лучше. Раньше Лика любила мечтать о доме, а теперь вдохновенно реализовывала свои мечты, пусть и не на собственной жилплощади, но зато за деньги.
После получения очередного гонорара Лика, оценив имеющиеся накопления, решила поменять машину. Не по собственной прихоти, а наслушавшись сетований Влада, которому приходилось ездить больше, чем ей, на машине откровенно женской модели. Вдвоем они съездили в салон и выбрали внедорожник. Не самый дорогой — от парочки других моделей глаза у Влада сверкали гораздо ярче, — но Лика не видела смысла тратить деньги на чрезмерные габариты и показную роскошь. Этот был удобен, красив и, главное, престижен, так что по большому счету жаловаться Владу было не на что. И он, наверное, в конце концов тоже пришел к такому выводу, потому что этой ночью был страстен и нежен, как никогда. Или это просто Лика после обмывания покупки уделила ему больше внимания, заново оценив его как умелого любовника? А потом снова почти на неделю окунулась в ставший любимым творческий процесс. И в дневники, в оставленные пока две тетради. Часто Анжелка писала в них с большими перерывами, так что трудно было ухватить нить очередного повествования. Часто даже в своем дневнике чего-то недосказывала. Но несмотря на эти пропуски и замалчивания, у Лики возникло стойкое ощущение, что не у нее у одной на совести есть страшное преступление, в котором она никогда в жизни никому бы не решилась признаться. У Анжелки тоже было что-то такое. Холодея, Лика спрашивала себя, уж не Анжелка ли приложила руку к несчастному случаю со своим отцом, на даче сорвавшимся с лестницы? Упавшим с внезапно подломившейся ступеньки и прямо на стройматериалы, брошенные во дворе? Вскоре после гибели которого от инфаркта скончалась и мама? Намеки, только намеки — и все. И ни вздоха, ни слезинки не угадывалось на этих страницах. Наоборот, проскальзывала радость от обретенной свободы, без единого упоминания о понесенной потере. Потом Анжелка и вовсе разошлась, но это уже после того, как закончилось следствие по делу отца. До этого ее записи нередко были сухими и напряженными, словно она опасалась чего-то. Зато потом — освободилась, избавилась! Лика недоумевала, перечитывая эти места вновь и вновь. Странно все это было. И страшно. Лике, унаследовавшей теперь Анжелкино прошлое, бояться было в общем-то нечего. Дело давным-давно было признано несчастным случаем и закрыто, так что именно в этом преступлении вряд ли кто-то еще мог бы ее обвинить. Но все равно ее леденила мысль о возможной, даже косвенной причастности к этому. Она, убийца малознакомой девушки, предпочла бы остаться при своем преступлении, а не примеривать на себя другое, доставшееся ей по наследству и, на ее взгляд, гораздо более страшное: убийство воспитавших ее людей. В конце концов Лика уничтожила оставшиеся тетради, чтобы больше не мучить себя таившимися в них загадками. Было что у Анжелки на совести или нет, пусть там и остается, а Лике и своего хватит, чтобы перед богом ответ держать. Тетради тяготели над ней. Кроме того, представляли собой потенциальную опасность, ведь могли все-таки случайно попасть к кому-нибудь в руки. Так что Лика испытала настоящее облегчение, размешивая в камине кочергой оставшийся от них пепел.
Но месяц-два спустя Лике пришлось пожалеть о том, что она так поспешно избавилась от всех дневников. Потому что жизнь, как оказалось, готовила ей очередной сюрприз. Началось все с того, что ей позвонили из частной клиники, в которой, оказывается, Анжелка наблюдалась вместо обычной городской поликлиники.
— Анжела, это доктор Внешина тебя беспокоит, — после всех выяснений с регистратором взяла трубку другая женщина. — Я все понимаю, травма и прочее. Наслышана. Но ты должна была быть у меня на приеме еще три месяца назад. Так, может, соберешься? Ходить-то ты ведь уже в состоянии? Жду тебя завтра, в два тридцать!
По голосу доктора было понятно, что лучше не спорить, а приехать. Лика положила трубку, считая в уме. Три месяца… Да, время-то как летит! Давно ли она содрогалась, заходя в еще ледяную воду? Давно ли наблюдала за подготовкой курортного сезона на побережье? А вот не только конец весны, но и все лето уже пронеслось за пребыванием в больнице и последующей работой. И какие-то там сроки она пропустила. Что за проблемы со здоровьем могли быть у Анжелки? В дневниках она ничего такого не упоминала. Может, пока не поздно, сменить этого доктора на другого, чтобы не смог ничего заподозрить? Но чем она это объяснит? Судя по разговору, у Анжелки с этой доктором Внешиной были более близкие отношения, чем просто у пациента с врачом. От такой так просто не отвяжешься. Взвесив все «за» и «против», Лика в конце концов решила сходить на прием. Явилась в клинику в назначенное время, ее проводили к кабинету. И только уже зайдя в него, Лика по обстановке сразу же поняла: да Внешина же гинеколог! Такого Лика не ожидала, но не успела даже опомниться, как ее уже провожали к креслу под локоток. На этом коротком пути вырываться было уже поздно, оставалось только смириться с судьбой. И подумать о том, что, может, и в самом деле было бы неплохо провериться после всего, что ей довелось пережить.
Только уже оказавшись на кресле, Лика вдруг вспомнила о том, что она-то рожала, а Анжелка — нет! И что врачи по каким-то признакам сразу умеют это определять! Так что же сейчас, после этого, будет?! Вот теперь она рванулась, потому что любые странности в ее поведении были оправданы, лишь бы избежать неминуемого разоблачения.
— Да тише ты! — Внешина легко, одной рукой, удержала ее на месте, прижав к далеко откинутой спинке кресла, а другой раскрыла зеркало. — Что, я тебе больно сделала? Ну сама виновата, что до такого себя довела! Голова головой, но об остальном, знаешь ли, тоже думать надо! Воспаление, эрозия! Последний раз тебя предупреждаю: будешь продолжать так к себе относиться — уже точно больше никогда не родишь!
Не родишь? Больше не родишь?! Вначале у Лики возникло ощущение, что она вдруг проснулась на самой середине кошмарного сна. Только что она была уверена, что в ней сейчас распознают самозванку и потребуют ответить на вопросы, ответов на которые у нее нет и не может быть. Например, попросят объяснить, куда делась настоящая Анжелка. Но… доктор продолжает осмотр как ни в чем не бывало. И грозится ей, что она больше не сможет иметь детей. Лика испытала такое огромное облегчение после пережитого страха, что до нее не сразу дошел весь смысл сказанного Внешиной. А потом она вдруг осознала. Больше не родишь. Это как понимать?! Особенно в сочетании с тем, что доктора ничем не смутил проведенный осмотр. Спрашивать об этом было нельзя. Оставалось искать на все ответы самой. Но где? Дневники прочитаны и уничтожены. Да и возьмись их Лика перечитать, что она там сможет найти, кроме того, что уже видела? Как в тумане она выслушала рекомендации врача, ответила на пару вопросов, взяла рецепт, попрощалась и вышла. Как в тумане покинула клинику. Сделанное открытие никак не опускало ее. У Анжелки был ребенок?! Невероятно! Но как это случилось? Когда? И главное, где он сейчас? Если не умер, как у Агафьи Молчановой. Впрочем, нет! Не могла же женщина, потерявшая своего ребенка, ни слова не упомянуть об этом в своем дневнике. Агафья, если бы вела дневник, только об этом и писала бы первое время. Не могла бы не писать. Может, у Анжелки это было как-то зашифровано? Или эти записи хранятся где-то отдельно? Надо бы тщательнее поискать в потайном ящике стола. Если потребуется, наизнанку его вывернуть, хоть самой туда залезть. Лика замерла посреди тротуара, решая, что же ей делать прямо сейчас. Влад с машиной был в «Афродите», это совсем недалеко отсюда. Поддерживал на тренажерах свою идеальную форму. Присоединиться к нему, как они вначале договаривались? Или вызвать такси и кинуться домой, сразу приступить к поискам? В последнее время, даже оставаясь дома одна, Лика уже не испытывала такого страха перед Анжелкой, как вначале, так что могла бы этим заняться. Но что-то подсказывало ей, что она только время впустую потратит. Что нет нигде записей, персонально посвященных Анжелкой своему ребенку. Не в ее это было характере. А Анжелкин характер Лика успела неплохо узнать. Весьма неплохо, так что могла делать предположения насчет совершенных ею поступков.
В задумчивости шагая по тротуару, Лика сама не заметила, как оказалась возле «Афродиты». Но записана на сегодня она не была, а идти и самостоятельно ворочать на тренажерах железо не было никакого настроения. Так что она решила дождаться Влада в машине. Сходила, без труда добыла ключи у него из шкафчика — все, кто здесь работал, давно знали, кому на самом деле эта машина принадлежит. Не Лика ради этого постаралась, а Наташа и иже с ней. Неизвестно, как Влад к этому относился в действительности, но делал вид, что его это мало волнует. Назло всем, кто был настроен против него в этом городе его прежней любовницей. Лика в этой войне не участвовала. Единственное, что могло бы ее во всем этом заинтересовать, — это намеки на более давнее, весьма темное прошлое Влада. Ей просто было интересно, что же за скелеты могли скрываться в его шкафу? Похуже, чем у нее, или нет? Но исчерпывающе ответить на эти вопросы его любовница, пожалуй, не смогла бы, к тому же у Лики не было никакого желания с ней встречаться. Как и самого Влада расспрашивать, нагнетая тем самым домашнюю обстановку. Поэтому все, что оставалось, — это отложить выяснения на неопределенный срок. И заняться другими, более актуальными темами. Лика устроилась на переднем пассажирском сиденье, прикрыла глаза. Интересно, кто был у Анжелки, девочка или мальчик? Когда она успела его родить? По юности и глупости, еще до смерти родителей или уже после, скрыв этот факт от широких масс? Так что из нынешнего Анжелкиного окружения знала об этом, похоже, одна только врач. Или остальные на эту тему просто не заговаривали? Нет, не похоже было на то, чтобы другим было что-то про это известно, иначе хоть кто-то, хоть где-то да все равно нашел бы теперь повод в Лику шпильку воткнуть, особенно в присутствии Влада. Так от кого бы ей узнать, как обстоит все на самом деле и куда девался ребенок?