Он попросил нас принять от него в дар новые черкески взамен убитых в хлам старых. Не белые, а темно-серые, с роскошными газырями, расшитыми руками его незамужних сестер. Вместо деревянных пеналов нас ждали металлические, с серебряными крышечками, которые крепились тонкими цепочками к специальному значку. Дорогая и статусная вещь — видно с первого взгляда. Княжеский дар!
… Утром мы выехали из аула. Люди князя-кунака ждали нас на реке Абин, напротив Екатеринодара около места ее впадения в Кубань. Туда вела единственная дорога по черкесскому берегу этой великой водной артерии, пока еще разделявшей два противостоящих мира. Настоящий фронтир!
То, что это так, было ясно, стоило взглянуть на правый берег. На каждом высоком холме стоял караул с пушкой. Смотровые вышки не пустовали, казаки несли дозорную службу, не филоня. Вдоль берега разъезжали конные патрули. По-иному нельзя. Партии абреков могли скрываться в камышах и поджидать момента, чтобы переправиться для набега на станицу. А там дети и женщины! Свои семьи!
В камышах водились не только абреки. Дикой водоплавающей птицы там было немерено. И кабанов…
Нас сопровождал Молчун. Спенсер с удовольствием его расспрашивал об особенностях местной охоты и повадках зверя. Джанхот отвечал нехотя, хотя было видно, что к охоте он относился с огромным энтузиазмом.
Заночевать решили не в армянском ауле, как раньше планировали, а разбить лагерь чуть в стороне от дороги. Спенсер все-таки уговорил Молчуна отправиться на кабана. По словам черкеса, мы за пару часов до остановки проехали отличное место, где была кабанья тропа к водопою.
— Джанхот говорит, — перевел Натан, — что у воды, в плавнях, кабана сложно взять. Если он услышит людей, затаится. Влезет в воду так, что из воды один пятачок будет торчать. Поэтому его на подходе нужно бить.
— Вот и славно! Мы утром вдвоем поедем, а вы с Костой лагерь будете сторожить. Нет возражений, кунак?
Я согласился. Ехать на охоту желания не было. Мне хватило кровавого зрелища в сражении под горой.
Спенсер, наоборот, был полон энергии и не мог дождаться утра. Проверил свой штуцер, патроны, капсюли и нужную амуницию. Молчун смотрел на его сборы с усмешкой.
— Эдмонд, зачем тебе турецкий кофейник на охоте и кожаная подстилка? — удивился я не на шутку и чуть не рассмеялся. Сразу вспомнилось, как английские офицеры притащили с собой в окопы под Верден резиновые ванны.
— Выйдем до завтрака. Разобьем лагерь недалеко от места охоты. Подкрепимся кофе. А там — за дело!
Ну, хозяин — барин. Охота ему возиться в утреннем сыром лесу с костром — пусть возится. По-моему, не будь Джанхот таким молчуном, он бы сейчас ржал. Впрочем, что я знал об охоте? Тем более, об охоте на кабана? Может, она до вечера продлится?
Как в воду глядел. Ждать горе-охотников пришлось почти до заката. И их возвращение радостным назвать было нельзя. Спенсер привез Джанхота, еле державшегося на лошади. Эдмонду приходилось ехать все время рядом, не давая натухайцу соскользнуть на землю.
— Что случилось⁈ Он ранен? Казачья пуля? На вас напали? Или кабан клыками пропорол? — я засыпал Спенсера вопросами.
Спенсер долго не отвечал, лишь пил воду из бурдюка. Наконец, «его величество» смилостивилось и ответило:
— Не ранен и не пропорот. Заболел!
— Как заболел? — изумился я. — На охоте? Вот так взял — и заболел?
— Вот так взял — и заболел! — огрызнулся Спенсер. — Мы сидели у костра, пили кофе. Вдруг он повалился на бок и захрипел. Что мне было делать? Еле затащил его на лошадь и привез к вам.
— Что будем делать?
— Откуда я знаю? — Спенсер утратил свое обычное хладнокровие.
— Натан?
— Не могу ничего сказать. Рабов не берут на охоту…
— Давай оставим его в лагере с Натаном, а сами поедем на условленную встречу. Оттуда вышлем подмогу.
— Нет! Нет! Господин! Только не оставляйте меня одного в этом страшном месте! Если Молчун умрет, мне отрежут голову!
— И правда, плохая идея. Умрет голландец со страху, и получим два трупа, — признал я очевидное. — Есть тут аулы поблизости?
— Есть! Как не быть? Армяне живут. Мирные. Черкеса обязательно примут.
— Что скажешь, Эдмонд?
— Мне все варианты не нравятся.
— Можем остаться в лагере и подождать кого-нибудь. Кажется, по этой дороге темиргоевский князь собирался проехать…
— Этот вариант мне нравится еще меньше! Мне хватило угроз Джамбулата! Решено! Быстро сворачиваем лагерь и едем к армянам.
Суетливость Спенсера мне была непонятна. А внезапная болезнь Джанхота порождала вопросы. Но искать сейчас ответы — не лучшее время.
Хотя одно объяснение сразу пришло на ум. За прошедшую неделю мы как-то влились в черкесское общество, стали почти как свои. И сейчас, когда мы остались, по сути, одни, лишившись Молчуна, нас словно отбросило в день прибытия. Неприятное ощущение.
Я принялся собирать наши вещи.
[1] В ответ на разорение аула Берзегов 9 сентября 1836 г. в конце того же месяца был совершен большой набег силами полутора тысяч черкесов на Кисловодск. Отряд состоял из абадзехов и убыхов о двуконь, то есть с заводными лошадьми.
[2] Отряд телохранителей короля Иордании был сформирован из черкесов, выдворенных за пределы Северного Кавказа царским правительством в 1860-х гг. Существует и по сей день.
Глава 8Кодекс чести
Аул армян, как Натан и говорил, оказался поблизости. Уже минут через сорок мы добрались до его окраины. Всю дорогу я ни на что не обращал внимания. За Молчуном и его состоянием следил Натан. Спенсер, как и я, был погружен в свои мысли. За все время мы не проронили ни слова.
Голова моя напоминала сейчас улей. Мысли-пчелы роились, жужжали. Хаос в улье был образцовым. Пчелу, нашептывающую мне про странность болезни Молчуна, сменяла другая, выполнявшая роль киномеханика с аппаратом. Она показывала ужастик: мелькали кадры боя, обрубки тел, кровь, бьющая фонтаном. Затем выскочила пчела ехидная, с мерзкой улыбкой доложившая о моих мрачных перспективах. Раскурив сигару, она прожужжала мне, что нас не пощадят. Выпустив колечко дыма, обратилась к киномеханику:
— Покажи ему!
Кинопроектор показал меня, стоявшего на коленях в окружении черкесов. Сабля одного из них была занесена над моей головой. Сабля начала рассекать воздух. За мгновение до того, как она должна была коснуться моей шеи, появилась пчела-психотерапевт.
— Пошли вон! — грозно прикрикнула она на ехидну и киномеханика, пинками разбросав их по сторонам. Потом начала меня успокаивать. — Не слушай ты их! Все наладится и разрулится! Молчун выживет. Тебе ничего не угрожает. Смотри на меня. Я досчитаю до десяти, и ты восстановишь дыхание, перестанешь нервничать и думать о дурном. Раз, два…
— Как же! Наладится! — раздался ироничный возглас сбоку.
Там за столиком сидела группа пчел — «пикейных» желто-полосатых жилетов, наподобие той, что харчевалась в таверне Микри.
— Да, да! — участливо подхватила одна из них. — Стрелять толком не умеет, с лошадью даже ребенок управляется лучше, чем он…
— А какую истерику пережил во время боя! — зацокала другая.
— О, да! — хором подтвердили все за столом.
— А я ведь сделал ему такое предложение! — к «пикейным жилетам» подлетела пчела жовивальная в образе Папы Допуло.
— Да, да, да! — заголосил стол.
— От таких предложений не отказываются, Коста! — погрозил лапкой контрабандист.
— Приехали! — раздался радостный возглас Натана, вмиг разогнавший этот сумасшедший рой неправильных пчел.
…Въехали в аул. Первые минуты я никак не мог определить, что меня удивляет в представшем перед глазами. Внешне этот аул ничем не отличался от уже посещённых. Ни одной деталью. Потом дошло. Здесь совсем не пахло войной и опасностью. Никто не проносился мимо на лошадях с воинственными гортанными криками. Не было и скопления множества увешанных оружием горцев. В воздухе не было и намека на вонючий запах пороха. Воздух был таким, каким и должен быть в горах, окруженных зеленью: чистейшим. Люди, попадавшиеся нам по дороге в традиционных черкесках, смотрели на нас спокойными глазами. Они не боялись нас и не угрожали. Наоборот, было заметно, что им явно любопытно, кто мы такие. Без какой-либо настороженности. Дети, смеясь, перебегали дорогу перед нашими лошадьми, останавливались на секунду, тыкали пальцем в лежащего поперек лошади Молчуна и бежали дальше.
«Какой-то оазис посреди пустыни!» — вряд ли я мог бы придумать более правильное сравнение.
— Поразительно! — раздался восхищенный голос Спенсера. — Ты же думаешь о том же, Коста?
— Если ты о том, что трудно представить, что за порогом этого аула нет ничего, кроме войны и крови, то да!
— Именно! — подтвердил Спенсер. — Это как…
— Оазис… — пришел я ему на помощь.
— Да, да! — кивнул Эдмонд. — Куда мы едем, Натан?
— К Айвазу. Тут за поворотом. Он поможет.
За поворотом открылся внушительный дом с большим участком, весь засаженный плодовыми деревьями. Под одним из них за небольшим столиком сидел дородный мужчина в богатой черкеске. Завидев нас, привстал, что-то крикнул в сторону дома. Оттуда тут же выскочили три горца.
«Судя по всему, этот дородный и есть Айваз, — думал я. — Не скажи мне, что он армянин, никогда бы не подумал. Горец, как горец. А эти трое, тоже армяне⁈ Если да, то я уже вообще мало, что понимаю»
— Что с Джанхотом, Натан? Ранили? — не здороваясь, спросил Айваз.
— Заболел.
— Заболел — вылечим! — уверенно заявил хозяин дома.
Трое горцев уже аккуратно сняли Молчуна с лошади, понесли в кунацкую. Айваз, наконец, обратил внимание на нас.
— А вы, должно быть, Спенсер и Коста? — спросил, прищурившись.
— Он уже знает о нас⁈ — удивился Спенсер, когда я ему перевел.
В ответ Айваз только развел руками, мол «обижаешь!».
— Прошу, проходите! — пригласил нас в сад, а не в дом. — Там сейчас беготня, — объяснил нам, имея в виду суету вокруг Молчуна.