– Видите ли, я обожаю путешествовать и собираю коллекцию дверных замков из всех дворцов Европы: России, Пруссии, Савойи. Вы меня, конечно, поймете… Я как раз собирался попросить у распорядителя дворца поставить на этот экспонат сургучную печать, удостоверяющую его происхождение. Как вы думаете, никто не будет против?
Знатный господин то смотрел мне в глаза, то переводил взгляд на замок. В конце концов он воскликнул:
– Какое у вас странное увлечение! Однако, по здравом размышлении, мне следовало бы поменяться пороками с вами, ибо мое обходится мне гораздо дороже. – Он обернулся к слугам и сказал игривым тоном: – Не кажется ли вам, что было бы лучше, если бы меня называли «де ла Шеврез, коллекционер дверных молотков», а не «де ла Шеврез, неуемный бильярдист»?
– Так вы маркиз де ла Шеврез?
– Именно так, – ответил он тоном рассеянного путника.
– Я в самом деле говорю с мужем маркизы де ла Шеврез?
– Да, это я, – подтвердил он, по-прежнему держа руки за спиной. – Хотите сыграть партию? Осведомлены ли вы в высоком искусстве игры в бильярд?
Я спрятал золотой дверной молоток в карман камзола, схватил кочергу двумя руками и треснул его изо всех сил по голове, как раз между глаз.
– Заруби себе на носу, как надо обращаться с женщинами, мерзкий рабовладелец и бесстыдник!!!
Он упал навзничь как подкошенный и стукнулся бы затылком о каменные плиты, если бы слуги не успели подхватить его, когда до пола оставалось не больше пяди. Я отбросил кочергу и ушел, ругая на чем свет стоит французскую знать и ее понятия о супружестве. И это Версаль – вершина цивилизации!
Однако, миновав несколько поворотов и отдалившись от источника моей ярости и от моей жертвы, я схватился за голову.
Ради всех святых, что я натворил? Прибыв в столицу мира, Суви-Длинноног первым делом обхаживает здешних дам, крадет здешние сокровища и избивает мужчин. Я не привык обдумывать свои поступки, но обычно не рыдал вместе с дамами, не грабил дворцы и не нападал на аристократов. И все эти подвиги я совершил сразу, почти одновременно, поддавшись смеси ярости и меланхолии. Мне пришло в голову, что виной тому было спиртное.
Из-за Жака я сначала осушил три графина вина – казалось бы, некрепкого, однако же коварного. Каштановое пюре обильно сдобрили коньяком, а в довершение всего я выпил сладкий ликер вместе с пятью дамами. И все это я проглотил подряд, не задумываясь. Теперь я отдавал себе в этом отчет, потому что голова у меня шла кругом, а углы виделись слегка расплывчатыми. Вдобавок смесь напитков превратила мой желудок в мешок с порохом. Может быть, свежий воздух поможет мне избежать полного краха.
Но тут сзади ко мне подошел Жак, настойчивый, как ищейка:
– Месье, вас зовут завтракать.
– Мне не до завтраков, – возразил я, держась обеими руками за живот.
Но выяснилось, что завтрак давал Монстр собственной персоной и отец Бардоненша тоже должен был туда явиться. Я не мог его подвести.
В зале были расставлены приборы для сорока человек. Меня посадили между уродливой вдовой, которая была толще и здоровее, чем трое мужчин, и каким-то женоподобным старичком. Он то и дело ронял свою салфетку мне на колени и подбирал ее своими пальцами, которые извивались, словно щупальца кальмара. Монстра еще не было, завтрак не начинался, и у меня в голове вертелась одна-единственная мысль: «Пожалуйста, давайте закончим поскорее, а то меня вырвет прямо на стол».
Наконец Монстр явился, щеголяя новым костюмом. У меня такое не укладывалось в голове, но, по словам Жака, король лягушатников менял платье до пяти раз в день. Невольно возникает вопрос: если Людовик столько раз переодевался, откуда он брал время управлять государством?
Мы начали есть, – вернее, ели все остальные, а я только делал вид, поднося ко рту листики салата. И, чтобы не думать о своем желудке, рассматривал Монстра.
Мы обычно считаем, что сильным мира сего просто благодаря их положению чужда неопрятность, но на деле вышло наоборот: манеры у Монстра были совершенно свинские. Насколько мне известно, однажды он отругал своих внуков за то, что они пользовались вилками. Он предпочитал орудовать пальцами и мог себе это позволить: кто бы на него пожаловался? Король запускал руки в жирную подливку, а потом обсасывал пальцы и облизывал их, причмокивая, словно морж. А бедняге Суви приходилось в это время контролировать свой пищевод, чувствуя, как сосед ощупывает его срамное место. Тот снова и снова извинялся: «Боже мой, у этой салфетки выросли крылья!» Но самое ужасное было впереди.
На левой щеке Монстра я обнаружил маленькое отверстие рядом с крылом носа. Его было очень хорошо видно; казалось, что через эту дырочку прошла пуля малого калибра. Позднее я узнал, что в юности король страдал заболеванием дыхательных путей, и врачи прооперировали его, чтобы облегчить страдания.
После бульонов принесли pièces de resistance[168], и Монстр вцепился зубами в жареную куропатку и заработал челюстями. И тут из дырочки на щеке стала выдавливаться колбаска пережеванного мяса, которая извивалась, как червяк!
За спиной монарха стоял слуга с полотенцем и вытирал ему щеку, удаляя все, что появлялось из отверстия. Поскольку в эту минуту содержимое моих внутренностей настойчиво требовало предоставить ему возможность увидеть свет, сцена грозила неописуемой катастрофой. «К черту приличия», – сказал я себе и встал со стула, прикрывая рот рукой, чтобы покинуть зал. К несчастью, мой сосед попытался остановить меня, схватив за полу камзола. И я не выдержал.
Не удержался.
Все содержимое моего желудка, вся не переваренная до конца пища оказалась на королевской скатерти. Скандал всегда вызывает страшный шум, все мои сотрапезники одновременно взвыли, точно жители Гоморры, пораженные смертоносными молниями. К счастью, король сидел довольно далеко от меня. Он захлопал глазами, точно кукла, не веря, что все это происходит за его собственным столом. Все посмотрели сначала на Людовика, а потом на меня. А я так и стоял рядом со своим прибором и вытирал губы шелковой салфеткой. Что можно было сказать в свое оправдание?
– Ваши яства были столь великолепны, ваше величество, что я счел себя обязанным вернуть их на стол.
Ничего лучшего мне в голову не пришло. И знаешь, что случилось, моя дорогая и ужасная Вальтрауд? Людовик расхохотался так, что чуть не свернул себе челюсть. Какой-то долговязый и смуглый тип блюет в его присутствии! Монстр давился от смеха. Отличие власть имущих от прочих людей состоит в том, что мы никогда не знаем, как они себя поведут. Пока все аристократы поносили меня, король смеялся до слез и хлопал в ладоши, но я счел за лучшее вовремя исчезнуть. Найти дверь наружу стоило мне большого труда.
В садах уже не было прежних толп аристократов, но уединиться мне не удавалось: повсюду слонялись люди. Меня страшно тошнило, и, выбрав толстое дерево, я оперся на него рукой и прижал лоб к прохладной коре. Не успел я еще раз опорожнить желудок, как откуда-то вдруг возникли два донельзя расфуфыренных типа.
– Вам от нас не уйти! – заявили они, как только меня увидели. – Знайте, что мы представляем маркиза де ла Шевреза. Вы посмели напасть на него с невероятным коварством и жестокостью, и поэтому теперь он вызывает вас на дуэль.
Только смертельной дуэли мне и не хватало!
– Послушайте, господа, – попытался успокоить их я, страдая от спазмов в желудке и боли в груди, – как вы можете убедиться, я сегодня не в форме. Передайте маркизу мои самые искренние извинения.
– Этого недостаточно, – настаивали они. – Выбирайте себе оружие и секундантов.
– Но дело в том, что я не слишком хорошо себя чувствую.
– Когда вы напали на маркиза, вы были здоровехоньки!
Ну и зануды! Поскольку другого выхода у меня не оставалось, я сделал над собой усилие и, вытянувшись в струнку, заявил самым серьезным тоном:
– В таком случае я выбираю королевскую мортиру. Мы будем стреляться ядрами.
Я хотел, чтобы они сочли меня сумасшедшим и оставили в покое. Чтобы тебе было ясно, мой дорогой Вальтраудик, королевская мортира – самое крупное артиллерийское орудие во французской армии. У таких орудий особое дуло, и они стреляют каменными или железными шарами, которые описывают параболу. Они бывают двенадцатого, двадцать четвертого и сорок четвертого калибра, но есть еще и большая пушка, которая, точно пасть Молоха, может извергать стокилограммовые и даже более тяжелые каменные ядра, способные разрушить бастион, упав на него с небес. К сожалению, французские аристократы оказались такими отъявленными вояками и так любили дуэли, что мое предложение показалось им оригинальным, но отнюдь не бредовым.
Монстр имел все основания ненавидеть дуэли: ему хотелось, чтобы его подданные погибали, приумножая его богатства и служа ему на поле боя, а не теряли жизни из-за всякой ерунды. Он издавал десятки указов, чтобы воспрепятствовать дуэлям, но этих распоряжений было слишком много, а поэтому их перестали замечать. Вдобавок за время своего правления Людовик семь тысяч раз амнистировал дуэлянтов, и никто не принимал запреты всерьез.
– Насколько мы поняли, – сказали мои собеседники, – вы предлагаете дуэль на мортирах.
– Именно так, господа, будьте добры, приготовьте крупнокалиберные мортиры, стреляющие камнями. А именно такие, которые запускают в воздух огромные каменные шары, взлетающие очень высоко, а потом низвергающиеся вертикально вниз со страшной силой.
Они задумались, а я воспользовался паузой, чтобы поумерить их пыл:
– Чтобы немного вас утешить и облегчить вашу участь, скажу только, что похороны обойдутся вам крайне дешево, – по крайней мере, не надо будет тратиться на гроб.
Они меня не понимали.
– Знайте, что вы имеете дело с гением, изучившим в совершенстве полет снаряда. Когда тяжеленное ядро, развив огромную скорость, упадет на голову моего соперника, от него останется мокрое место, и для похорон подойдет просто маленькая шкатулка.