еялся на лучшее.
Очень душит жаба оставлять здесь такое богатство. Была бы возможность вывезти все это, ни секунды не задумывался бы над этим, но увы. Поэтому, лихорадочно продумываю, куда можно спрятать, еще хоть немного денег, тем более, что одних долларов здесь имеется больше двух миллионов. А кроме них есть еще и немецкие марки, английские фунты и швейцарские франки. В итоге занялся шитьем, и вложил в папаху, которая когда-то принадлежала курбаши, и пришитые на нательном белье кармашки еще около пяти тысяч долларов,постаравшись использовать не слишком крупные банкноты. Лямки рюкзака избавил от советских денег, когда-то вложенных туда, и заменил их на долларовые купюры. Еще честь денег легла по картонное дно рюкзака, а часть просто положил во внутренний карман, и прикрыл их какой-то мелочевкой, вроде соли, спичек и тому подобного. Просто надоело ломать голову, и потому бросил так. В итоге, с учетом всех взятых с собою денег, у меня оказалось чуть больше трехсот двадцати тысяч долларов.
Я надеялся, что рано или поздно доберусь до более цивилизованных мест, где мне могут понадобиться деньги. Именно поэтому, постарался выбирать купюры не слишком высокого номинала.
Папаха может и была шикарной лет пятьдесят назад, а сейчас на нее было без слез не взглянуть. Если та же куртка и другая одежда были сложены в сундуке, и переложены какой-то химией от моли, то папаха все это время пролежала в одном из кресел, и оказалась изрядно побитой. Ее даже страшно было надевать. Когда она попала мне в руки из нее посыпалось столько дряни, если бы не безвыходное положение, я бы просто побрезговал ею. Впрочем, общую форму она сохранила, в какой-то степени греет, а большего мне и не нужно.
Еще Зияд-Бек, писал, что здесь в Афганистане, не стоит светить долларами, тем более такими дорогими купюрами. Но это было понятно и так. Еще даже не представляю, как я буду их обналичивать, например в той же Европе, или Аргентине. Номинал-то их не изменится, а я вряд ли к тому времени стану достаточно взрослым, да и просто не понимаю, как объяснить само наличие таких денег, ведь наверняка и там имеются фискальные органы.
Но возвращаясь к текущей дате, курбаши советовал взять с собой в дорогу оставленные им местные деньги. Честно говоря, они меня очень смущают. С одной стороны это конечно не бумажные купюры, а монеты, некоторые из них даже серебряные, но все они датируются началом двадцатого века. В СССР, за эти годы прошло как минимум три, а то и четыре реформы, и деньги сменились до неузнаваемости. Они и доллары-то древние, но я как-то читал, что там действительны все купюры выпущенные после окончания гражданской войны, поэтому какая-то надежда все-таки есть. А вот в отношении Афгани, меня гложут большие сомнения. Хотя, если вспомнить местные обычаи, то хотя бы серебряные монеты, и могут сослужить хоть какую-то службу. Местные женщины, охотно переделывают серебро, бронзу, а те кто побогаче и золото, создавая монисто и другие украшения из множества монет. Так что, хотя бы серебро стоит взять с собою. А если не проскочит, буду что-то думать.
Хотя, что тут думать, одну цепочку я для себя нашел, надо будет подобрать что-то не очень дорогое, но достаточно ценное для обмена. Вполне подойдет та ювелирка, что посыпалась из матраца. Уж особенно ценной ее не назовешь, все-таки это можно сказать ширпотреб, и вместе с тем — золото. Вполне можно назвать его наследством доставшимся от родителей, и наверняка такое объяснение, всех устроит.
Продуктов оставалось все меньше и меньше, да и от лета осталось меньше месяца. Учитывая, что в горах осень начинается много раньше, и ее сменяет скорая зима, задерживаться здесь не было никакого смысла. И поэтому я решил, что пора собираться в дорогу. Потому что после того, как закончатся припасы, я отсюда просто не выберусь.
В качестве одежды, взял то, что нашлось в закромах курбаши. Моя одежда за прошлый переход сильно поистрепалась, и буквально дышала на ладан. Поэтому отставив в сторону брезгливость, решил, что Зияд-бек, не обидится на меня и оделся полностью в вещи оставленные после него. То есть в качестве нижнего белья, на мне теперь находились кальсоны и нательная рубашка из плотной хлопчатобумажной ткани, Поверх кальсон, были натянуты, те самые галифе, а сверху фланелевая рубашка. Венчала весь этот наряд теплая овчинная куртка и папаха. В левый внутренний карман куртки влез мой старый перочинный нож, коробок спичек, и старая карта севера Афганистана, на которой был отмечен, сделанный курбаши Зияд-беком маршрут, от перевала до деревни Борак, в правый горсть серебряных монет. Надеюсь, они все же окажутся ходовыми.
В самый последний момент, немного переиграл с хурджином, и переложил все вещи в свой рюкзак. Все же я больше привык к тому, что рюкзак болтается за спиной, и руки у меня свободны, а хурджин время от времени пришлось бы перекидывать с одного плеча на другое. Был бы ишак или хотя бы велосипед другое дело, можно было бы воспользоваться и им. А так рюкзак все же удобнее. Правда вместо него, пришлось предусмотреть и небольшой коврик. Он хоть и называется молельным, но в походе подойдет для всего, и в качестве молельного и в качестве бытового.
Вместо своего, взятого еще в лагере одеяла, взял местное. Вряд-ли это было одеяло в полном понимании этого слова. Скорее не очень толстый войлок из верблюжьей шерсти. Я вложил его в достаточно длинный и широкий, брезентовый мешок, который можно было бросить на любую поверхность и влезть в него самому. Получалось, что-то вроде спальника. Кроме мешка, взял еще кусок, примерно два на полтора метра, тонкой парусины. Которую при необходимости можно использовать как дождевик, или превратить в небольшой навес. Я прекрасно помнил, как когда-то мучился под двумя простынями, пытаясь защитить себя от росы или дождя. И поэтому сейчас старался все это предусмотреть. Под голову вполне подойдет рюкзак, и будет вполне удобно. Так же, как когда-то и одеяло скатил мешок в тугой валик, и подвязал его ремешками, к рюкзаку.
В рюкзак вошла пара запасного белья и портянок, мыло, тонкое полотно используемое последнее время, вместо полотенца, вафельное в конец истрепалось, еще одну фланелевую рубашку из запасов курбаши и Коран. Кроме того туда же вошли два небольших котелка вложенных друг в друга, с подходящими крышками, кружка, большая жестяная коробка с остатками чая, четыре невскрытые банки с меланжем, мешочек с примерно килограммом риса, и точно такой-же с сухарями. Причем последние я растолок в крошку, так они занимали гораздо меньше места, добавил к ним немного соли и перца, получилось что-то вроде приправы. Не знаю, как все это можно назвать. Но перед уходом попытался приготовить себе обед с этой смесью, получилось не то, чтобы вкусно, но хотя бы не противно, и достаточно питательно. Я подумал, что в дороге вряд ли смогу раздобыть что-то существенное, на мясо большой надежды не было, а так, даже горстка риса, сваренная на воде с добавлением этой смеси, и яичного порошка, должна получиться достаточно питательной. Кроме того в отдельном мешочке лежала истолченная соль. Немного примерно половина килограмма, и оставшиеся четыре коробка спичек. На самом дне покоились четыре пачки, по двенадцать штук в каждой патронов от нагана, и средство для чистки и смазки оружия. Все же решил вместо шомпольного ружья взять наган. Стрелять из него, было не в пример проще, да и он был меньше. В итоге, я вспомнил некогда прочтенную книгу, в которой наган носили в кобуре, располагавшейся на ноге. Прикинув так и эдак, соорудил некую систему из ремней, и в итоге кобура с наганом расположилась на правой ноге ближе к бедру. Из-за складки галифе, ее совсем было не видно а при необходимости можно было сунуть руку в карман с прорезью, и достать револьвер без особенного труда. В наружном кармане, кроме двух кусков хозяйственного мыла, найденных уже здесь, сиротливо, из-за отсутствия давно закончившейся пасты, лежала зубная щетка, мочалка, пара столовых ножей обернутых тканью по лезвию, и небольшой оселок, для их правки. При наличии нагана, я надеялся, что рано или поздно смогу подстрелить какого-нибудь козла, и обеспечить себя мясом, хотя бы на один-два раза.
Серебряных монет оставленных курбаши оказалось штук тридцать. Мешочек с теми монетами что не вошли во внутренний нагрудный карман и частью ювелирки от одного из его соратников, перекочевали на пояс. Среди вещей курбаши обнаружился довольно широкий ремень из толстого брезента, с нашитыми на него кармашками с внутренней стороны. Сам вид указывал на то, чтобы вложить в эти кармашки монетки. Правда в них я вложил лишь те которые оказались у одного из его соратников, и за их счет а также всего остального, пояс стал почти неподъемным, пришлось сооружать к нему еще и помочи, а то он просто сползал с мня. Ведь кроме монет на нем была закреплена фляжка с водой, тяжелый кинжал, который был взят из вещей курбаши, им вполне можно было заменить топорик. Получилось ужасно неудобно и сильно давило на плечи. В итоге, с помощью дратвы и найденного шила, просто пришил пояс в нескольких местах к куртке. В итоге, и куртку можно было затянуть поясом, и он сам не слишком давил на плечи. Правда дотянуться до монет с головой Зевса, которые оказались почти на спине, сразу не получалось, но может это и к лучшему. Если не получается у меня, то не получится и у другого.
Для дальнейшего похода был взят с собою посох. Ту самую палку, что некогда вырубил с какого-то дерева на советской стороне, я слегка облагородил, отполировал в том месте, где брался за нее руками, и обмотал тонким, но довольно длинным шнуром, который при необходимости можно было натянуть и сотворить какое-то подобие навеса, или же просто просушить на нем постиранную одежду.
Присев на дорожку, я окинул взглядом дом, который дал приют мне на целый месяц, и вселил надежду на то, что еще не все потеряно, и глядишь, все образуется, и поднявшись спустился вниз. Здесь плотно притворил дверь, ведущую в дом и на всякий случай вбил в щель небольшой клинышек распирая дверь, и не давая ее открыть случайному зверю. От человека это конечно не спасет, но хотя бы зверье не попадет внутрь. Дойдя до могилы курбаши, поклонился умному человеку, и сам от себя не ожидая, прочел молитву. Впрочем, пора было вливаться в местное сообщество с его пятикратным намазом, и прочими обычаями, которые ждут меня на пути к цивилизации.