— Хотите закурить?
— Благодарю.
Она наклонилась и сунула мне в рот сигарету. Я почувствовал мягкое прикосновение пальцев к моей щеке. Она снова откинулась на спинку сиденья и закурила другую сигарету.
Еще две птицы, ожидавшие своих возлюбленных, сверкнули красными глазами и, взмахнув серыми крыльями, исчезли в темноте.
В иссиня-черном небе показалась луна, тонкая, как обрезок ногтя. Слева от нас мы увидели возвышающуюся в джунглях огромную тупоугольную пирамиду, черную, мрачную. При виде ее у меня холодок побежал по спине. Серп луны висел сзади пирамиды, как эмблема. Я мысленно представил себе массивные, высеченные из камня ступени, подумал о крови жертв, стекавшей по ним.
Впереди показался электрический свет, и сразу справа от нас началась железная изгородь. Наконец-то мы из ничейной земли въехали в частную собственность. Над причудливо вырезанными деревянными воротами с тростниковой крышей горел фонарь. Мы приехали в гостиницу.
Вероятно, шум нашей машины был слышен, так как у ворот нас уже ожидал официант в белой куртке. Он забрал наши вещи и на мой вопрос ответил, что я могу оставить машину прямо на дороге. Мы пошли за ним по дорожке через тропический сад. Здесь дикие джунгли рукой человека были превращены в великолепный парк с лоснящимися листьями пальм, цветущим виноградником и цитрусовыми деревьями. Мы подошли к широкой террасе. По всей вероятности, это очень комфортабельный отель. Миссис Снуд нечего было беспокоиться: ее расходы окупятся сполна.
Но лично я не сказал бы, что от него в восторге. Он был слишком элегантен и роскошен и поэтому казался совершенно неуместным здесь, в такой близости к мрачному чудовищу пирамиды.
Мы зарегистрировались у дежурного. На столе у него было много открыток и американских журналов. Оказывается, большая часть комнат была в отдельных коттеджах, расположенных в саду. Очевидно, они решили, что мы путешествуем вместе, и поэтому дали нам номера в одном и том же коттедже. Слуга отвел нас к нашему коттеджу в глубине сада. Это было очаровательное здание в майанском стиле.
Когда мы расставались у дверей наших комнат, я сказал Деборе:
— Я надеюсь, вы пообедаете со мной? Как насчет того, чтобы выпить что-нибудь?
— Благодарю. Я только переоденусь. Я быстро.
В моей комнате с высоким тростниковым потолком было две кровати с сетками от москитов и изящная раскрашенная мебель.
Когда я, сняв рубашку, обмывал в ванной комнате сожженные до боли руки и грудь, в дверь постучали. Я открыл. Это была Дебора. Она держала в руке баночку крема от ожогов.
— Вот, — сказала она. — Я не забыла.
Она осмотрела мой торс, затем взяла за руки и повернула, чтобы осмотреть спину. По-видимому, она совершенно не придавала значение тому, что перед ней стоял полуобнаженный почти незнакомый мужчина.
— Ну и ожог, — посочувствовала она. — Давайте лучше я вам сама все сделаю. — Она закрыла дверь. — Пойдемте к окну.
Я подошел. Я слышал, как она отвинтила крышку баночки, после чего ее пальцы начали ритмично массировать мою спину. Иногда моего плеча касались ее мягкие прохладные волосы. Меня обуревали странные чувства: во всем этом была какая-то интимность, и в то же время — это полнейшее безразличие ко мне с ее стороны.
Сзади меня раздался ее голос:
— Женаты?
— Да, — сказал я.
— Вашу жену не интересуют развалины? Или это вы ее не интересуете?
— Она работает. В Голливуде. Актриса.
Последовало ее характерное равнодушное «О». Руки продолжали искусно обрабатывать мою спину.
— Теперь повернитесь.
Я повернулся. На юном лице по-прежнему никаких эмоций. Между зубками показался кончик ее язычка — признак сосредоточенной работы. Она намазала мазью мою грудь, потом руки одну за другой, начиная растирать от плеча вниз, к запястью. Когда все было закончено, она задержала мою левую руку в своих руках и посмотрела на меня. Пристально и вызывающе.
К моему крайнему изумлению, вдруг она спросила:
— А что, продюсеры способны на романтические похождения в темном Юкатане?
У меня слегка кольнуло сердце.
— Все возможно. При наличии достаточного повода.
Она взяла меня за обе руки, наклонилась ко мне и поцеловала прямо в губы. Это был продолжительный поцелуй, с претензией на пылкую страсть, однако не очень убедительный. Он напомнил мне поцелуи, которыми награждают выигравшего этот приз кинозвезды в лотерее с благотворительными целями.
Она отстранилась от меня.
— Ну, как? Достаточный повод?
— Подойдет.
Я обнял ее за талию, но она выскользнула от меня со словами:
— Только не сейчас, когда вы кругом обмазаны мазью.
Она подошла к кровати, завинтила крышку баночки и поставила ее на ночной столик.
— Завтра нужно будет еще раз помазать. Ну, пока, увидимся через несколько минут. На террасе.
В замешательстве, заинтригованный, и в то же время не в силах заглушить возникшие подозрения, я стал одеваться. Надел чистую рубашку, завязал галстук, надел пиджак и прошел по саду в центральное здание отеля. Мазь утишила боль. Я с удовольствием думал о своей исцеленной коже и о Деборе.
За исключением группы официантов, столпившихся в одном углу, длинная терраса была пуста. Вероятно, сейчас не сезон для туристов.
Я заказал ромовый коктейль и сидел, потягивая его и наблюдая за крупными мотыльками, порхающими в темном саду, и думал о девушке, которая может быть в один момент такой напуганной до смерти, а буквально через несколько минут такой неубедительно страстной. Но я ничуть не боялся попасть в ловушку. Она была слишком молода.
Сзади меня послышались чьи-то шаги. Я повернулся. Ко мне приближалась миссис Снуд в кричащем красном вечернем платье. Она подправила косметику, и все же, несмотря на все ее великолепие, по-прежнему оставалось впечатление неряшливости.
При виде меня в ее черных пытливых глазах вспыхнула радость. Она бухнулась на стул рядом со мной и сказала с укоризной:
— Ах вы плут этакий. Ведь я собиралась оплатить этот ваш бокал, — и быстро добавила: — Сколько с вас взяли?
— Они ничего мне не сказали.
Я думал о Деборе, о том, как она спряталась в деревенской лавочке. Если миссис Снуд является причиной ее страха, я об этом скоро узнаю.
Подошел официант. Миссис Снуд заказала шотландское с содой и на уморительном испанском пыталась объяснить ему, что она заплатит и за мое вино тоже. Когда официант ушел, она обратилась ко мне:
— Как вам нравится мое платье? В Штатах мне сказали, что оно исключительно подойдет для Мексики. Обратите внимание на оттенок. Самый модный. Семьдесят пять долларов пятьдесят центов. Вы думаете, меня надули? Ну да ладно, не беда.
Официант принес виски. Поток болтовни миссис Снуд не прекращался. Она рассказала мне о дороговизне в Гватемале, откуда она только что приехала, высказала предположение относительно цен в отелях Акапулько, куда она обязательно заглянет перед тем, как вернуться в Ньюарк. Я подумал, до чего же типичными туристами могут быть некоторые люди. Она казалась какой-то искусственной, как иностранная актриса, изображающая американку, причем американок-то она изучала по страничкам юмора в журналах.
Дебора не появлялась. Я услышал сзади на темной дороге звук автомобиля. Вероятно, официанты тоже услышали его, так как один из них поспешил встретить вновь прибывших.
Вскоре они показались на дорожке, идущей к нам. Приехали три гостя: одинокий американец и пара. Мужчина из этой пары, вероятно, тоже американец. Огромный, лет сорока, с розовым, пышущим здоровьем лицом, красно-рыжими волосами и слишком длинными руками, которые неловко болтались, когда он шел. Идущая рядом с ним девушка представляла собой резкий контраст. Вероятно, она из латиноамериканской страны. Маленькая, хорошенькая, индейского типа с красивыми огромными глазами и довольно толстыми ногами.
Вместе с ними шел мужчина, в котором я узнал шофера экскурсионной машины из отеля «Юкатан». Вновь прибывшие столпились у стола портье. А я вспомнил, что Дебора говорила мне, что она опоздала на экскурсионную машину. Собственно, это и явилось предлогом для ее поездки со мной.
Сознание того, что она солгала — сам по себе факт пустяковый, — вдруг насторожило меня. Я стал по-другому воспринимать все происходящее здесь на террасе. У меня появилось такое ощущение, что все кажется не тем, чем является на самом деле. Голоса людей у стола портье казались мне нереальными, болтовня миссис Снуд — воркотней какого-то животного. Даже сад показался мне декорацией, вырезанной из картона, нечто искусственное, предназначенное для того, чтобы скрыть зловещую действительность.
Мои размышления были прерваны голосом американца:
— Не возражаете, если ваш земляк присоединится к вам за столом?
Я оглянулся. То же самое сделала миссис Снуд, прервав свое щебетанье. Около нас стоял только что прибывший американец. На нем был спортивный пиджак довольно неряшливого вида, мешковатые фланелевые брюки и желтая рубашка с расстегнутым воротом. Он был или чересчур светлый блондин, или просто седой. Я не был уверен. И вообще он производил странное, неопределенное впечатление: ему могло быть и сорок пять, и пятьдесят пять лет. У него могла быть любая профессия, начиная от инженера, кончая агентом по рекламе. Лицо с огромными очками в черепаховой оправе тоже было какое-то неопределенное. Он как-то странно улыбался, от чего глаза у него почти совсем закрывались, а с обеих сторон рта с довольно тонкими губами неожиданно появлялись девичьи ямочки.
— О, конечно, садитесь.
Миссис Снуд рассматривала его, не скрывая своего интереса. Радушие, которым она, очевидно, совершенно не могла управлять, заставило ее сказать:
— Выпейте с нами.
— Так, так. Это идея. Неплохая идея.
Незнакомец уселся в кресло, а затем, слегка приподнявшись, протянул руку миссис Снуд:
— Мое имя Билл Холлидей, Кливленд, Огайо.
Миссис Снуд и я в свою очередь представились ему. Он осмотрелся с видом человека, знающего всему цену.