способствовали беседе. Приходилось шептаться.
— Я не могу согласиться с ее изменой.
— Изменой? Мы до сих пор еще ничего не знаем.
— Как это: не знаем?
— Ой, перестань. Это я не могу простить себе того, что не заметил нечто столь очевидное. Впрочем… Я ведь практически в глаза ей это сказал. — Он вспомнил беседу с Ритой, проведенную в этой же машине после операции с Лангенау. — Я сказал ей все прямо, вот только не мог оформить все в слова.
— Как обычно, все запутываешь так, что невозможно понять.
— Погоди. Мы определили то, что она не может быть агентом какой-либо из служб, в противном случае, нас бы давно уже прищучили.
Шильке на это мрачно кивнул.
— Не может она быть и советским агентом, потому что мы бы еще раньше давали бы показания на Лубянке.
— Интересно, а как бы нас перевезли?
— Когда им надо, они умеют. То есть: либо Рита играет самостоятельно, либо же работает на тех людей, которых мы разыскиваем. И которые знали, что Крупманн передаст это дело тебе, и которых интересовало, а чего же узнаешь ты. Скорее всего, твои приватные развлечения с бриллиантами их совершенно не интересовали. В лице Риты они дали тебе понять: «а делай сам чего хочешь».
— Так что же случилось?
— Ты слишком близко приблизился к чему-то. Практически отерся о их тайну. И поначалу тебя предупредили, убив Надю. А потом… сам знаешь. Выстрел в спину.
— А она принимала во всем это участие!
— Парень, да протри же, наконец, глаза! Она спасла тебя, потому что тот мужик с «ремингтоном» был снайпером! И целью последнего его выстрела была твоя голова!
— И как это согласовать с предательством?
Холмс лишь вздохнул. Какое-то время он сидел, не шевелясь. Словно разочаровавшийся учитель перед тупым учеником. Ответил он вопросом?
— Тогда, когда ты читал письмо и тянулся к кобуре… Ты кого хотел убить? Ее или себя?
— Не знаю.
— Теперь понимаю. Ты любишь ее до безумия, так что для тебя это вдвойне измена.
— Как хочешь, так и называй.
Холмс махнул рукой.
— А разве ты не замечаешь, придурок, что она тебя тоже любит? И такой любовью, что я вам только завидую.
— Лицемерная любовь Иуды.
— Кретин.
— Она меня любит? На самом деле?
— Ну естественно, клинический ты кретин. К тому же еще и слепой. — Последние слова он произнес даже слишком громко, учитывая шум, царящий внутри тесной машины. Пара сидящих ближе всего солдат незаметно глянула на них, но с удивлением. К счастью, от неловкой ситуации их спас Ватсон, останавливаясь перед бункером на Вайссенбургер Штрассе. Выйдя наружу, наши герои могли разговаривать дальше. А Холмс и не собирался молчать.
— Как ты не понимаешь, идиот, что если бы она была против тебя, то на кой ляд тем людям нужен был бы снайпер? Она приложила бы тебе свою шестерочку к затылку, и до свидания.
— Тогда почему она не сделала этого с самого начала?
— Слушай, я сейчас с ума сойду.
— Это с чего?
— Ведь тогда они бы не знали, как развивается следствие по их делу. Где-то, чтобы как-то маркировать это по времени, возможно, к моменту убийства Нади, ее работодатели сориентировались, что Рита с заданием не справляется. И потому-то этот вот выстрел в тебя.
Шильке хотел о чем-то спросить, но его перебил Хайни.
— Герр капитан, могу я доложить?
— Что с Ритой?
— Фройляйн Менцель здесь уже нет. Ее забрали.
— Кто? — Шильке почувствовал, как что-то пережало ему горло.
— Мне сказали, что офицеры высоких чинов. Но…
Парень опустил глаза.
— Но что?
— Я переговорил с санитарами и лежащими рядом больными. То было два человека в гражданско. Они предъявили какую-то ужасно важную бумагу, которая всех поставила на уши. Ну, ушли они втроем.
— Боже! Она не вырывалась? Не кричала?
Парень не поднимал голову.
— Она их знала, правда? — вмешался Холмс. — Причем, хорошо.
— Да, простите. Она пошла с ними по согласию, не по принуждению. Она не нервничала, не волновалась…
Повисла тишина. Шильке глянул на Холмса, который никак не прокомментировал информацию Хайни.
— Ну ладно. Здесь мы простоим напрасно. Мотаем отсюда.
А в самой твердыне, собственно, некуда было и бежать. Центр, вместе с забитыми подвалами, было мало пригодным местом по двум причинам. Во-первых, по причине близости начальства, всяческих органов власти и основанного на постоянном терроре порядка. Во-вторых, никто понятия не имел, а не готовят ли русские триумфальное наступление, чтобы почтить смерть Гитлера, и не затопят ли твердыню в море огня. Оставалось Карловице, где они, правда, крутились слишком долго, а так же Бишофсвальде и Цимпель. Все еще не затронутые военным пожаром районы садов и вилл, обладающие тем недостатком, что там было сложно спрятаться. Понятное дело, у них имелись бумаги, подтверждающие, что они являются специальной группой абвера. В огне боев они срабатывали, но вот теперь, перед предполагаемым последним штурмом или капитуляцией их ценность уменьшалась. Помимо того, их командование могло их разыскивать, а любой усердный, старший чином офицер мог тщательно проверить, а что это абвер делает здесь. Шильке приготовил документы на самый разный случай, но если кто-то сверху приказал провести консолидацию тыловых подразделений, могло быть сложно. Переходной период толком не успел еще начаться, а они уже успели увидеть множество повешенных на столбах дезертиров, которые слишком уж рано надели гражданскую одежду.
Первое столкновение у них произошло возле аэродрома на Щайтнигер Штерн. Это была строго охраняемая военная территория. Непонятно, что там охраняли, ведь наверняка же не останки двух громадных разбитых транспортных планеров, но командующий офицер желал выяснять проблему их прибытия, вероятно, чуть ли не в самом Берлине. Начинал действовать закон кулака. Офицера удержало лишь появление людей в камуфляже, которые спрыгнули из машины с нацеленными автоматами. Солдаты Шильке хотели жить и прекрасно поняли, что им следует делать. К сожалению, вместо того, чтобы поехать по короткой дороге напрямик, нужно было совершить долгий объезд через Вильгельмсруэр Штрассе и Адольф Гитлер Штрассе, чтобы добраться до олимпийского стадиона. А на месте оказалось, что Бишопфсвальде не похож на Карловиц. В подвалах некоторых домов гнездились люди, эвакуированные из разбомбленных районов, в особенности — неподалеку от церквей. Близость Фризенвизе, который должен был стать очередным незавершенным аэродромом, привело к тому, что вокруг крутилось множество военных, потому что в округе стадиона ожидали сброс десанта. Рядом был лагерь для принудительных работников, где было полно охраны и патрулей, а в Щайтнигер Парке (Щитницком Парке) постоянно копали могилы. Очень сложно было куда-то приткнуться, чтобы не обращать внимания. Что поделать, лагерь был основой их плана выживания, так что далеко удаляться от него они не могли.