— А ты помнишь своё лицо, когда я произносил тост?
— Грешен! Грешен! — я тоже рассмеялся.
— Признайся, ты был уверен, что я сейчас начну читать какой-нибудь сонет Шекспира, полагаясь на то, что ты за меня скажешь все необходимые слова!
— Не сонет! Конечно же, я ждал «Быть или не быть…»!
— О, да! Тогда это было более уместно! Согласен!
— «Потому что теперь я обязательно должен посетить Грузию! Я должен увидеть ту благословенную землю, которая являет миру таких прекрасных людей, как вы!» — я с максимальным гротеском изобразил Спенсера, вспомнив его тост.
— Коста, Коста! — Эдмонд опять рассмеялся.
— Вот и посетил! Не жалеешь теперь?
— Нет!
— Даже сейчас?
— Ты же знаешь моё главное качество?
— Тщеславие? Гордыня? Желание простереть английскую руку над Кавказом, над всем миром?
— Тщеславие, конечно! Люди в большинстве своём — страшные эгоисты. Нет! Я люблю Англию! Мне нравится её мощь! Я хочу, чтобы её влияние… — Эдмонд не стал продолжать, понимая, что и все так ясно. — Но, по большому счёту, это еще и оправдание моего тщеславия. Чего страстно хочет подавляющее большинство людей, в особенности, мужчин?
— Быть в чём-то первыми! — не раздумывая ответил я.
— Ну, конечно! Конечно! — Спенсер усмехнулся. — Я такой же, как все. Хотел быть первым. Поэтому — не жалею.
Я кивнул. Согласился не из вежливости. Сам так думал. И про мощь империи, и про первенство. Мне всегда нравилась империя под названием СССР. И, хотя я понимал все её недочёты, горько сожалел, когда союз развалился. И всегда считал Германа Титова самым несчастным человеком на Земле. Из-за намертво приклеившегося к нему звания «Космонавт №2»!
— Так, причем тут грузинский дворик? Ты так и не ответил.
— Ты же помнишь Георгия?
— Которого толкнул?
— И ждал, что он сейчас тебе врежет! — я улыбнулся.
— Ждал, ждал! Помню! И что?
— Здесь неподалёку, за две ночи доберемся, живёт его брат. Георгий уверял, что, если мы заедем, передадим от него привет, нас примут должным образом!
— Ну, в этом можно не сомневаться!
— Да! В чём в чём, а в радушии грузин сомневаться нельзя!
— Это хорошо! — Спенсер печально улыбнулся.
Помолчали.
— Коста!
— Да, Эдмонд.
— Я посплю?
— Конечно, друг мой, поспи.
Я подогнал своего коня впритык к лошади Эдмонда.
Наверное, вряд ли это можно было назвать сном. Скорее всего, Спенсер просто был на грани потери сознания.
— Спи, друг! Не волнуйся. Я довезу тебя. Мы выживем!
У Эдмонда хватило сил улыбкой поблагодарить меня. Потом он закрыл глаза. Головой привалился к лошадиной шее. Отключился.
А я успокоился. Несмотря на всю аховость ситуации. Конечно, немного удивился своей реакции. В прошлой жизни обязательно запаниковал бы. Сердце бы выскакивало из груди. А сейчас — нет.
А чего паниковать?
Цель есть! 60 км с гаком0 — путь, конечно, неблизкий. Но у нас есть запасные лошади.
Еды и воды, целую твои руки, Кинша, у нас навалом!
А ещё: новые черкески, фетровые накидки, башлыки в вьюке! Роскошная папаха уже на голове! Друг в отключке и мне не помощник? Ну, так, подтяни штаны, выполни обещание. Довези его. Ты мужчина или кто?
Мне было весело! Охренеть, конечно!
«Не, не, не! Я вам так не сдамся! Нету у вас методов! Я не для того, столько пережил, чтобы сейчас лапки кверху!»
Рассмеялся, представив Никола, стоящего «хенде хох» перед Киншей.
«Как там водитель „Фердинанда“ сказал? „Дуралей ты, Шарапов. Такая девка, а ты… Пришлите рапорт… На твоём месте я бы ей сам отдавал рапорт. Ежедневно“. Да, кажется, так… Не поспоришь!»
Веселя и подбадривая себя, я от дороги не отвлекался. Тем более, не спускал глаз с Эдмонда. Он спал (потерял сознание?). Дышал тяжело. Но — дышал!
Сориентировался. Ага. Можно возвращаться на прямую дорогу. Точно на ДПС уже не нарвусь. Рассчитал точно. Вскоре копыта лошадей застучали по дороге. Теперь следующая цель — паром невдалеке от Вани.
«Скачем до утра. Потом остановка. Надеюсь, смогу Спенсера оживить на короткое время, чтобы спустить на землю. Плюс — поедим. Спим до сумерек. Потом без остановок до парома. Там будет видно. Хотелось бы верить, что разбойники по этой дороге не шныряют. А если даже и бузят? Зелим-бей я или погулять вышел? Разберусь с ними, на хер! И вся недолга! Вперёд».
…Мы скакали почти в кромешной тьме. Но, учитывая опыт лесного перехода с Махмудом, я доверился лошадям. Им виднее! Или, как меня учили взрослые дядьки на стройке (шабашил как-то одним летом), пусть лошади думают, у них головы большие!
Все отмеренные часы до рассвета Господь нас хранил! Лошади шли ровно. Спенсер спал, удерживаемый моей рукой. Никто не повстречался. Я оставался оптимистом. Не паниковал.
Но более всего меня обрадовало другое. Чего совсем не ждал. Не был готов. Наверное, сыграло свою роль два обстоятельства. Первое, что я доверился лошадям. Второе, что я внимательно следил за Спенсером и дорогой. Более ни на что другое не отвлекался. Поэтому не думал о том, как держусь на лошади, как скачу… Или, может, сработал вечный закон перехода количества в качество? Не знаю. Не знаю. Скорее всего, все вместе и сработало. Короче, в какой-то из редких моментов, когда я отвлёкся, перестал думать о Спенсере и дороге, я с удивлением понял, что испытываю настоящий кайф от скачки. От сидения на лошади. Я не боюсь её. Не боюсь упасть. Я уверен, что управляю ею по своему желанию. Что малейших движений моих рук или ног будет достаточно, чтобы направлять коня куда требуется мне. Что мне не нужно судорожно цепляться за поводья и нервировать умное животное своим неумением, перестраховкой. Мне нравилось скакать на лошади! Нет, конечно, мне было еще далеко до горцев! Скакать и скакать! Но одно я мог сказать про себя этой ночью точно: меня уже нельзя было считать дилетантом и мешком с картошкой! И тут — вопрос практики! Я был уверен, что еще пара месяцев, и я не побоюсь принять вызов от любого черкесам посоревноваться с ним в скачке! Пусть и буду проигрывать на первых порах. Но и здесь наступит день, когда они увидят круп моего коня!
…День провели привычно. Спали в бурках. Подъедали припас от Киншы. К вечеру сам переоделся и кое-как переодел ослабевшего Эдмонда, чтобы не выглядеть оборванцами. Снова взгромоздил его на лошадь. Привязал. Не забыл погладить и поблагодарить всех наших коняшек за верность и терпение. Надо же было с кем-то поговорить! Им же произнес: «С Богом!». В сумерках тронулись.
…К парому, как и ожидалось, подъехали на рассвете. Берег был пуст. И на пароме — никого. Чертыхнулся. Потом успокоился. Я все-таки здесь вырос. Я знаю привычки грузин. Паромщик не мог жить далеко. Грузин-паромщик не будет терзать себя ожиданием на пароме клиента. Ночью? В одиночестве? На холоде? Я вас умоляю!
Я огляделся. Даже не сомневался. В метрах пятидесяти заметил небольшой домик. Скорее, сарай или, как здесь называют, балаган. Наверняка, не настоящий его дом. Типа заимки лесника в тайге. Чтобы переночевать. Подъехал к сараю. Церемониться не стал. И крикнул громко, и постучал в дверь настойчиво. Внутри балагана раздалось кряхтение. Паромщик встал с теплой постели, подошел к двери, открыл её. Конечно, был недоволен.
У меня не было времени на политесы. Я кинул ему монету, номинал которой заставил его тут же взбодриться и действовать быстро.
Вернулись к парому. Он помог мне с запасными лошадьми. Завел их на, к удивлению, крепкий и добротный помост. Крепко привязал. Конечно, косился на меня. На Спенсера. Но молчал. И страха в его взгляде не было. И на том спасибо!
Поплыли.
— Вани далеко, батоно? — тут уж я, наконец, проявил должную вежливость.
— Меньше часа.
— Знаете Вано Саларидзе?
— Это сосланный, что ли? — паромщик усмехнулся.
— Да. Из Тифлиса.
— Он! — паромщик был уверен. — Значит, вы к нему?
— Да. Знаете, где живёт?
— Конечно!
Паромщик буквально по метру описал мой путь с момента, когда мы сойдём с парома до ворот дома Вано. Я поблагодарил его за такой подробный и точный «навигатор».
— Сами откуда? — не выдержал он.
— Я дам тебе еще столько же, — улыбнулся я, — если ты…
— Я никого не видел. Вас не перевозил! — паромщик был сообразительным.
Я внимательно посмотрел на него.
— Клянусь мамой!
Этого было достаточно. Если грузин клянётся мамой, будьте уверены, слово сдержит!
Паром причалил. Паромщик опять помог мне. Я выполнил обещание. Заплатил ему.
— Ты же не грузин? — опять он не удержался, когда мы стали прощаться.
— Нет. Грек.
— Откуда язык так хорошо знаешь?
Я подумал, что могу себе позволить похулиганить, памятуя о его клятве.
— Родился и вырос в Тифлисе. В «Африке». Знаешь такой район?
— Африка? — наверное, паромщик, вообще впервые слышал такое название.
— Не забивайте себе голову, батоно! Большое спасибо! Да хранит вас Бог!
— Как тебя зовут, скажи хотя бы?
— Коста.
— И тебя храни Бог, Коста! Заходи еще. Всегда переправлю. Меня Шота зовут. Если не я, то мой сменщик — Давид.
— Даст Бог, обязательно! Всего доброго!
Я решил поторопиться. Не хотел, чтобы наш «торжественный» въезд увидело много людей. Шота, дай Бог ему здоровья, маршрут указал идеально.
Я встал перед указанным домом. Спрыгнул с коня. Подошёл к воротам. Не удержался и перекрестился. Потом громко постучал.
Глава 22Еврейский пенициллин
Ворота распахнулись. Мужчина средних лет, открывший их, тут же вздрогнул. Не мудрено. Думаю, что, если бы я сейчас увидел себя в зеркале, тоже отшатнулся. Новые черкески придали нам вид благородных господ, но лишь отчасти. Печать перенесенных испытаний так просто не убрать. Окровавленные бинты на руках никак не спрятать!
Я сразу его успокоил вежливым приветствием. Говорил как можно мягче. Мужчина сообщил, что Вано его хозяин и что сейчас позовет его. Предложил въехать во двор. Я решил успокоить его окончательно. Сказал, что подожду здесь.