– Это вы убили тех девушек?
– Не совсем такой реакции я ожидал, мисс Уодсворт. – Мефистофель дернулся назад и покачал головой. – С вами не соскучишься. – Он провел рукой по темным волосам, взъерошивая и без того непослушные пряди. – Но нет. Если вам нужны признания, боюсь, вы не там ищите. Я никого не убивал. За исключением москитов. И нисколько не раскаиваюсь, поскольку они высасывают изрядное количество крови и оставляют зверский зуд.
– Если честно… – Я запнулась, заметив, как близко мы опять стоим, мое внимание переметнулось на его приподнятые в улыбке губы, желание в глазах, заставшее меня совершенно врасплох. – Я…
Он наклонился и нежно прижал свои губы к моим. Прикосновение было неожиданным, но не неприятным. На мгновение я забыла обо всех бедах последнего часа, сосредоточившись на его губах, которые медленно раздвинулись. Он привлек меня к себе, вцепившись в ткань моего платья, словно убеждаясь в том, что я не иллюзия. Мне захотелось потрогать его кудри, они такие милые, но… воспоминание о лице Томаса привело меня в чувство, и я вырвалась.
– Вы пообещали не целовать меня!
– Отчасти вы правы. – Тяжело дыша, он отвел ладони в стороны в знак того, что сдается. – Я сказал, если вы сами не захотите. Но временами вы так на меня смотрите… Мне не следовало этого делать, мисс Уодсворт. Я с самого начала говорил вам, что не порядочный.
– Лжец. Демон. Второй сын. Вор. – Я посмотрела на свои туфли. – Мефистофель, кто вы на самом деле?
Он открыл было рот, но я, подняв руку, заставила его молчать.
– Не надо игр. Скажите, кто вы и почему я должна верить тому, что вы говорите.
Он чуть подался вперед, по-прежнему держа руки поднятыми так, чтобы я их видела, и вздохнул.
– Меня зовут Эйден Самир Бакстер Торн. Мой отец граф, а мать ангел из Константинополя. В доказательство тому моя изысканная красота.
Я не вернула ему улыбку, и он опустил руки.
– Как вы только что любезно заметили, я второй сын – запасной наследник. Я мог либо остаться в Англии и легкомысленно сорить деньгами, либо бросить все и следовать за своими мечтами. Какими бы распутными и низкими они ни были. Излишне говорить, что я выбрал. Я соединил свои инженерные навыки и склонность к сценическому искусству – так родился «Лунный карнавал». Безопасная гавань или убежище для других неугодных. Тех, чья доля была гораздо хуже моей.
Что-то в его имени привлекло мое внимание… Я вспомнила надпись на картах в каюте Гудини.
– Vincere Vel Mori.
– «Завоюй или умри». Наш фамильный девиз на протяжении многих поколений. Моего прапрапра… не знаю, сколько раз «пра», но одного из много раз прадедов посвятил в рыцари Ричард Львиное Сердце. Вот откуда герб и девиз, хотя не думаю, что в наши дни мы завоевываем что-то большее, чем сердца, да выигрываем в карты. – Его глаза затуманили воспоминания, но он тут же взял себя в руки. – Похоже, вы расследуете лучше, чем я думал.
По моей спине пробежал холод, словно восставший из могилы мертвец. Я вытащила карту, которую показывала Гудини, и присмотрелась к выражению лица Мефистофеля.
– Полагаю, это ваши визитки. Оставлять свою подпись на местах преступления очень глупо, но несомненно эффектно.
Он казался больше смущенным, чем виноватым.
– Может, эти карты и оставляли на месте преступления, моя любовь, но это делал не я. У меня их украли примерно в то же время, когда пропал перстень. – Он поднял брови. – Кстати, что касается бесценной семейной реликвии, где сейчас мой перстень? По-прежнему у Кресуэлла?
– Он будет в безопасном месте, пока я не отделю правду ото лжи. – Я перевернула карту, не обращая внимания на укол вины. – В этих картах есть что-то особенное? Какая-то скрытая подсказка или значение? Неважно, насколько смутное, все может помочь.
– Давайте посмотрим. – Он взял карту. – Видите их?
Я кивнула. Маленькие завитушки были прелестны, но, судя по скривившимся губам Мефистофеля, в них заключался какой-то смысл.
– Это символ бесконечности.
– А что означает двойная бесконечность?
– О, какую-то романтическую чушь о двух судьбах, связанных навеки. – Он пожал плечами. Когда он поймал мой взгляд, беспечность исчезла из его голоса. – Что не так?
– Я подумала… Я считаю, это может что-то значить для убийцы. Что их связывает? – Я забрала карту, перевернула, потом опять и опять, пока обрывки мысли не сошлись воедино. – Аристократ. Доктор. Магистратский судья. Что у них общего? Две судьбы, соединенные навеки. На всех игральных картах есть символ бесконечности, а на картах таро это же значение, только более глубокое.
Я прошлась вдоль поручней, не обращая внимания на плеск волн.
– Пиковый туз. Пиковый туз и перевернутая Семерка Мечей. Что связывает их вместе, две судьбы, две истории, которые слились в одну?
– Наверное, вам нужно ненадолго присесть, – сказал Мефистофель уже безо всякого поддразнивания. – Все эти разговоры о романтике не проходят бесследно. – Он с серьезным видом поднес руку ко лбу. – Я чувствую то же самое.
– Что означает пиковый туз в гадании?
Мефистофель пристально посмотрел мне в глаза, очевидно, считая меня такой же безумной, как и убийца, и потер висок.
– Из того, что первое приходит на ум, он означает беду или несчастливый конец. Вы уверены, что хорошо себя чувствуете?
Гудини сказал то же самое. Я отмахнулась, понимая, что наткнулась на что-то, но идея по-прежнему ускользала.
– Леди Креншо стала катализатором. Она запустила весь процесс. – Я постучала по карте. – Бубновая шестерка. Гудини сказал, что эта карта означает споры. Лорд и леди Креншо выясняли отношения по какому-то поводу – насчет привлекательной девушки. Игральные карты рассказывают о грехе, в котором призналась жертва. Карты таро – о судьбе, которую они сами на себя навлекли.
Мефистофель провел рукой по лицу.
– Все это немного притянуто за уши. Если бы такое сказал я, вы бы решили, что это надуманно. Если они спорили между собой, то почему карту оставили рядом с их дочерью?
– Это не любовная история, – сказала я с внезапной уверенностью. – Дело все время было связано с местью.
Я перевернула карту и потрогала двойной символ бесконечности.
– Два пути. Два вида карт. Две судьбы. Одна бесконечная, вечная петля правосудия.
– И кто же тогда убийца?
Я подумала о Цзяне и его вспыльчивости – Андреас говорил, что всю его семью перебили. Подробности того преступления невозможно вытянуть ни из Цзяня, ни из Андреаса. Затем еще есть Касси с Себастьяном и люди, которым они задолжали. Могут ли эти люди быть Арденами, Креншо и Прескоттами? Они нашли способ тянуть деньги из артистов и потеряли все? Анишу и Андреаса тоже нельзя вычеркивать из списка подозреваемых. У обоих есть причины мстить, и оба знают значения карт. Хотя, судя по тому, что я узнала, практически каждый артист обладает базовыми познаниями в таро. Даже мне поручили научиться гаданию и на таро, и на игральных картах. Гарри Гудини не производит впечатления преступника, но, опять же, убийцы, которых я встречала, тоже не производили такого впечатления.
А еще есть Мефистофель, человек, который создал весь карнавал и каждый вечер прячется за новой маской. Юноша, который учил меня ловкости рук и ловкости слов, в чью искренность нельзя полностью верить.
Я посмотрела на серебристый месяц, похожий на серп, готовый разить, и не могла отделаться от ощущения, что это предзнаменование новых ужасов.
– Сегодня последний вечер, – сказала я наконец, переключая внимание обратно на собеседника. Он сейчас был без маски, но это, как и неожиданное спокойствие моря, ненадолго. Я вспомнила палец Лизы в бархатной коробочке, зажмурилась и открыла глаза. Облака медленно ползли по небу, выстраиваясь в боевой порядок. К утру разразится шторм, но я надеялась, что до того времени верну кузину. – Осталось одно представление.
Если бы только перед финалом остался всего один подозреваемый.
Глава 38. Грандиозный финал
Капитанская каюта
Королевский почтовый пароход «Этрурия»
8 января 1889 года
Капитан Норвуд повернулся в своем мягком кожаном кресле, упорно не отрывая взгляда от полупустого стакана с янтарной жидкостью, стоявшего на столе из красного дерева. Солнце уже взошло, но, судя по бакенбардам капитана, он еще не ложился.
– Судья Прескотт уже несколько дней не получал вестей от доктора Ардена и упомянул, что они спорили, стоит ли показывать некое… сообщение, которое они получили, поэтому я велел старшему помощнику сходить в каюту доктора.
Норвуд сделал глоток и поморщился.
– Там не было крови, но в каюте все вверх дном. Не думаю, что его история закончится хорошо. Особенно учитывая эту записку.
Я подняла бровь, и дядя передал мне смятый листок бумаги. Я узнала почерк, таким же была написана записка насчет Лизы, и мое сердце забилось быстрее.
«Уважаемый доктор Арден,
я столкнулся с уравнением, которое никак не могу решить. Может быть, ваши математические способности лучше моих.
Один гнусный лорд, один продажный судья и один трусливый доктор…
Равно одна невинная жизнь.
Кто из троих более виновен?
Каждая ночь без ответа будет стоить одну жизнь. Проявите самопожертвование, и я окажу милосердие, которого вы не заслуживаете. Выберете эгоизм, и узрите мой гнев.
PS. Если покажете кому-нибудь эту записку, я скормлю вас львам».
Я сглотнула неожиданно образовавшийся в горле ком и незаметно передала записку Томасу. Живот неприятно скрутило. На почтовом штампе стояло первое января, день нашего отплытия. Если бы только доктор Арден принес это капитану сразу же, возможно, он спас бы пассажиров до того, как женщины лишились жизней.
Я выдохнула. Сейчас не время для «если» и «что было бы». Однако если Прескотт и Арден спорили об этой самой записке на следующий день после убийства мисс Прескотт, они, скорее всего, боялись что-либо рассказывать, чтобы убийца не выполнил свои угрозы. Что он все равно сделал.