— Ты что-нибудь ел? — умоляла она, отстраняясь, чтобы заглянуть ему в лицо. — Рик, милый, ты так исхудал.
— Просто побочный эффект его лекарств, — мягко вставила сестра Круз, очевидно замена сестры Крамер. Именно она завершила последние документы Рика. — Я попрошу медсестру Эдмондс подготовить для вас соответствующий рецепт.
— Да, — ответила его мать, но только взглянула на Круз. Эта медсестра была намного моложе Крамер, и говорила мягче, такая мягкая, что Рик мог представить, как смотритель будет давить на неё. — Да, спасибо. Спасибо вам за все, что вы сделали, но моему сыну пора возвращаться домой.
— Это, конечно, на ваше усмотрение, миссис Килпатрик, хотя я бы не советовала сейчас лишать его нашего попечения.
— Ну, мне жаль, что вы так думаете, но я слышала о проверках в новостях. Это… это тревожно слышать такие вещи. Я бы чувствовала себя намного лучше, зная, что Рик дома с нами. Я уверена, вы понимаете.
Сестра Круз со вздохом опустила голову.
— Да, разумеется… Я понимаю.
— Смотритель так уверенно говорил об улучшении его состояния, когда мы были здесь в последний раз, что сейчас действительно самое подходящее время, чтобы забрать его. Таким образом, у него будет время подготовиться к учебному году, — твердо ответила она, хотя ее голос дрожал. Рик молчал; он не собирался говорить ей, что покончил со школой и с ней. Он уедет, и скоро, но сначала ему нужно, чтобы она его вытащила. — Я уверена, он будет рад вернуться в школу. У Рика блестящее будущее, если он сможет просто сосредоточиться. Мы найдем ему репетитора по алгебре.
— Звучит неплохо, мам, — убедительно сказал Рик. — Но я не могу уехать без моего друга.
Она нахмурилась, переводя взгляд с него на медсестру. — Твой друг?
— Она не больна, мама, ей здесь не место, и мне тоже.
Медсестра издала тихий, фальшивый цокающий звук в глубине горла.
— Боюсь, что никто, кроме его родителей или опекуна, не сможет навещать его в Бруклине. Не волнуйтесь, мистер Уотерстон будет с нами в целости и сохранности.
Рик кипел, его энергия сразу вернулась, когда он повернулся к медсестре. В последнюю секунду он успокоился, вспомнив, что должен выглядеть лучше. Все хорошо. В последнюю секунду он понизил голос. — Я вернусь за ней, — прошептал он. — Тебе лучше позаботиться о ее безопасности, потому что она уйдёт отсюда, и я буду тем, кто заберёт ее.
— Я уверена, — спокойно сказала Круз, глядя сквозь него.
— Мы уходим, — добавил Рик, беря маму за руку и ведя ее к дверям. — Пожалуйста, мама, мы можем просто уйти сейчас? Я объясню всё по пути.
— Хорошо, милый, — сказала она. Затем она остановилась и повернулась, протянув руку, чтобы пожать руку медсестры, но та уже ушла. Взволнованная, его мама оглядывалась через плечо, пытаясь найти ее, пока Рик тащил ее через вестибюль подальше от Бруклина.
— Спасибо, что забрала меня, — сказал он, впервые за несколько недель почувствовав на лице солнечные лучи. Он глубоко вздохнул, чувствуя, как она замирает, и молча пообещал Кей, что вернется. — Ты услышала об этом в новостях, да? Я рад. Там было не очень хорошо, мама. Они плохо относились к нам.
— О, дорогой… Я знаю. Я не должна была отпускать тебя, но та ночь с тобой и Бутчем, и мне просто показалось, что ты вышел из-под контроля. Я даже не знала, как тебе ещё помочь.
Птицы молчали, пока они шли по аллее. Несколько студентов колледжа устроили пикник на открытой лужайке в квартале от больницы. Он задавался вопросом, имеют ли они хоть какое-то представление о том, какое безумие происходит по соседству.
— Дело не только в новостях, дорогой. То, что ты говорил нам, — пробормотала его мама, нахмурившись. Она похлопывала его по запястью, идя под руку с ним. Они не делали этого уже много лет. — Что ты в надежных руках. Я просто продолжала думать, что, может быть, всё так и есть, но ты должен быть в моих руках. Я должна была заботиться о тебе.
— Все в порядке, — сказал он ей, чувствуя, как его захлестывает новая волна надежды, когда их семейная машина показалась на подъездной дорожке. — Я имею в виду, я рад, и думаю, что научился там заботиться о себе. Мне многое нужно тебе рассказать. О том, что там произошло, обо мне. Об одной особенной девушке, которую я встретил. О папе. О том, куда отправлюсь дальше.
Эпилог
Нью-Йорк, Год спустя
Он прошел через Центральный парк, чтобы попасть туда. В этом, конечно, не было необходимости, но он рано покинул свою квартиру. Очень рано. Он не хотел признаваться, насколько на самом деле нервничал. Что, если она не появится? Что, если всё слишком сильно изменилось?
Письмо в его руке было мокрым от нервного пота. Его читали и перечитывали, раскладывали и складывали, пока слова на нем не стали больше похожи на грязные иероглифы, чем на английский. Это не имело значения — он знал все наизусть.
Над головой громко пели птицы, в воздухе стоял густой запах попкорна и хот-догов, как будто парк был карнавалом, а не клочком зеленого рельефа посреди раскинувшегося города. Иногда он скучал по бостонским паркам, но в Нью-Йорке было свое забавное очарование. Он слегка насвистывал на ходу, пытаясь вспомнить все пластинки, которые должен был показать ей, как только они вернутся в его крошечную квартиру в Квинсе. В гостиной стояла стопка почти таких же высоких, как он, музыкальных драгоценностей, которые она упустила, пока была заперта. С чего бы он начал? Ночь Трех Собак? Нет, наверное, слишком предсказуемо. И не Арчи, это было слишком слащаво и мейнстримно. Джонни Кэш будет первой пластинкой, решил он. Ты никогда не ошибешься с Джонни.
Тропинка вывела его на Пятьдесят девятую улицу, и он остановился, нервничая, развернул искореженное письмо, как карту сокровищ, и проверил направление в шестнадцатый раз за это утро. Завиток тумана клубился в траве позади него, последнее прохладное дыхание утра перед тем, как летнее солнце опалило парк. Он повернул направо и дошел до конца квартала, затем остановился, найдя маленькую металлическую табличку, отмечающую автобусную остановку. Вот оно. Теперь ему оставалось только ждать.
Он вытер пятно на рукаве и вздохнул. Большая часть его одежды была грязной или порванной, так как каждая копейка его денег уходила на аренду и пластинки. Его мама была бы в шоке, если когда-нибудь увидела бы его таким оборванным, но он думал, что она не увидит его еще долго, очень долго.
Это была просто рубашка. Жирный след на запястье напоминал боевую рану — он получил ее, когда накануне вечером обслуживал столики в единственном джаз-клубе в округе, который мог его нанять. Если ему повезет, тот, кто играл в тот вечер, позволит ему помочь упаковать их инструменты и колонки в конце сета. Нет ничего лучше, чем чувствовать себя частью чего-то крутого и хорошего, даже если на мгновение.
Он поднял глаза к небу — даже там, даже когда перед ним раскинулся весь город, — он все еще чувствовал, что смотритель время от времени вторгается. Он знал, что внутри него всегда будут какие-то остатки; опасные, душные стены, которые ему придется продолжать разрушать и разрушать до конца своей жизни.
Внезапный визг привлек его внимание с пролетающего над головой самолета. Он улыбнулся и нервно поерзал, засовывая письмо поглубже в карман джинсов и прикрывая глаза, чтобы посмотреть, как автобус с визгом остановился, переднее правое колесо слегка подкатилось к обочине.
Двери с шипением открылись, и он увидел, как пассажиры вышли. Нет, нет, нет, не тот человек… Он начинал нервничать. Что, если она не придет? Что, если она изменилась?
По правде говоря, она изменилась. Она выглядела лучше, чем он помнил. Ее волосы отросли, и она улыбнулась ему, как только вышла из автобуса. Немного темно-пурпурного сияло на ее щеках и губах. Макияж. Она накрасилась для него.
— Привет, — сказала она, присоединяясь к нему на обочине. У нее была с собой одна дорожная сумка, порванная по краям, и на ней было летнее желтое платье с бирюзовыми стрекозами, прыгающими по нему.
— Ты действительно приехала, — сказал Рик, забирая у нее сумку.
— И ты тоже.
— Хм, нам придется пройти немного пешком до станции метро. У меня нет машины или чего-то в этом роде, — застенчиво сказал Рик. — Я хотел лучшего приема, извини.
Кей улыбнулась, покраснев, и наклонилась, взяв его за руку. — У тебя есть место, где я могла бы переночевать?
— Угу.
— Несколько кусочков еды? Может, кока-колы?
— И это тоже, — сказал Рик, ведя ее вниз по кварталу и обратно к большому, красивому зеленому пространству парка.
— Пластинки?
— Не обижай меня, — поддразнил Рик. — Конечно, у меня есть пластинки.
Кей кивнула, и казалось, что она говорит «да» всему городу, ему, этой новой свободе. Всё будет замечательно. Мы справимся.
Благодарности
Эта книга была вызовом по многим причинам, и, без сомнения, в первую очередь я хотела бы поблагодарить Эндрю Харвеллу, который был невероятно терпеливым и понимающим во время этого процесса. Работа над этой серией с ним была за пределами того, что я могла себе представить, и все это было бы невозможно без него. Его преданность, щедрость и дальновидность были движущей силой серии «Приют», и он заслуживает большей похвалы, чем я могу выразить в этом маленьком абзаце. В общем, он лучший, ясно? Кейт Маккин тоже была в моем уголке во время этого процесса, всегда поддерживающая, знающая и энергичная. Каждый раз, когда я заходила в тупик с проектом, она — оптимистичный голос, который возвращал меня обратно в строй. Команда HarperCollins так твердо верила в эту серию, что хочется их также поблагодарить — редакторы, художники и знатоки рекламы выпускали прекрасный продукт за красивым продуктом. Интересно увидеть, что они придумают дальше.
История NPR о Говарде Дулли и его опыте лоботомии была главной точкой влияния и вдохновения для этой истории. Есть также много отсылок на удивительную сценку Дуга Райта «Птичье перо», которую я цитировала в качестве вдохновения.