теперь я хожу пить эспрессо в бастионы, делаю крюк, чтобы поздороваться с бэбэ, который смотрит прямо в глаза, хуже того — он затягивает туда свое пасмурное небо и пластинку с одой меланхолии, ките! выпей небо! были бы у меня офорты, позвал бы его на них посмотреть, а так позвал в цитадель на чашку кофе с ореховой хелвой, бэбэ кивнул без улыбки, снял фартук через голову, отдал свой лоток бакалейщице и пошел со мной, спокойный, как гипнос с маковым молочком на губах
вот бы покрыть его левкасом и позолотой, целиком, как александрийского мальчика, и поставить в углу, возле прачкиного толстого манекена, под глянцевой мордочкой лукаса с его горячей флавийской завивкой, под фотографией фионы не в фокусе, оттого что вертела головой, зыбкая фиона хиросигэ, бамбук и слива на станции токайдо, домашний музей мораса, любимые призраки в вашем доме! вход три лиры, группам и младенцам половинная скидка
без даты
…в границах столика течет иная жизнь? бэбэ зевает и закидывает ногу за ногу, сквозь драные шорты зияет гончарная умбра, глиняная сущность его кожи, из такого бедра ни дионис не родился бы, ни вайшья-скотовод, из такого бедра разве что магрибинский сосуд для вина, времен короля хасана, вылепить, инкрустированый янтарной смолой, а хочешь вина? угу — руки появляются из карманов, в пальцах будто горячие каштаны прыгают, их продавали в барселоне на горе монтжуик, бэбэ пробует вино, бэбэ поджимает фаюмский свой подгорелый рот, бэбэ глядит укоризненно из-под вороньей челки, чисто клоун бернара бюффе — вот сейчас высунет язык и лизнет себе кончик носа, нет, мы невероятно много пьем, бэбэ-бэ
ты пишешь сразу набело, вдруг спрашивает он, или потом возвращаешься? ну вот еще — alfresco пишу, мой ангел, по сырой штукатурке, остальное в топку, в сток для мертвого времени, и бесплодной землей присыпать, чтоб не узнал никто, бэбэ пожимает плечами: а я бы возвращался! тоже мне сравнил, к его словам вернуться — все равно что домой прийти, в комнату с еле слышным фонтаном и глиняным полом, густо застеленным берберскими коврами, и чтоб стены были отделаны мавританской zellige[113], зеленой или цвета холодных сливок, — что еще нужно в жару, когда, как во сне, душа сжимается, обмякает и угасает, но это если верить Цицерону, а мы
без даты
сколько тебе лет? хотел я спросить у бэбэ, когда мы встретились в семь утра на голден бэй, намереваясь вместе выкупаться, мне пришлось подняться ни свет ни заря, чтобы бэбэ успел к девяти на свой сигаретный угол
когда он повернулся ко мне спиной и снял свои мятые льняные штаны вместе с трусами, я в первый раз увидел его тело и растерялся — весь бэбэ сделан из японского кипариса, как желтая маска театра но, на спине у него нарисован фиолетовый карп, алым хвостом упирающийся в крестец, а пятки совершенно рыжие, будто выкрашены хной, нет — именно что выкрашены! я открыл было рот, чтобы спросить, но тут он повернулся ко мне лицом, и я не спросил
двадцать? сорок? может быть, сто? там, на углу бастиона, в своем дурацком фартуке с апельсиновым верблюдом, он казался мне мальчиком, чуть старше фелипе
он лег на песок и широко раскинул руки и нога, минуты две я смотрел на него, раскрыв рот и пытаясь вспомнить, что мне это напоминает, что-то очень красивое и важное
витрувианского человека Леонардо? дачу в каралишкес?
то, что нарисовано у меня на спине, сказал бэбэ, это мae-da-agua, амазонский дух воды
ну да, я так и подумал
без даты
скажи мне, бэбэ, давно ли ты продаешь сигареты на углу вилегейнон? спрашиваю я, допивая второй бокал, не успевший даже согреться, кто ты, бэбэ? ты рассуждаешь, как мой барселонский преподаватель th й orie de la litt й rature, только тот был лысый и не носил клеенчатый фартук
недавно, неохотно отвечает бэбэ, в тунисе я занимался другими делами
больше я ни о чем не спрашиваю, мне страшно, что он уйдет, так уже
5 мая
Приходил дядя. Меня уволили из следственного отдела. Точнее, он меня уволил. В понедельник они подпишут приказ. Или во вторник.
Все время думаю об Этом, хотя прошло уже десять дней, даже синяки от уколов прошли.
Тот парень, Густав, тоже умер, в ту самую ночь, и в этом виновата я.
Если бы я не пришла к профессору, ничего этого не случилось бы.
В коньяке нашли снотворное, предназначенное, разумеется, для меня.
Приятных снов тебе, Петра.
Густав взял бутылку без спроса и выпил остатки коньяка у себя в ванной. И уснул.
И захлебнулся.
У него нашли билет на утренний рейс. И зеркало. Я его не видела, но дядя Джеймисон говорит, что некрасивое — поломанное и побитое.
У профессора билета не было. У него обнаружили и забрали мою Штуку, которая оказалась частью другой Штуки.
В общем, это такая штука, которой добывают огонь, — кольцо и пестик.
У профессора был пестик, а у меня кольцо. Кто бы сомневался.
Хорошо, что на мне его никто не видел. Шнурок был разрезан ножницами, пока я спала, и засунут мне в карман. Какая заботливость. Зачем он это сделал?
Хотел собрать игрушку, чтобы всласть наиграться? Хотел добыть огонь?
Русский исчез. Его ищут, но, скорее всего, не найдут.
Тем более что он тут ни при чем, случайный свидетель.
Араба — не запомнила фамилию — застрелили, когда началась операция. Его имя полиции известно, так сказал дядя Джеймисон.
Профессора Форжа тоже убили.
Не знаю, наши ли сподобились или этот черный парень из смежного номера. Не думаю, что меня заинтересуют результаты экспертизы.
Просто он оказался в центре перестрелки. Умер там же, на полу, когда меня увезли в реанимацию. Интересно, за ним кто-нибудь приедет?
Меня уволили за не-сан-кци-о-ни-ро-ван-ное участие в операции.
На самом деле никакой операции не было, просто ванна в номере студента перелилась через край и в номере на втором этаже потекло с потолка.
Когда горничная открыла дверь и увидела парня в эвкалиптовой пене, было уже поздно. Они вызвали полицию и амбуланс.
Белл-бой сказал, что вечером видел Густава выходящим из номера Форжа.
Наши ребята, разумеется, пошли к профессору и стали стучать.
Куда же им было еще идти? Они хотели только спросить, не знает ли он чего, у них и в мыслях не было, что он не откроет. Но он не открыл, и все пошло наперекосяк.
Араб в соседнем номере подумал, что это пришли за ним, только подбираются по-хитрому, через соседний номер, и принялся стрелять.
Они, натурально, ответили тем же. Дальше — как в кино. Все умерли. И сразу хочется выключить телевизор.
В доме нет ни капли коньяку.
Аккройд мне не звонит.
Вероника мне не звонит.
Звонит только мама, звонит и плачет, но что с нее возьмешь.
Почему профессор не открывал полиции?
Ведь я всего-навсего спала у него в кресле, живая и здоровая.
Неужели он хотел от меня… того, о чем думает Джеймисон?
Но ведь я ему совсем не нравилась, ни капельки — я это сразу чувствую.
К тому же теперь совершенно ясно, почему он смотрел мне на грудь.
6 мая
Дядя Джеймисон сказал, что это он настоял, чтобы мне в больнице сделали экспертизу. Они ее сделали.
Теперь вся семья будет знать, что я девственница. Hymen.
Это написано латынью, черным по белому. Какой кошмар.
Я хочу увидеть русского. Ему можно хоть что-то объяснить.
Я даже согласна привыкнуть к его дурацкой кличке.
Я хочу, чтобы он избавил меня от этого позора, от этой перепонки, пленки, мембраны, или как там она выглядит.
Свидетельства того, что за двадцать восемь лет я никому не понадобилась. Теперь, когда я больше не девушка-полицейский, я могу просто пригласить его в гости. И попросить.
Русский может это сделать, я ему понравилась. Я это сразу чувствую.
И потом — у него такие длинные смешные глаза.
И руки сухие и горячие, не то что у некоторых.
В интернете его зовут Мозес, только еще палочка впереди.
Я буду звать его Мо, это не так кощунственно и приятнее слуху.
Мо! Где ты?
без даты
и он сказал: страшней беды
не знал я до сих пор![114]
женственность заключается в умении обозначать действительность, не структурируя ее, жаль, что я поздно сообразил
вспомнил сегодня, как с фионой бродили по рынку в марсашлокке, в конце марта, незадолго до ее отъезда: фи, дорого! морщилась фиона и ловко подставляла бумажный пакет, сполосните! мокрая вишня шлепалась на дно, на бумаге проступали лиловые пятна, недозрела! хмурилась она, попробовав хурму, и протягивала руку с деньгами — да нет же, не фунт, а два! боже, какая кислятина! фыркала она, засунув в рот чуть ли не всю виноградную гроздь, и блестела глазами, и пальчиком указывала повелительно, и еще синего! и еще вон того, мелкого!
недаром кэрролл не любил мальчиков и одного даже обратил в поросенка, в мальчиках, вот и делёз говорит, слишком много заключается фальшивой мудрости и животности, лишь девочки способны уловить смысл события и отпустить на разведку бестелесного двойника
чахлая воля к событию уступает воле к речи, и от этого по всему телу бегут мурашки, и если Климент александрийский не врет и тело — это причина, то причина моих мурашек — бестелесные вишня и хурма, обретающие смысл, лишь будучи замеченными, вот и я обретаю смысл, пока иду за ней, нагруженный, как невольник, и счастливый, как вольноотпущенник, любуясь кошельком мёбиуса в ее белых уверенных пальцах, кошельком без изнанки от английского кутюрье[115], кошельком из носовых платков с монограммой