— Но тебе дико повезло, что мне насрать на то, сколько ты от них берешь за то, что держишь их под убежищем закона.
Козловскому показалось, что теперь можно и вздохнуть, но это было ошибочное предчувствие.
— Мне поступили сведения, что здесь прячется грозный гестаповец Крупманн.
— Его здесь наверняка нет.
— А откуда ты знаешь? Эти твои немцы сообщили настоящие имена? Хоть какие-нибудь назвали?
— Но ведь это же все легальные сотрудники. Немецкие антифашисты. Специалисты по произведениям искусства. К тому же, все местные, знают город и территорию.
— Верю, — тут же согласился Смирнофф. — И меня не интересуют эсэсовские татуировки. Меня интересует гестаповец Крупманн.
— Его со всей уверенностью уже нет в живых! — выпалил профессор.
— Ну, ну, — улыбка на лице милиционера была неподдельная и радостная. — А откуда ты знаешь, что он мертв?
Сделалось тихо. До Козловского дошло, что он сам влез в ловушку.
— Я задал тебе вопрос. Откуда ты знаешь, что он мертв? Ты его знал? И каким чудом?
Тишина.
— Ты был свидетелем его смерти?
— Я был принудительным работником в Бреслау. И другие рабочие говорили.
Вновь мучительная тишина.
— Ну? Так я хоть что-нибудь услышу?
А поскольку ничего не услышал, милиционер решил пальнуть из главного калибра.
— Раз тут атмосфера не способствует беседе, так, может, переберемся в комендатуру? И там я спрошу, где находится Рита Менцель? Тоже нет в живых, а?
Профессор вспотел так, что темные пятна были видны даже под толстым пиджаком. Дрожащей рукой он указал направление.
— Пан офицер, я все объясню. Расскажу все, идите, пожалуйста, за мной.
И он нагло повел милиционера в конторку мастера во втором помещении. Смирнофф охотно направился за ним. С Длужевским они были знакомы еще с советского лагеря, там обрели доверие друг к другу, видя, как один и другой справляются в крайне тяжелых условиях. В каком-то смысле они даже подружились. А теперь гражданин майор Длужевский выдал милиционеру Смирноффу простую инструкцию, которую мог выдать только лишь тому, к кому испытывал особое доверие: «Если тебе будут давать взятку, бери, но в рапорте о ней не упоминай. Будешь уходить, обязательно напугай». Смирнофф посчитал такой договор для себя полезным, впрочем, еще в ГУЛАГе он научился слушать Холмса, потому что, чаще всего, это заканчивалось только хорошим для него. Ну а пугать уж он умел, о чем свидетельствовало пошатывание Козловского. В дальней комнате он, не говоря ни слова, принял действительно толстый конверт и нагло пересчитал фунты стерлингов. Боже, а день сегодня был замечательный!
— Знаете ли, — сказал он, пряча конверт в карман. — Для меня это сумма достаточная. Но те люди, у которых к вам что-то имеется, они не откажутся от действий. Для следующего офицера, который посетит вас, эти бабки будут ой какими маленькими. Всего лишь чаевыми.
— До… до… догадываюсь, — от страха Профессор едва мог говорить.
— Ну ладно. «До милого свиданьица» не скажу, потому что прозвучало бы как-то нехорошо.
Смирнофф развернулся на месте, потом кивнул своим милиционерам. На выходе похлопал себя по карману. Нет, действительно хороший день! Тьфу! — укорил он себя в мыслях. Ведь сегодня же воскресенье, а он, антихрист, в святой день работает. Божечки, какой грех! Чуточку подумав, он решил примирить совесть с реальностью. На мессу сходит, исповедается. Ну да, исповедуется. Понятное дело, скажет не обо всем, но относительно работы в воскресный день — признается. Большого греха не будет.
Вроцлав был городом, в котором, если ты располагал твердой валютой достать можно было все. Английскую боевую форму, американскую амуницию для автомата Томпсона калибра 0,45 дюйма, германский аппарат «Лейка» с телеобъективом и химикалиями для проявки снимков и даже французский элегантный автомобиль ситроен «Траксьон Авант» черного цвета. Иногда Шильке посещала мысль, а вот что сделали бы грабители и мародеры, если бы он потребовал от них предоставить дирижабль «Граф Цеппелин», выкрашенный в зеленые и красные полосы, с симфоническим оркестром на борту. Неправильно поставленный вопрос, выругал он себя. Следовало бы, скорее, спросить, сколько времени заняло бы у тех сообразить такой небесный корабль.
Сейчас же они сидели в элегантном ситроене, припаркованном в темноте, под раскидистыми деревьями. Холмс все делал с шиком, а два часа ночи не было тем временем, когда люди из этой местности чем-либо интересовались. Да и людей, собственно не было, по крайней мере — снаружи. Остальные же, закрывшись на четыре замка в здешних виллах, после заката солнца не высовывали на улицу и носа. В округе довольно часто стреляли, причем, из оружия самого разного калибра, когда мародеры и мешочники сражались за добычу с дезертирами различных армий, со сторонниками разных политических организаций и с безумцами, у которых война и отсутствие сильной власти лишь усилили проявления болезни, а так же с банальными бандюгами. Потому-то никто и не обратил внимания на странную одежду людей, собравшихся возле автомобиля.
— Ладно, — буркнул начальник Академической Ночной Стражи, одетый — равно как и его люди — в английскую полевую форму. К этим мундирам они привыкли, поскольку все служили в подразделениях английских десантников. Ватсон через своего земляка из тихотемных обеспечил самых лучших людей. — Мы готовы.
— Как станете входить? — спросил Холмс.
— Классически, взрывчатка на двери, потом штурмовики с шумом вовнутрь. Три человека ждут возможной реакции.
— Достаточно будет?
— А что? Такие замечательные бойцы?
— А черт их знает. Сборище из польских и немецких частей. Немного гражданских.
— Ты предполагаешь мины? — Командир прикусил губу. — Хорошо. Тогда вначале разведчики-саперы, а внутренние двери выбиваем ломами.
— Думаю, так было бы безопаснее.
— Хорошо. — Командир сложил план окружающей местности. — Дадим вам знать по радио.
Когда они уже остались сами, Ватсон разложил на приборной панели снимки, которые четверть часа назад Хайни принес из временной фотомастерской.
— Все слетелись. В соответствии с планом.
— А «настоящие» работники? То есть те, которых приняли в Комиссию уже после войны, и которые ничего не знают?
— Как обычно. Они распространили сообщение, что на проверку из Варшавы приезжает профессор Новак, так что все живое должно спрятаться и не лезть на глаза. В вилле сплошные сливки общества.
— Сейчас мы им устроим операцию, получше чем Новак из Варшавы или Нойманн из Берлина, — буркнул Шильке.
— Ну ладно. Кого-нибудь узнаете? — Холмс просматривал фотографии заходящих в виллу людей. — У большинства закрыто лицо. Это какая-то неожиданная эпидемия гриппа или как?
— Боятся, боятся как сто чертей. Думаю, они не спят, а собирают барахло.
— Хмм, а вот этого я знаю, — Шильке поднес фонарик к одному из снимков. — Рихард Цукерман, очень крупная в СС шишка.
— Оооо… Так у них тут и СС?
— А как ты считаешь, у кого имелась возможность собирать сведения о наших действиях столь быстро, чтобы «на коленке» организовать казнь Нади или покушение на меня? — Шильке отложил фотографию. — Цукерман в СС был чуть ли не богом. По крайней мере, в Бреслау.
— Черт, не хватает только гестапо или Гитлерюгенд.
— Лично я предпочел бы кого-то из «БДМ»[92], — вздохнул Ватсон.
Ну и мечтания! Час Шильке предпочел бы, чтобы одной из личностей, закрывающих лицо на снимках, была Рита. Он попытался проконтролировать толкучку мыслей. К счастью, раздался сигнал из walkie-talkie.
— Да?
— Мы готовы к операции, — доложил командир Ночной Стражи.
Ватсон запустил двигатель ситроена. Медленно, не зажигая фар, он подъехал к следующему перекрестку так, чтобы видеть виллу вместе с садом. Когда автомобиль остановился, все приложили к глазам бинокли, хотя от цели их отделяло шагов не более тридцати.
— Начинайте.
— Action! — рявкнул командир.
Негромкий взрыв выбил входную дверь.
— Go! Go! Go!
Коммандос залетели вовнутрь с воплями:
— Everybody down! This is a Nightwatch! (Все на пол! Это Ночная Стража!)
Три человека молниеносно ворвались в дом через дверь. Два десантника выбили окна на первом этаже, они подставили спины, и их товарищи вскакивали вовнутрь.
— Nightwatch! Nightwatch! Everybody down!
Очереди из двух стэнов разбили стекла. Кто-то забросил вовнутрь магниевую ракетку. Нереальный, режущий глаза свет тут же осветил весь дом.
— Nightwatch! Everybody down!
Изнутри дома послышались еще две очереди. Скорее всего, чтобы просто попугать. Десантники пинками вышвыривали обитателей вилл наружу. Ожидавшая там парочка ставила шокированных людей под стену. Кто-то осветил из прожектором так, чтобы свет бил прямо в глаза.
— Freeze! (Не двигаться!)
Все больше и больше с трудом стоящих на ногах людей накапливалось в круге яркого света. Коммандос обыскивали дом. Трое, расставив ноги, целились в пленных из автоматов.
— И даже, курва, не дышите! — вырвалось у кого-то из них по-польски. — Это вам Ночная Стража!
Остальные солдаты уже начали выходить наружу, присоединяясь к охранникам.
— Объект чист, — доложил командир по радио. — Результат атаки — максимальный. Потерь — ноль.
Ватсон включил фары ситроена и медленно тронулся вперед на низкой скорости. Ослепленные жертвы ночного нападения пытались хоть что-нибудь увидеть. Автомобиль остановился в круге света у подъезда. Неспешно открылись дверцы. Холмс, похоже, произвел сокрушительное впечатление в своем парадном мундире майора, с ППШ в руке и с сигарой во рту. Но еще большее впечатление произвел Шильке. Парадный абверовский мундир, летная куртка с белым кашне и автомат «томпсон», опирающийся о бедро. Он подошел к Цукерману, у которого глаза, в буквальном смысле, вылезали из орбит.
— И что? В конце концов, я тебя все-таки достал.