— Здесь мы призываем наших пациентов писать в своих журналах. Мечты. Мысли. Свою собственную точку зрения о пребывании здесь, будь это успешно или нет… Я считаю полезным поразмышлять над такими вещами. Я верю, что вы оба принимаете это упражнение с полным усилием, которого оно заслуживает.
Его улыбка вспыхнула, но не по-дружески. Рикки сдвинул руку, закрывая свой абзац случайной песни. Половина «сижу на пристани залива» размазалась под запястьем.
— Да. Определенно, — пробормотал Рикки.
— Несомненно, — подтвердила Кей.
— Как наш новый пациент, у тебя есть какие-либо вопросы ко мне? — спросил смотритель, прислонившись ближе, как будто пытаясь взглянуть на то, что написал Рикки.
Только один вопрос пришел на ум.
— Вы не знаете, когда придут мои родители? — спросил Рикки, приняв весь удар на себя. Это, и ему было честно любопытно. В конце концов, должен был быть какой-то график посещения. В Хиллкресте родители должны были приезжать каждые выходные. Так же, как и со зрительном контактом, задавая глупые вопросы, как правило, избавляясь от взрослых, но он начинал понимать, что ему придется стать хитрее, умнее, чтобы иметь дело с этим человеком.
Если бы ты был таким гением, ты бы не оказался здесь. Ты бы усмирил свой дурацкий характер.
— Скоро, я уверен, — мягко ответил смотритель. — Сестра Эш уверяет меня, что ты хорошо устроился, что говорит мне, пришло время начать твое лечение всерьез, мм?
— Мое лечение? — Его глаза искали Кей, но она пыталась скрыться в столе.
— Что за лечение?
Смотритель усмехнулся, откинувшись назад и засунув руки в карманы пальто. Он вытащил крошечную металлическую жестянку и открыл ее, вставив мяту в рот.
Я сам с тобой поговорю, Десмонд, так что не волнуйся. Твоё любопытство будет удовлетворено очень скоро.
Глава 6
Пятничный рабочий день у всех разный, — объяснила сестра Эш. Ее рыжие волосы подпрыгивали под шляпой, когда она вела его через главный вестибюль. Новую семью встречали у входной двери, Рикки не мог сказать, глядя на них, кто из них был пациентом. Он почти обратился к ним, вызвав шумиху, но затем появились медсестра из дальнего коридора, куда его вела сестра Эш, планшеты в руках, готовые для проверки пациентов в их индивидуальных комнатах. Они кивнули по очереди сестре Эш, а затем уставились на Рикки, как будто знали, о чем он думал. Он вздрогнул.
Дальше через холл, медсестра Эш и Рикки шли через шаткий старый лифт — вроде тех с металлическими воротами перед дверями. Он должен был остановиться, когда они проходили мимо, но он спустился дальше вниз. Значит там был подвал, прям как в его сне.
Сестра Эш вела Рикки через тяжелую дверь в приемную. Это должно быть административное крыло. В Викторвуде он часто слышал, как медсестры смеялись и болтали в аптечных пунктах, звуки их возбужденных сплетен дрейфовали по залам. Здесь было совершенно тихо.
Через просторную комнату Рикки увидел стеклянную дверь с надписью «Смотритель Кроуфорд». На мгновение он подумал, что сестра Эш ведет его туда, но вместо этого она двинулась, чтобы открыть невзрачную деревянную дверь в сторону, и он вздохнул с облегчением.
— Что здесь? — спросил он.
— Бруклин работает уже много десятилетий, — объяснила она. — И, честно говоря, мы не всегда успеваем с документами, когда у нас такое огромное количество пациентов и семей. Мы пытаемся оставаться на высоте сейчас, но здесь не всегда всё было так гладко.
— Бумажная возня, — пробормотал Рикки. — Замечательно.
— Это была жалоба? — она остановилась, дверь на половину открытая, и холодно посмотрела на него.
Он забыл, что она была одной из них. Что всегда существовала угроза «наказания», даже если он еще не знал, что это значило. И не пытался узнать.
— Я просто предпочитаю улицу, вот и все, — поправил он.
Ее выражение смягчилось.
— Разумеется. Думаю, как и все мы. Вот, сейчас покажу, чем ты будешь заниматься сегодня.
За дверью была небольшая, тесная комната, выложенная полками. Это не было похоже на залы, комнаты и камеры Бруклина, не идеально очищенные и убранные, полный беспорядок. Пыльно. И конечно же, медсестра Эш вручила ему небольшую тряпку из кармана своего пальто.
— Постарайся как можно чище, — сказала она. — Начни здесь, со старых карт приема и выписки пациентов. Просто вытащи файлы, расположи их в алфавитном порядке и сложи в ящике для хранения. Сделай столько, сколько сможешь, пожалуйста. Я знаю, это немного утомительно, но, возможно, это даст тебе шанс подумать о причинах твоего пребывания здесь.
Рикки кивнул, хотя совсем не слушал её. Коробка на полке прямо напротив двери разливалась, старые черно-белые фотографии и пленка вывалились. Он подошел к коробке, вытаскивая одну из фотографий и изучая ее. Молодая девушка смотрела на фотографа, выражение ее лица было безжизненным, ее маленькое лицо было омрачено гигантскими врачами, толпившимися вокруг нее. Единственный импульс, который он почувствовал, это помочь ей, спасти ее…
— Эти фотографии, — мягко сказал он. — Они похожи на те, что висят в зале. В кафетерии.
— Да, — ответила сестра Эш. Она присоединилась к нему и аккуратно взяла фотографию из его рук, засунув ее обратно в коробку из поля зрения.
— Честно говоря, я нахожу их тревожными. Но смотритель считает, что важно быть откровенными о работе, которую мы здесь делаем. Чтобы гордиться этим.
— Гордиться причинять боль маленьким девочкам? — Рики сплюнул.
— Мы прошли долгий путь, — сказала сестра Эш, может быть, немного защищаясь. — Мы не можем изменить прошлое, мы только можем попытаться быть лучше. — Она остановилась. — Мы должны работать лучше. Она звучала грустно. Покорно.
— Я все еще очень хотел бы поговорить со своей матерью, — напомнил ей Рикки, чувствуя момент слабости, уязвимости
Но медсестра Эш сразу выпрямилась, исправляя грустный уклон в губах, она отмахнулась руками и подошла к двери.
— Я не могу помочь тебе, Рикки. Не таким образом. Знаешь, это большая честь получить это задание, не каждому пациенту здесь разрешено находиться. Я могу только посоветовать, чтоб ты хорошо себя вел. Порядок и дисциплина, помнишь? Вот что мы вознаграждаем здесь.
— Да, — сказал он. — Я помню. И я обещаю, что буду одним из лучших. Я всё равно добьюсь этого телефонного звонка от тебя в конце концов. — Он подмигнул
— Тебе придется постараться.
И она ушла. Он услышал, как ключ повернулся в замке. Здесь было не так много света, и на мгновение на него обрушилась клаустрофобия… Пыль сковала легкие. Он слышал, как трубы скрипели и оседали в стенах, это напомнило ему о том странном, темном сердцебиении, за которым он следовал во сне. Мираж… видение… Спустя неделю его сон снова прервал тот ужасный крик, он все меньше был уверен в том, что произошло в ту первую ночь.
— Какая привилегия, — сказал он себе.
Он вернулся к коробке с фотографиями, и решил начать там сортировку. Небольшой акт неповиновения. Снова нашел маленькую девочку. Она выглядела такой испуганной. Может быть, настолько испуганной, что это были её крики. Но фото было старым, и он не узнал никого из санитаров, окружавших ее. Там были изображения оборудования, хирургического оборудования и врачей, совещающихся над тем, что же с ней делать. Пилы. Молотки. Шприцы, которые выглядели такими большими, как будто для слонов.
Он отшатнулся и убрал фотографии. Если бы это было в другом месте, было бы увлекательно, но сейчас он в лечебнице. Эти фотографии из Бруклина, он напомнил себе. Эти инструменты использовались на пациентах, как он.
Это было слишком реально.
Продрогший, он заставил себя сесть с коробкой файлов, с которыми велела разобраться медсестра Эш. Вот только все это было полной неразберихой. Половина коричневых папок порваны, карты и заметки в нижней части затхлой коробки. Тряпка казалась не подходящей, чтобы убрать и квадратный фут комнаты, поэтому он просто завязал её вокруг своего носа и рта от раздражающей пыли. Некоторые бумаги были повреждены водой, другие просто пустые.
Он вывалил коробку и начал сортировать. Сестра Эш была права, что это утомительная работа, хотя она была далека от истины. Выследить бродячие клочки бумаги, принадлежащие одному пациенту, казалось практически невозможным, поскольку имена часто размазывались или вообще отсутствовали. Через некоторое время он начал разбираться и сравнить по симптомам или лечению.
Мгновенно задача стала менее нудной.
— Боже, — прошептал он. Некоторые из методов лечения заставили его почувствовать свою неделю садовничества и сочинительства отпуском в сравнении. Так же, как он использовал догадки, чтобы собрать файлы вместе, эти врачи использовали догадки на людях. Новые коктейли с лекарствами. Изолирующая терапия. Шоковая терапия.
Кто-то по имени Морис Абелин прошел такое интенсивное, длительное шоковое лечение, что стал как растение. После этого о нем больше не было никаких заметок.
— Они убили его, — пробормотал Рикки, хлопнув кулаком в картотеку. Это не казалось правильным для него, пациента, видеть эти вещи. Это было как на фотографиях, так откровенно, как будто это нормально. Он откопал папку Мориса и достал последнее описание лечения. Отложив это, начал листать через следующий файл и следующий, собирая последнюю информацию, которую он мог найти на каждого пациента.
Когда эта коробка была более или менее организована, он сел скрестив ноги на холодном цементном полу и перевернул последние карты.
Не реагирующий. Умерший. Осложнения от F. L. неизвестно. Умерший. Неизвестно. Неизвестно.
Неизвестные встревожили его больше всего. Было ли неизвестно, какова их конечная судьба, или неизвестно, что их убило? Он снова просмотрел карты, пытаясь найти связь или какое-то объяснение стольким печальным концовкам. Большинство из них, как он обнаружил, были мужчинами, и частота умерших или неизвестных заявлений ускорилась после 1964 года. Ни одна из карт не была более поздней, чем 1966.