Капитан Норвуд крепко прижал руки к бокам.
– Доктор, вы самые известные люди в своей области. Покажите мне, на что вы со своими помощниками способны. Я организую посты на палубах второго и третьего класса. Хотите рассматривать под микроскопом леди и джентльменов своего круга? Делайте это сами. Я не отдам оскорбительный для них приказ, особенно после ужасов, которые им пришлось пережить на этой неделе. Нам осталось провести в море всего два дня.
Капитан развернулся и бросил сердитый взгляд через плечо.
– После полуночи, когда карнавал закончится, я прикажу увести льва. Тогда сможете расследовать, как вам удобно. Занимайтесь своими делами, пока я вас не извещу – наверное, после полуночи или утром. Только никому не говорите об этом злополучном происшествии. У меня будет вечер без убийств и ужасов, а если вы посеете панику, я отправлю вас в карцер.
Капитан Норвуд проводил нас обратно наверх и поставил около лестницы дежурного, запретив пускать кого-либо в трюм для животных. Мы должны были ждать окончания представления, и не дай нам Бог помешать развлечениям богатых и могущественных. По крайней мере я надеялась, что капитан передаст нам сообщение после полуночи, а не передумает и запретит спускаться на место преступления до утра.
– Нам с тобой предстоит серьезный разговор, – сказал дядя таким же ледяным тоном, как порывы арктического ветра вокруг нас. – А до тех пор ты должна оставаться с Томасом. Мы поняли друг друга?
Я с трудом сглотнула.
– Да, сэр.
Больше не глядя на меня, дядя направился к своей каюте.
Томас молча стоял рядом, хотя я видела, что он борется с собственными эмоциями. Я потерла руки, глядя, как один из матросов поднял мешок и прижал к груди. Ему выпало счастье отнести отрезанную конечность в холодильный шкаф. Я постаралась не морщиться при мысли о том, насколько теперь нарушена сохранность места преступления и руки. Нам только что сильно усложнили работу.
– Не могу понять, почему капитан Норвуд так противится ночной вахте в первом классе, – сказала я.
Мы стояли в конце прогулочной палубы. Публика еще была зачарована цирковыми шатрами, установленными вдоль палубы, как на ярмарке. Люди смеялись и переходили от одной раздувающейся полосатой палатки к другой. Однако я также заметила, что многие постоянно оглядываются, смеются не так громко, а улыбаются не так широко, как их спутники. Атмосфера была напряженной, словно затишье перед бурей.
– Думаешь, он кого-то прикрывает? Довольно странно, что еще одно убийство мало его волнует.
Томас стоял рядом, стараясь не касаться моей руки, и смотрел на ночной океан. Я пыталась убедить себя, что его напряженная поза меня не беспокоит, но знала, что это очередная ложь. Наконец он дернул плечом.
– Должен признать, Одри Роуз, что я в замешательстве.
По тому, что Томас назвал меня по имени, я сразу поняла, что он говорит не о капитане, и проглотила мгновенный ответ. Ветер швырнул мне в лицо туман, отчего глаза защипало почти так же, как от тона Томаса.
– Клянусь, скоро все будет по-прежнему. Томас, мне нужно, чтобы ты мне доверял.
– Я доверяю. – Он вздохнул и провел ладонью по лицу. Это было так не похоже на Томаса. Его взъерошенные волосы намекали на внутренние переживания. – В этом-то и проблема. Что за сделку ты заключила с Мефистофелем?
Я застыла и осмотрелась по сторонам, чтобы убедиться, что мы одни. По палубе на ходулях проковыляла артистка в призрачном бело-сером наряде. Ее рваные движения на фоне темного океана выглядели жутковато. Мы с Томасом подобрались слишком близко к запретной теме, но несмотря на сложности в наших отношениях, я не могла рисковать благополучием Лизы.
– Не уверена, что понимаю твои обвинения, – сказала я и принялась тереть рукавом перила. – Я не заключала с ним никаких сделок. Дедукция тебя подводит, Кресуэлл.
Между нами повисло молчание, тяжелое и неуютное.
– Хочешь узнать кое-что интересное про мою дедукцию? – наконец спросил Томас, повернувшись ко мне. – Когда ты врешь, то немного опускаешь глаза, а потом поднимаешь. Это тебя выдает, я видел, как ты это делаешь с Молдовеану и с отцом. – Он пристально вглядывался в мое лицо, сохраняя свое невозмутимым, так что я больше не видела на нем страдания. – Мы обещали, что никогда не будем врать друг другу. – Он глубоко вдохнул, как будто собираясь с мыслями или формулируя фразу, чтобы не быть неверно понятым. – Я уверен, что ты найдешь способ сказать мне правду и соблюсти условия сделки. Мы партнеры. Равные. Позволь мне узнать, чтобы я мог помочь.
Я хотела этого больше всего на свете и в тысячный раз терзала свой мозг, но так и не нашла способа обойти условия Мефистофеля. Признание в тайном соглашении положит конец нашей договоренности. Лиза никогда не оставит Гарри Гудини по собственной воле, а времени все меньше. Через два дня мы прибудем в Америку, и, если я упущу Лизу там, она будет потеряна для нас навсегда.
Я стиснула кулаки, надеясь, что боль от впившихся в кожу ногтей укрепит мою решимость. Я не надела перчатки и ощущала пальцами иллюзорное тепло кожи Мефистофеля.
– Клянусь, что не сделала ничего аморального.
Это была правда, но по тому, каким отрешенным стал взгляд Томаса, я поняла, что опять сказала что-то не то.
– Понимаю. – Он осторожно шагнул назад, и в моей груди разверзлась пропасть. – Надеюсь, ты проведешь приятный вечер.
– Томас… пожалуйста, – позвала я, внутри все переворачивалось. Он покачал головой и пошел прочь. – Я… подожди!
Томас остановился, но не повернулся.
– Я… мне нужно отдохнуть перед осмотром места преступления. Перегруженный разум вредит расследованию. Спокойной ночи, Уодсворт.
Я сделала несколько шагов и заставила себя отпустить его. Меня совсем не удивило, что он внимательно присматривался ко мне в Академии судебной медицины и науки. Директор Молдовеану был гадким человеком, и иногда мне приходилось лукавить. Что до отца… до того, как он смирился с моей страстью к судебной медицине, мне приходилось скрывать обучение у дяди. Ложь была вынужденным злом, которым я не гордилась.
Я закрыла лицо руками. Оправданно или нет, но я солгала. У Томаса были все основания сомневаться во мне, хотя я больше всего на свете желала, чтобы он мог увидеть правду: я никогда не причиню ему боли.
– А, темный принц улетел с полночным бризом. – Мефистофель поднял бокал с шампанским и отпил из него. – Знаете, он прав. Вы действительно опускаете глаза, когда врете.
Глава 21. Душа чернее ночи
Прогулочная палуба
Королевский почтовый пароход «Этрурия»
5 января 1889 года
Я развернулась.
– У вас что, вообще нет чести? Не говоря уже о том, что такие внезапные появления пугают и не располагают к себе.
Маска Мефистофеля была чернее царившей вокруг ночи. Черной, как его дьявольская душа. И, наверное, такой же черной, каким будет синяк у него под глазом, если он опять подкрадется ко мне в то время, когда поблизости рыщет отъявленный убийца.
Он допил остатки шампанского и показал на свое место, где рядом с пустой бутылкой лежала наполовину опустошенная коробочка попкорна.
– Я сидел здесь, и не моя вина, что вы оба так ненаблюдательны.
Я стиснула зубы.
– И давно вы нас подслушивали?
– Достаточно долго, чтобы поздравить вас с тем, что вы поддерживаете иллюзию невинности. Хотя это жалкие попытки. Давайте сойдемся на том, что ваши настоящие таланты лежат не в этой области. Хотя, насколько я понял на данный момент, расследуете вы не намного лучше. Но на вас хотя бы приятно смотреть. И танцуете на удивление неплохо.
– Вы здесь по делу или вам наскучило показывать дешевые фокусы? – спросила я, вспыхнув. – Или, что вероятнее всего, просто наслаждаетесь тем, что вбиваете клин между мной и Томасом?
– Никогда не устаю от фокусов, – улыбнулся он. – Так же как вы никогда не устаете осматривать трупы.
– Это вряд ли говорит о том, что у нас есть что-то общее.
– Как скажете. – Он пожал плечами. – Хотя я не согласен.
– Кстати. – Моя злость на него за фокус со львом в клетке вспыхнула с новой силой. – Не знаю, в чем заключался смысл вашей выходки, но дядя отошлет меня обратно в Лондон, если еще раз застанет нас вместе. Если вы поставите под угрозу мою карьеру криминалиста, я разорву наше соглашение.
– Может, я просто хотел посмотреть, действительно ли небезразличен вам или все это лишь притворство. Вы становитесь весьма ловкой актрисой, хотя и опускаете глаза, когда лжете.
Я разинула рот и тут же закрыла. Он бросил на меня понимающий взгляд.
– Если дядя из-за этого отошлет вас домой, возможно, вам пойдет на пользу обучение под другим руководством. Вы сможете какое-то время исследовать мое научное направление. – Он отмахнулся от возражений. – Мы можем до бесконечности обсуждать свои личные трагедии, но у меня есть новости. Ваша кузина после полуночи встречается с Гудини на сцене. Наедине. Довольно скандально для сбежавшей из дому девушки, которая путешествует с труппой неудачников.
Я закатила глаза.
– Она путешествует с вами больше недели, а вы только теперь говорите о скандале?
– Припоминаю, что ваш дядя грозил упечь ее в психиатрическую лечебницу, если она опять будет встречаться с Гудини. Видите? Я терпеливо сидел здесь, ожидая, когда вы закончите расследование, чтобы сообщить новости без промедления.
Я чуть не застонала. Такими темпами мы с Лизой обе попадем в соседние палаты лечебницы.
– Что они делают?
– Работают над новым номером Гудини для завтрашнего представления, очень секретного, но я видел анонс. Номер очень сложный. И смертельно опасный, если он не уложится во время. Хотя может быть и просто смертельным для того, кто залезет в молочный бидон.
Если когда-то и имело смысл подумать о возвращении в Англию вплавь, то именно сейчас. Лиза не только встречается с Гудини, но и собирается ассистировать на сцене еще раз после того, как поклялась дяде больше никогда этого не делать.