Когда позавтракали, Кира пошла собираться. В спальне она сняла халат и надела лифчик. Достала из шкафа платье из тонкой шерсти и тут же отложила – день приятный, теплый, можно выйти в футболке. В зеркале увидела свое отражение: растрепанные рыжие волосы, маленькое детское лицо, круглые плечи, большая грудь – с шестого класса третий размер. Все старшеклассники пялились, звали гулять. Она ходила, верила, что им с ней интересно. Хорошо, что у нее сын, а не дочка.
– А на обед что? – крикнул из кухни Слава.
Хлюпнула старая резинка на дверце холодильника.
В бригаде поселковых мужиков Слава был самым тощим, но за две недели, пока они ворочали бревна, его кожа покрылась крепким йодистым загаром, на спине выросли холмы мышц.
Вручив пакет, Кира коснулась ладонью его обрисовавшегося под тонкой кофтой бицепса:
– Сегодня поздно?
– Посмотрим.
Когда Слава и Женя ушли, Кира ненадолго осталась одна. Ей уже пора было выходить, но она так и стояла в прихожей. Пробившийся сквозь кухонные занавески солнечный луч утюжил пятки.
Она хорошо помнила первый вечер в этой квартире. Договорились смотреть со Славой, но его задержали на работе, и Кира пришла одна. Поднялась на второй этаж. Стены в подъезде блестели, воняло краской. Ее сильно мутило от этого запаха, и она задерживала дыхание, зажимала рукой рот. Замок заело, и она занервничала, задышала. Попробовала снова, ключ повернулся легко. В прихожей было темно, она шаркнула рукой по стене, щелкнула выключателем. Стены, простые белые обои в мелкий цветок, лампочка на проводе. Последние месяцы беременности Кира все время хотела в туалет, а теперь стояла перед унитазом, не решаясь им воспользоваться. Вдруг еще не подключили? Потом все же потянула за спуск, и полилась вода. У Киры на бедрах появились красно-синие полосы, и она сидела, задрав юбку, и рассматривала их, любовалась ими – прямыми и параллельными.
Жилплощадь ей выдали как молодому специалисту – в обмен на амбиции и мечты о большом городе. Это потом она осознала, как трудно жить и растить ребенка в поселке, где у перемороженной магазинной курицы вся тушка в белых похожих на сыпь отметинах, где в медпункте могут только поставить клизму и сделать обезболивающий укол и где нет никаких развлечений, кроме дискотеки, куда ходят не танцевать, а драться. Но тогда, впервые сама по себе в своей квартире, она верила, что взрослая жизнь именно такая, какой представлялась в детстве.
Кирина двухэтажка – самый новый дом в Горячем и самый отдаленный. Домов в плане было два, но второй не достроили, успели только возвести земляную насыпь и поясок фундамента. Когда холм начал обрастать щетиной травы, Кира выкопала в палисаднике перед домом загнивающие луковицы крокусов и отнесла наверх. Несколько дней спустя она вернулась проверить их и с удивлением обнаружила, что луковицы не только не погибли, но и выпустили из сердцевины крепкие продолговатые ростки. Она собрала бутылки, мятые сигаретные пачки, бычки, стекла и стала высаживать на холме и другие цветы – к концу первого лета это был уже небольшой пестрый садик. Прознав про цветник, женщины стали уступать Кире рассаду, и каждая обрела в саду свой круг камней – вместе они складывались в единый узор. Глядя на красоту сада, каждая хотела выращивать цветы. Женщины приходили в сад в одиночку или вместе, гуляли по дорожкам, кланялись бородатым ирисам, вдыхали струистый, тягучий запах гиацинтов и с каждым укоренившимся цветком чувствовали, что могут справиться не только рассадой, но и с жизнью. Потом, встречая друг друга на заводе, на поселковых улицах, в подъездах и магазинах, они тихо улыбались общей тайне, которая ускользала от языка, но коренилась в самой привычной для женщины вещи – в теле.
В поселке девочки рождались чаще мальчиков. Вот и у Гали, соседки и подруги Киры, была дочка. Кира встречалась с Галей у подъезда, и они шли на завод вместе. День был теплым и солнечным, небо – темно-синим. Говорить не хотелось. Они так хорошо знали эту дорогу, что могли бы идти вслепую. Иногда Кира останавливалась, подбирала брошенный на дороге мусор, складывала его в пакет. Галя терпеливо ждала, знала, что подруга приводит в порядок все, что попадается на ее пути: то собирает – практически вымогает! – деньги на шторку в душевую, то требует у начальства новые халаты, то клеит на столбах объявления: НЕ МУСОРИТЕ.
Несколько лет назад часть заводских помещений выкупил богатый москвич, и там стали производить препараты не только для животных, но и для людей – гомеопатические мази на основе ланолина и пилюли из сахарной пудры. Сначала делали крупку. Сахарную пудру смешивали с густым сиропом и отправляли в специальные барабаны с перфорированной стенкой. Прокручиваясь, крупка сбивалась в твердые шарики, которые вылетали через отверстия и были как один ровными и круглыми. Потом их рассыпали по большим десятикилограммовым коробкам. Сладкие белые шарики больше походили на драже, чем на таблетки. Чтобы они стали лекарством, их насыщали дорогими заграничными препаратами – выжимками из лечебных растений и трав.
– Что-то я белая такая, – сказала, разглядывая свои ляжки, Галя.
В раздевалке обе надели синие халаты и подобрали волосы.
– Огород начнется – загоришь.
– Я перец уже высадила.
– Ой, а не рано?
Кира еще держала перцы на подоконнике, хотя они и вымахали в половину окна. Корням было тесно в набитых землей пакетах из-под молока. Она специально оттягивала посадку. С начала весны и до поздней осени огород занимал настолько большую часть жизни, что каждое письмо матери, а потом и каждый телефонный разговор Кира начинала так: посеяла перец, он взошел, но дальше пока ни с места; в огороде все растет, уже два огурчика сняли; ягод набрали много, варю варенье, делаю компот; с картошкой мы все наконец-то закончили, она неважная, но на зиму хватит; в огороде работы еще очень много, осталась капуста, и надо перекапывать, но пока сыро.
– Девки, хватит болтать! Или я одна работать должна? – мелькнула за дверью черная голова.
– Жанночка наша Станиславовна уже в образе, – переглянулись, хихикая, женщины.
В тщательно намытый и продезинфицированный кабинет Кира зашла в маске и резиновых перчатках. Достала весы, взялась за работу. Сначала нужно насыпать в трехлитровые банки по полтора килограмма сахарных шариков. Заказ небольшой, всего пятнадцать килограммов, это десять банок. Выставила их в ряд, стала готовить препарат для насыщения. Из сотни пузырьков на стеллаже выбрала нужный. На одну банку идет пять миллилитров, которые нужно довести до пятидесяти с помощью семидесятипроцентного спирта. Полученный раствор Кира влила в банку, стала крутить и раскачивать ее в руках, чтобы шарики как следует пропитались. О порядке действий она не задумывалась – тело все делало само. Но были дни, когда Кира подолгу рассматривала пузырьки, вдыхала ароматы. Она точно знала, что растения могут залечивать свои и чужие раны, но не верила, что их силу можно уварить, выжать, а потом закатать в стеклянную бутылку как лекарство.
Кира засунула банки в барабан специальной машины. Теперь их можно ненадолго оставить.
– Я в магазин, – заглянула Галя, – взять чего-то или у тебя с собой? А то, хочешь, пошли со мной. На улице теплынь!
– Ну пошли.
В коридоре Кира сразу направилась к лестнице, но Галя подхватила ее под локоть и повела в раздевалку.
– Будем переодеваться? – удивилась Кира.
Магазин был прямо за забором, и они часто бегали туда прямо в халатах, хотя это и запрещалось.
– Не.
В раздевалке Галя шагнула к углу между окном и шкафчиками. Там, привалившись к стене, стоял полуметровый сверток.
– Это что? – удивилась Кира.
Галя смахнула с плеча черную косу, и та зазмеилась по синей ткани халата.
– Виноград.
Опустившись на колени, Кира аккуратно размотала тряпки. Черенок торчал из пакета с землей: живые белые корни клубились, стесненные пластиком. Вверху тугую красноватую ветку украшали четыре кружевных листка.
– Откуда? – спросила Кира, любовно касаясь пальцами тонких листьев.
– Максуд привез, – сказала Галя тихо, будто боялась спугнуть дрожащую у виска стрекозу. Потом добавила обычным голосом: – Для сада.
Оставшуюся часть дня Кира то и дело возвращалась мыслями к винограду. Она представляла, как они с Галей высадят его на холме, и грезила о выброшенных во все стороны лозах, ползущих по земле и под землей, пронизывающих живой организм сада, как сосуды и капилляры пронизывают человеческое тело, гоняя по нему кислород и питательные вещества.
Галя рассказала Кире, что Максуд привез саженец еще две недели назад и долго постепенно приучал его к солнцу и ветру. На два часа в день он выносил саженец в тень, а когда листья окрепли, передвинул под неяркий, разбрызганный ветками свет. Теперь, когда растение достаточно закалилось, его можно было высаживать в открытый грунт. Галя с Кирой договорились, что сделают это после работы, вперед всех домашних обязанностей.
Слава застал Киру в прихожей. Напялив замызганную ветровку, она торопилась в сад.
– Слушай-ка, – начал он, растягивая слова. – Вот ты со своими цветами возишься, а люди готовы за это деньги платить.
Он говорил про Серегу Зорева, хозяина фермы. Зорев родился и вырос в Горячем, попал в армию, потом на войну, сначала как призывник, потом контрактником, прошел всю вторую чеченскую. В поселке долго не появлялся, а потом приехал с деньгами. Кира хорошо знала его мать: та страшно любила наряжаться и даже в магазин выходила как на танцы – накрашенная и на каблуках, а еще она давала ссуды под большие проценты. Говорили, что она записывает должниц в толстую тетрадку и нет такой женщины в поселке, чье имя хотя бы раз не было выведено старческой рукой на разлинованной бумаге.
– Зорев, – продолжал Слава, – ищет, кто бы помог ему организовать участок – рассадить деревья, спланировать клумбы и все такое, – и я предложил тебя.
Галя ждала Киру у подъезда. Вручив ей саженец, она забросила на плечо лопату и поспешила к холму. Прижав виноград к груди, Кира поднималась за ней к солнечному свету. Они еще днем определили место – сразу за длинной шеренгой рудбекий, на границе золотого и зеленого – и теперь выкопали там небол