Бубум, бубум, бубум. С плохо укрепленного потолка потихоньку сыпалась земляная пыль. Я подумал, что туннель сейчас обвалится.
Участь дождевого червяка не для Суви-молодца. Дыхание у меня сперло еще сильнее, мне показалось, что горло мне кто-то сжал щипцами. Под землей мои чувства, натренированные в Базоше, ни на что или почти ни на что не годились; темнота уравнивает всех людей, низводя их до уровня кротов. Жалкие светильники, которые мы тащили с собой, не столько освещали нам путь, сколько показывали нам мглу, слепившую нас. А поскольку я, будучи начеку, привык видеть за четверых, теперь ограниченность зрения удручала меня еще сильнее.
Я кое-как повернул голову назад: этот дурак Бальестер что-то тихонько пробормотал. Он указал пальцем на потолок и стены; лишь теперь микелеты поняли, почему я требовал выносить всю мебель из домов с самого начала осады. Вся эта длинная кишка была укреплена балками, которые мы утащили из покинутых домов. Оконные рамы служили прекрасными подпорами туннеля, укрепляя его сверху и с боков, а из ножек столов была сделана обшивка стен.
Мы поползли дальше и углубились в бесконечно длинный коридор, который заканчивался развилкой. Я решил ползти по правому проходу.
Задержавшись на одном из участков галереи, я прислонил к стене воронку, прижал ухо к этой большой глиняной тарелке и, скорчившись, жестом приказал Бальестеру соблюдать тишину. Его ребята сгрудились за ним – ими двигало скорее любопытство, чем желание побыстрее вступить в бой.
Земляные стены передают звуки во множестве, а керамический раструб усиливает их, словно микроскоп для изучения звуков. Я вставил первую трубку в отверстие в центре воронки и нажал на конец зонда. Земля оказалась рыхлой, и мне не стоило большого труда постепенно пробить почву. Когда вся первая трубка ушла в землю, я присоединил к ней следующую при помощи резьбы на ее конце и снова стал пробивать толщу земли. Потом следующая трубка и еще одна. Наконец мой слух и моя рука дали мне знать, что наш длинный зонд оказался в какой-то полости, потому что сопротивления земли теперь не чувствовалось. Тогда я просунул через зонд тонкую проволоку, чтобы очистить его отверстие, а закончив эту операцию, втянул проволоку обратно и стал смотреть через зонд, словно это был перископ.
Мой глаз располагал лишь кончиком зонда, выглядывавшим в галерею противника. Мерцающие огоньки, какое-то движение, тени. Я не столько видел их, сколько слышал. Но они были там.
Темные фигуры двигались перед моим крошечным глазком. Я слышал стук их кирок, движение наполненных корзин по земле – и, казалось, ясно видел все. Я различал даже, как кто-то из них потихоньку откашливался.
– Что это вы такое делаете? – прошептал Бальестер.
Его вопрос был вызван моими странными движениями. Я приближал один глаз к отверстию зонда на один очень короткий, как дыхание, миг, а потом резким и нервным движением отстранял голову, словно курица, которая ищет червяков. Через некоторое время все повторялось. Я решительным жестом приказал ему замолчать.
Но было уже поздно. Возможно, они услышали Бальестера, а может быть, заметили конец зонда в своей галерее, не знаю.
Мое лицо и физиономию Бальестера разделяли всего какие-то полметра, и как раз между нами из стены показался вражеский зонд. Цилиндрической формы червячок вторгался в наше пространство; его круглое отверстие было не шире, чем сложенные вместе указательный и большой пальцы. Но присутствие его внушало ужас. Нас обнаружили.
Эта невинная с виду трубочка означала смерть. За этим круглым наконечником таились убийцы, думавшие только о том, как нас уничтожить. Французские саперы, закаленные в тысячах сражений, обученные, возможно, самим Вобаном. И надо признать, что им потребовалось совсем немного времени. Услышав нас или просто заподозрив наше присутствие, один из них направил в нашу сторону зонд и нашел нас с первой же попытки. Ужас сковал все мое тело.
Бальестер это понял и отреагировал по-своему: вставил дуло своего пистолета в трубку вражеского зонда и нажал на курок. Мы услышали крики. Вне всякого сомнения, пуля Бальестера попала прямо в глаз наблюдателя. (Возможно, теперь вам стало ясно, почему я двигал головой, как курица.) Товарищи убитого всполошились. Крики. Проклятия. Я отбросил все предосторожности и завопил:
– Назад, назад! Бежим, пока нас не выкурили!
У меня были веские причины отдать такой приказ. К моей природной трусости прибавлялись уроки Базоша.
Обнаружив галерею противника, бригада минеров начинает копать небольшой trou[136]. Через него в галерею проталкивают плотный шар из хвои, размером с маленькое ядро, обмазанный дегтем, который предварительно поджигают. Сначала может показаться, что большой опасности такой снаряд не представляет, но это не так. В узких проходах дым – смертельное оружие. Через полминуты воздух в галерее кончается, и бойцы теряют сознание и умирают от удушья. А если их не успевает убить недостаток кислорода, то это делают враги, которые проникают в галерею, когда дым рассеивается, и добивают несчастных ножами.
Французские минеры были гораздо лучше подготовлены, чем микелеты, а потому проделали бы паз для дымовой шашки гораздо быстрее, чем мы. А учебник Суви-молодца гласит: если у тебя нет возможности выиграть забег, немедленно беги в обратную сторону. И поскорее!
Мы выползли наружу, как сороконожка, и поднялись по лестнице как раз вовремя. Едва мы оказались снаружи, колодец начал изрыгать клубы черного дыма, точно рот великана, решившего немного покурить.
Я ограничился тем, что спросил у Бальестера:
– Откуда вы знали, что по правилам надо вставлять дуло пистолета в отверстие зонда и стрелять?
– Я этого не знал.
Мне не хотелось подниматься с земли, и я уселся в углу дома без крыши, закрыв лицо ладонями. Микелеты, не понимая моей печали, попытались меня утешить. Я горько рассмеялся и сказал им:
– Вы очень скоро поймете, почему я так расстраиваюсь.
Командир червей явился, чтобы сменить нас, забрал свои инструменты и попросил сообщить новости.
– Что вы говорите? – возмутился он. – Вы подарили врагу расположение одной из наших галерей? И они выкурили оттуда вас, а не вы их? – Тут он схватился за голову. – Да знаете ли вы, чего нам стоило вырыть этот проход? А вы за какие-то полчаса свели на нет все наши труды! Как я теперь поведу своих людей по галерее, расположение которой неприятель уже знает? Надо замуровать ее и выкопать еще одну! Ну что за идиотов посылает на мою голову правительство!
Последние дни в минных галереях были так ужасны, что у меня нет слов. Но страшнее всего были укоризненные взгляды командира червей (вот незадача, до сих пор никак не могу вспомнить его имя), когда мы спускались в колодец.
Над нами стояли стены, штурм которых мог начаться в любой момент, а где-то под нами – тайный склад с тоннами пороха; и возможно, взрыву суждено было раздаться за миг до того, как мы его обнаружим. Однажды, когда мы уже собирались спуститься по лесенке, мне пришлось остановить отряд Бальестера: из колодца доносились голоса. Несмотря на то что расстояние искажало их, я понял, что они не принадлежали червям. Микелеты прицелились вниз.
Я в полном молчании прислушался к голосам из глубины. Это была странная смесь, шепот на испанском и французском. У бурбонских войск никогда не было недостатка в предателях-бутифлерах, и легко было себе представить, что неприятель пользовался их услугами и под землей.
Все курки были наготове, дула ружей со всех сторон окружили колодец. И тут на вершине лестницы показалась золотистая головка, украшенная косичками. Мальчуган поднял голову и весело сказал:
– Привет, патрон! Что ты здесь делаешь?
За Анфаном из-под земли вылез Нан и еще несколько червей. Я не мог произнести ни слова от изумления. Командир маленького отряда объяснил мне:
– Все хорошо, этот мальчуган вместе с карликом избавляет нас от лишней работы. Они такие маленькие и проворные, что мы отправляем их в самые узкие проходы, чтобы прослушивать стены. Вы что, их знаете? Послушайте, что вы на меня так уставились?
Этот эпизод послужил поводом для моей последней ссоры с Амелис. Я отправился на пляж самыми гигантскими шагами, какие только мог делать длинноногий Марти Сувирия, и нашел ее в очереди у военной походной кухни.
Единственная пища, которую правительство распределяло бесплатно, представляла собой баланду, сваренную из мелкой и костлявой рыбешки. Очередь строжайше соблюдалась – во избежание беспорядков красные подстилки окружали ее вооруженными солдатами. В каждую плошку наливали не больше двух половников этого варева. Амелис не обратила внимания на мой окрик. От усталости под глазами у нее были большие лиловые круги, и все ее внимание сосредоточилось на спине стоявшего впереди человека. Я схватил ее за руку и вытащил из очереди. Она отчаянно сопротивлялась, крича и отбиваясь, но весила не больше перышка.
Как только Амелис покинула очередь, женщина, стоявшая за ней, не испытывая ни малейшей жалости к соседке, сомкнула ряд. Когда моя подруга увидела это, ноги ее подкосились. Она с плачем опустилась на колени на песок, и ее юбка раскрылась, как лепестки цветка.
– Анфан! – закричал я. – Как ты могла допустить, что он завербовался в армию?
– Oh Déu meu . Oh Déu meu, – повторяла она, рыдая.
– Его завербовали! – не отступал я. – Он погибнет под землей!
Амелис подняла ко мне залитое слезами лицо и сказала:
– Ты знаешь, когда я встала в эту очередь? Вчера в полдень!
– Мы забрали его с войны, из окопов! – продолжал я. – И все ради того, чтобы он погиб от взрыва или от пули в глаз! Для французских стрелков это не игра!
Амелис бросила мне в лицо железный котелок.
– Я провела здесь всю ночь и весь сегодняшний день. А ты вытащил меня из очереди! Что мы будем есть? Скажи мне!