Услышав громкое сопение, я с трудом подавила усмешку. Я предполагала, что миссис Харви будет рыдать в платок, но не ожидала, что тетушка разревется в объятиях Лизы.
Я встретилась взглядом с отцом – его глаза светились радостью. Рядом с ним сидел дядя, стараясь не обращать внимания на Сэра Исаака, умостившегося у него на коленях. Если бы я не знала его так хорошо, то поверила бы в пару слезинок, скатившихся по его щекам. Дачиана с Иляной сидели вместе, их платья сверкали в заходящем солнце, словно присыпанные волшебной пыльцой. Миссис Харви и Ной рядом с ними промокали платочками глаза.
Самым неожиданным гостем был отец Томаса. Герцог сидел с моей бабушкой и слегка кивнул нам. Этот жест вселил надежду на то, что в будущем отношения с ним начнут налаживаться. В конце концов, мы с Томасом окружены самыми дорогими людьми – скромная церемония, пронизанная любовью.
Томас, зажав в руке карманные часы, не сводил глаз с медленно опускающегося солнца. По дорожке с важным видом прошествовал павлин, покачивая головой в такт ударам моего сердца. Я улыбнулась. Неудивительно – птица была идеей Томаса. Он перевел взгляд на меня, и выражение его лица смягчилось.
– Готова, Уодсворт? Пора.
Я вдохнула соленый аромат моря.
– Наконец-то.
Я взяла его руку без перчатки, и мое сердце затрепетало, как птица в клетке, когда он улыбнулся мне в ответ. В памяти промелькнули все наши общие воспоминания. От момента, когда я впервые увидела его, сбегающего по ступенькам в лабораторию дяди, и до того, когда мы впервые занимались любовью, и каждую секунду между нашим первым приключением и сегодняшним днем. У меня перехватило дыхание при виде Томаса, прямо как тогда.
Он был в превосходном черном костюме с узорами цвета шампанского на манжетах и воротнике в тон моему платью. Мои короткие рукава трепетали на морском бризе. Томас медленно осмотрел меня, немного задержавшись на вырезе в форме сердца, и я вспыхнула.
На этот раз я надела платье собственного дизайна – я выбрала белоснежное, граничащее с морозно-голубым. Оно напоминало мне ледник, освещенный солнцем. Лиф был скроен в виде золотой бабочки, широко раскинувшей крылья.
Изящные золотистые и цвета шампанского аппликации спускались тонким побегами от талии и исчезали в льдисто-белых слоях юбок. Низ платья мне особенно нравился – те же аппликации цвета шампанского собирались у самого края и растворялись в мелких узорах. Наряд был поистине божественным.
Мы стояли лицом друг к другу с одинаковым, как я полагала, взволнованным выражением, а солнце медленно опускалось за горизонт, бросая на мое платье еще более яркие отблески цвета золота и шампанского. Наконец час настал.
На этот раз приглашенный нами священник был более чем рад произнести свои слова:
– А теперь обменяйтесь клятвами.
Сделав глубокий вдох, Томас с искренней и милой улыбкой шагнул ближе. Поразительно, как после пары лет исследования мира и всех изгибов наших тел он все еще мог выглядеть таким застенчивым, таким счастливым и сияющим любовью.
Он смотрел на меня сегодня так же, как в ту секунду, когда мы оба поняли, что пути назад нет и мы не можем бороться с судьбой. Мы две звезды из одного созвездия, которым всегда суждено ярко сиять вместе каждую ночь.
– Моя дорогая Одри Роуз.
Томас открыто смотрел на меня, словно его душа говорила напрямую с моей. Слезы грозили задушить его, мешая произнести слова. Я нежно провела пальцем по его рукам, мои глаза тоже блестели.
– Ты мое сердце, моя душа, равная мне. Ты видишь во мне свет, когда я теряюсь во тьме. Когда мне холодно и одиноко, ты озаряешь меня своим сиянием, как теплое осеннее солнце. Если мне темно, ты светишь для меня звездой в бесконечном мраке. – Его голос дрогнул, как и мое сердце. – Моя лучшая подруга, единственная любовь моей жизни, отныне и навеки я называю тебя своей женой.
На этот раз с нами были только позолоченные облака и ветви деревьев осеннего цвета, покачивающиеся на вечернем ветерке, и наша счастливая родня в этом семейном поместье, и никто не прервал Томаса, когда он надел мне на палец обручальное кольцо.
– За гранью жизни, за гранью смерти, – прошептал он, коснувшись теплым дыханием моего уха, – моя любовь к тебе бесконечна, Одри Роуз Кресуэлл!
У меня сбилось дыхание. Священник повернулся ко мне. Его голос был добрым и ободряющим.
– Берешь ли ты этого мужчину в мужья, чтобы быть с ним отныне и навсегда, пока смерть не разлучит вас?
Я пристально посмотрела на Томаса, лицо которого выражало типично его чувства: веселье, любовь, обожание, а коварный блеск в глазах обещал жизнь, полную сюрпризов и приключений.
Я надела кольцо ему на палец, не отводя от него глаз: не хотелось пропустить ни одного мгновения этого события. На его губах заиграла кривая улыбка, и я безошибочно поняла, что он прочел то же обещание на моем лице. Я не могла дождаться, чтобы провести вечность со своим лучшим другом, темным принцем моего сердца.
– Да.
Примечание автора
Прежде чем писать «Охоту на Джека-потрошителя», я прочитала признания, написанные в тюрьме Германом Вебстером Маджетом, он же доктор Генри Говард Холмс, или Г. Г. Холмс, – аферист, прозванный «первым серийным убийцей Америки». После его книги моя муза запустила основополагающий сценарий «Что, если?». Существует множество теорий и споров о том, кем на самом деле был Джек-потрошитель, но что-то в истории Холмса всегда заставляло меня задаваться вопросом: не он ли на самом деле был знаменитым серийным убийцей, терроризировавшим Лондон?
Очень многие кусочки головоломки прекрасно вписывались в теорию «Холмс и есть Потрошитель» – личность, познания в медицине, пребывание в Лондоне во время убийств; его почерк сильно напоминал почерк в письмах Потрошителя полиции; показания свидетеля, утверждавшего, что последний человек, с кем видели жертву Потрошителя, был американцем, и многое другое.
Для тех, кто любит подробности: Холмс, прежде чем приступить к строительству замка-лабиринта в Чикаго, в самом деле путешествовал на «Этрурии», которую я выбрала местом действия «Побега от Гудини». Он был мошенником и авантюристом, как и Мефистофель, преподавший Одри Роуз необходимые уроки ловкости рук для финального представления.
Если принять, что Потрошителем был Холмс, то из этого вытекают более интересные вещи, согласно мнению его праправнука Джеффа Маджетта, прочитавшего два личных дневника Холмса (Bloodstains, 2011). Он предполагает, что Холмс в Лондоне учил помощника убивать женщин, а его основной задачей было изымать органы, чтобы готовить из них сыворотку для продления жизни. Правда это или нет – неизвестно.
Из этого вероятного мотива появилась идея сбора органов Натаниэлем, чтобы обмануть смерть. Кстати о Натаниэле. Одной из причин сделать «Франкенштейна» его любимым романом было то, что самый доверенный сообщник Холмса – Бенджамин Питзель – назывался его «творением». Я использовала эту деталь и поиграла с их ролями в убийствах Потрошителя в «Охоте на Джека-потрошителя», и потом еще раз, когда в «Охоте на дьявола» открылась правда об участии Натаниэля. Бенджамен Питзель в мои книги не попал, но он отчасти вдохновил меня на Натаниэля.
Еще один слух – о том, что знаменитый убийца назвал себя Холмсом в честь прославленного сыщика сэра Артура Конан Дойля, – также подал идею наделить Томаса дедукцией Шерлока, чтобы выслеживать этого хищника.
Я не вполне убеждена в том, что Холмс и есть Потрошитель, но эта гипотеза дала мне много идей при создании цикла. Самое лучшее в любой загадке то, что вы можете исследовать и приходить к собственным теориям. Кто, по вашему мнению, Джек-потрошитель? Может, когда-нибудь мы найдем ответ на этот вопрос. Пока что мне нравится считать, что Одри Роуз и Томас раскрыли эти преступления, но им в который раз помешал этот скользкий мошенник, который сжег их единственное доказательство точно так же, как сжигал трупы в своем Замке смерти.
Как и у Одри Роуз в этой финальной книге, у меня есть хроническое заболевание. Мне было важно написать персонажа с физическими недостатками, в надежде что другие могут узнать в нем себя. На мой взгляд, очень важно видеть персонажей с разными историями и способностями. Большинство симптомов Одри Роуз основывались на моих собственных, и я горжусь тем, что готическая девушка с тростью и скальпелем, занимающаяся наукой, одолела лютого злодея.
Чтобы продолжать историю Одри Роуз и Томаса без больших временны`х скачков, я позволила себе немного свободы с исторической последовательностью. Например:
Всемирная Колумбова выставка, или Чикагская всемирная выставка, открылась в 1893-м, а не в 1889 году, и ее посетили свыше двадцати семи миллионов человек. Парижская всемирная выставка открылась в мае 1889 года, хотя Одри Роуз упоминает Эйфелеву башню.
Над «Отелем Всемирной выставки», печально знаменитым Замком смерти, Г.Г. Холмс начал работать в начале 1887 года. В 1888 году на него подала в суд компания, которую он нанял для строительства (и которой не заплатил), и Холмс той осенью ненадолго сбежал в Англию.
Убийство Кэрри Браун произошло ночью 23 апреля 1891 года, а не 22 января 1889 года, и ее тело нашли 24 апреля 1891 года. Подробности ее вскрытия замалчивались, главным образом потому, что полиция не хотела паники, вызванной идеей о том, что по американским улицам разгуливает Джек-потрошитель. Интерьеры отеля «Ист-Ривер» я придумала сама.
Френчи номер один и Френчи номер два были реальными подозреваемыми, и полиция арестовала Амира Бен Али. Все улики, собранные Одри Роуз, исторически достоверны. Следы крови не вели в номер подозреваемого, и против него были лишь несущественные улики.
Томас Бирнс в самом деле был главным инспектором нью-йоркской полиции и придерживался невысокого мнения о Скотленд-Ярде, упустившем Джека-потрошителя.
Как и во всех хороших тайнах, до сих пор не существует единого мнения о количестве трупов, оставленных как Джеком-потрошителем, так и Г. Г. Холмсом. Все их жертвы, упомянутые в цикле, настоящие или подозреваемые. Некоторым я сама придумала биографии, смешав факты и вымысел. Например, известно, что Холмс нанимал по газетным объявлениям девушек для работы в магазинах на первом этаже замка. Живыми эти сотрудницы обычно не выходили. Мистер Сигранд на самом деле не кричал на улицах о демонах и не был свидетелем преступлений Холмса, но его дочь предположительно стала одной из жертв. Однако Холмс в самом деле убил Минни Уильямс и ее сестру. Говорили, что Минни когда-то была актрисой, поэтому я включила ее в спектакль Мефистофеля по Шекспиру. (Холмс действительно нанимал ее как стенографистку.)