Спасибо товарищу Чичерину, наркому иностранных дел. Недавно продемонстрировал я ему наши новые возможности для тайного прослушивания и записи чужих разговоров. Новейшие американские разработки Эдисона. Удалось в афганском посольстве установить соответствующую аппаратуру и записать постельные разговоры афганского посла с любовницей, нашим агентом.[34] Очень, кстати, талантливая девушка… Да, так вот Чичерин меня к себе в комиссариат иностранных дел на работу приглашает. Говорит: «Забирай с собой все эти твои экспонаты, таинства все, — выделим помещение, оформим, как наглядные учебные пособия. В свободное от работы время — занимайся…». Вот я и начал собираться, Рудольф Вячеславович…
Менжинский наконец-то снял кепку, присел у стола. Вместо ответа взял в руки и принялся разглядывать со всех сторон сосуд с ягненком. Погруженный с головой в голубоватую жидкость ягненок стоял неподвижно, но, как живой, водил глазами, следил за окружающими. Ван Инзун подошел к старинным зеркалам из бронзы. Провел рукой по тщательно отполированной поверхности. Отражение не совсем точно передавало реальность, все было в зеленой пульсирующей дымке, многое только угадывалось. Китаец заинтересовался механизмом вращения одного из зеркал, толчком привел его в движение.
— Товарищ, товарищ, здесь без моего разрешения нельзя ничего трогать! — забеспокоился Бокий. — А то всякое может случиться, а мне потом отвечать.
— Зеркала династии Мин? — поинтересовался Ван Инзун. — Не беспокойтесь, Глеб Иванович, мне эти феодальные фокусы Поднебесной давно известны. Путешествия по времени, и все такое… Неужели действительно работает? Или очередные выдумки эксплуататоров, опиум для трудового народа?
— Товарищ Инзун, мои опыты с этими зеркалами строго засекречены, я проинформировал о них высшее руководство партии и страны. Жду, что там решат, — казенным, лишенным интонации голосом ответил Бокий. — Поэтому, пока ничего определенного сообщить вам не могу. Не имею права!
— А они уже все решили, драгоценный наш Глеб Иванович! — подал голос Менжинский. — Катанян с должности начальника Иностранного отдела снят, отдел вместе с вашей лабораторией передан в мое подчинение. Теперь я ваш начальник и сообщаю, что ваша деятельность, товарищ Бокий, признана очень нужной и перспективной для дела революции. Опыты продолжать, товарищ Ван Инзун вам поможет, особенно в переводах с китайского, с монгольского, знает он и по бурятски, читает даже по тибетски. Доведенные нищетой и голодом до крайности, родители продали его мальчиком в даосский монастырь. Но жизнь там оказалась не намного лучше и будущий отважный командир красных партизан от монахов сбежал…
— Но кое чему они успели меня научить, посвятили в некоторые свои тайны, дали полезные для нашего дела знания, — вставил несколько смущенный похвалой китаец.
— Товарищи! — торжественно объявил Менжинский. — Нам поручено дело государственной важности! Изучив доклад товарища Бокия, вверху очень заинтересовались упоминаниями о древних реликвиях Чингисхана, о трех главных символах его колоссальной империи — Золотой Плети, личной печати Сотрясателя Вселенной и походном знамени Сульдэ. Есть мнение авторитетных ученых-востоковедов, что приписываемые этим реликвиям магические свойства — не сказки, не легенды, а результат их непостижимой пока способности концентрировать и передавать дальше колоссальные сгустки энергии. Еще и термин для этого придумали — пассионарность, так кажется.
Установлено, что реликвии Чингисхана искать следует где-то на территории Монголии и в Урянхайском крае. В землях урянхов этим будет заниматься местный партизанский главком Щетинкин, а в столицу Монголии Ургу мы отправили нашего опытного разведчика, его оперативный псевдоним — Шаман, так он подписывает свои донесения.
В Урге сейчас свирепствуют выброшенные нами из России белогвардейские банды барона Унгерна, — продолжал Менжинский, — обстановка крайне сложная. Унгерн этот по всем признакам — накачанный морфием психопат с садистскими наклонностями. Вдобавок сильно пришибленный буддизмом, мистикой всякой. Вообразил себя живым воплощением ни много, ни мало самого, на минуточку, Чингисхана. Поэтому начал охоту за символами его власти, знамя Сульдэ, по нашим сведениям, уже в руках барона. Монгольский Богдо-хан, пьяница и полуразложившийся сифилитик, с Унгерном заодно. Ситуация усложняется тем, что белогвардейцы Унгерна действительно очистили Монголию от оккупировавших ее китайских авантюристов, генералов, которые неправильно понимают цели народной китайской революции, не слушаются своего вождя Сунь Ятсена. Монголы осыпали освободившего их барона высшими почестями, сделали живым божеством. Так что нашему монгольскому товарищу Сухэ-Батору борьбу с этим божеством вести приходится в крайне сложной обстановке, терпеливо трудящимся разъяснять — кто им друг, а кто враг. Могу также доверительно сообщить, что наш разведчик Шаман сумел подобраться к Унгерну и его секретам совсем близко. Главная задача Шамана на сегодняшний день — опередить барона, самому найти и переправить в Москву реликвии Чингисхана. Ну, а дальше ими займется ваша лаборатория…
— Так я остаюсь в Чека, переезд отменяется? — радостно поинтересовался у Менжинского Бокий.
— Да, Глеб Иванович, остаетесь в моем подчинении и спокойно дальше работаете! Но для усиления режима секретности ваша лаборатория отныне будет называться просто шифровальным отделом. Остальное по плану, как мы и договорились. Да, чуть не забыл! Тут на вас, товарищ Бокий, в парторганизацию ВЧК сигнальчик пришел. Пишут, информируют нас, что организовали вы за городом какое-то Дачное товарищество. Занимаетесь там гнусным развратом и пьянством, причем употребляется спирт, отпущенный в ваш отдел для технических нужд. Якобы напаиваете женщин, малолетних девочек до бесчувствия и потом, э, как бы это сказать… вкруговую их используете. Фантазия, надо сказать, у сочинивших этот донос богатейшая, эротика получилась вкуснейшая. Дважды вслух зачитывали на парткомиссии, слушать собирался весь актив…
— Позвольте, Вячеслав Рудольфович, — не выдержал Бокий, — нужно было сочинителю этого пасквиля дать на пробу хотя бы сто грамм того спирта, который я действительно получаю и строго за каждый использованный грамм отчитываюсь. Спирт мне выписывают только технический, метиловый…
— После Гражданской войны что у нас теперь только не пьют, товарищ Бокий, — прервал его Менжинский. — Еще в феврале семнадцатого, когда царя сбросили, петербургские аристократы с перепугу принялись угощать революционных солдат-фронтовиков чем бы вы думали? Французскими духами, на разлив, так сказать, для восставшего народа ничего, мол, не жалко… Так вы уж, Глеб Иванович, без обид, будьте любезны, напишите в парткомиссию объяснительную, потому, как любые сигналы о моральном облике большевиков, а тем более чекистов подлежат проверке. Как учит нас Феликс Эдмундович? Чистые руки, и все такое…
Глава 11
В номерах на удивление было тихо. Судя по всему, князья начнут ябедничать, донесут о случившемся барону Унгерну и Богдо-хану только утром. С первым докладом поведают досточтимым или как их там, о невероятно злых проделках двух шайтанов на постоялом дворе, о том, как хитростью завладели они золотом, праведно нажитым уважаемыми гостями, добытым непосильными трудами во благо государства. И помогал шайтанам в их злом деле неведомый доселе картежный бес Ибикус, нечистая сила из заколдованной колоды.
Поднявшись в свои комнаты, компаньоны застали все таким, каким оставили. Мирно спали, напившись арьки, караульщики-монголы возле золотого ящика. За всех сторожил огромный лохматый волкодав, который услышав разговор и шаги в коридоре принялся хриплым басом лаять.
В соседней комнате прибывшие держали совет что делать дальше.
— Тикать надо! — опять принялся за своё Чижиков. — Забираем золотишко и ходу! В Японию! Я тут познакомился с одним японцем, так он…
Свой вариант предложила, уже совсем успокоившаяся в объятиях Чижикова, купчиха Обольникова:
— А я не так думаю! Тикать? Куда? До ближайшей железной дороги неделя пути! А вдруг поймают? Тогда покажут нам на пыточном дворе Японию… У вас, у мужчин, на уме, как всегда, одни глупости! Отдайте лучше половину полковнику Сипайлову и он все уладит. Упросит Унгерна нас помиловать.
Денис с тревогой посмотрел на Тамару. Сейчас ее очередь…
— Я скажу за себя и за Дениса! — решительно начала Тамара. — Нам ничего не нужно! Мы решили оставить все золото вам, то есть господину Чижикову и мадам Обольниковой. Уезжайте, вас никто не тронет! Сами же мы отравимся к барону Унгерну, у Дениса к нему важное дело…
Эффект, как от разорвавшейся в клубе гранаты. Стекла, правда, остались целы, но лобная доля от такой контузии могла и пострадать. Что за ночь?
— А это, милый мой, я тебе объясню чуть позже, наберись терпения! — угадала его мысли Тамара. — Вот проводим сейчас милого Чижикова, очаровательную его подругу и все узнаешь, Тебе понравится!
Будет ли с такой женщиной Денис счастлив? — вопрос. Но скучно с ней не будет никогда, это уж точно. Оставалось ждать и надеяться, надеяться и ждать…
Началась сцена прощания. Чижиков зачем-то разрыдался и бросился к компаньону обниматься. «Отец родной! Прости за все!». Обольникова пала на колени и руку Тамары покрыла поцелуями. Растрогался и Денис. Чижикова обнял, тоже прослезился.
— По дороге обязательно навестите наших женщин и с каждой честно рассчитайтесь! — промакивая увлажненные глаза, напомнил он Чижикову.
Слезы и прощания продолжились на улице возле пролетки, куда монголы-караульщики уже загрузили ящик с золотом. Их тоже одарили по царски, поблагодарили за верную службу. Вечно на всех сердитый барбос-волкодав получил роскошную баранью ногу. Так что все остались довольны, никого не забыли.
— Господа, так может и вы с нами? — собравшись уже ехать, вдруг придержал коней и предложил Чижиков. — А то поехали, боюсь я за вас! Какие у нормальных людей могут быть дела с этим Унгерном бароном? Сбежал из сумасшедшего дома и теперь здесь в Урге развлекается! Зачем вам этот маньяк?