Наконец-то они догадались, в чем дело.
– Вы просто не хотите сражаться! – воскликнули они. – Откуда нам взять королевские мортиры? Ближайшее расположение войск, в котором имеются осадные орудия, находится в Париже.
– Меня совершенно не волнует, откуда вы возьмете мортиры. Как человек, вызванный на дуэль, я имею право выбирать оружие, не так ли? Ворочайте мозгами! И кстати, не забудьте снаряды, порох и банники. – Тут я добавил серьезно: – Господа, это же Версаль!
– Нам надо посоветоваться, не уходите далеко. Мы скоро вернемся с ответом!
– Я вас буду ждать тут! На этом самом месте! Не сдвинусь ни на шаг. За кого вы меня принимаете?! Я свое слово держу!
Ждать их? Держать слово? Как только они повернулись ко мне спиной, я дал деру. Эти фанатики могли принять мое предложение стреляться на мортирах.
Вдалеке я разглядел нечто похожее на островок обычного леса. Жак, который по-прежнему следовал за мной по пятам, рассказал, что в этой части садов сохранили один-единственный участок первозданной природы. Этот лесок служил примером того, как с давних пор поступают тираны: они милуют приговоренного к казни не из жалости, а лишь для того, чтобы доказать свою безграничную власть. Помилованный островок живой природы, этот лесок с его беспорядком, напоминал о геометрической строгости садов и восславлял их.
Я скрылся за деревьями, где действительно никого не было; дикий кустарник скрывал меня от посторонних глаз. Я снова прижал голову к стволу дерева, пытаясь навести порядок в желудке, и сказал Жаку:
– Найди господина Антуана Бардоненша и приведи его сюда. И заодно принеси мне пару пирожных. Может быть, сладкое поможет мне справиться с этим легким недомоганием.
– Будет исполнено, месье.
С моих губ струилась слюна, которая не облегчала страданий, а только вызывала отвращение. Голова моя разрывалась! Я вспомнил о супруге Жанны, который пытался просверлить себе голову дрелью, но мне было гораздо хуже, чем ему. Вдобавок, на мое несчастье, вместо Бардоненша ко мне явился маркиз де ла Шеврез собственной персоной в сопровождении двух секундантов и двух слуг! Он был не на шутку взбешен.
– Я так и знал, что мы найдем вас здесь! – взревел он, размахивая шпагой. – Беглые преступники всегда прячутся в лесной чаще, точно хищные звери. И что за ерунду вы придумали с этими мортирами? Защищайтесь!
Один секундант протянул мне шпагу рукоятью вперед.
– Возьмите оружие и защищайте свою честь! Берите!
– Но меня совершенно не волнует моя честь!
Подняв руки, я стал отступать, словно рукоять шпаги была раскалена докрасна, но вскоре наткнулся на дерево.
– Трус! Жалкий трус! – вопили они. – Сражайтесь, как мужчина, или вам грозит собачья смерть!
– Я же сказал, что страдаю расстройством желудка!
На мое счастье, в эту минуту вернулся Жак с Бардоненшем.
– Что случилось, мой добрый друг? – спросил Бардоненш с привычной улыбкой на устах.
Я подскочил, как жаба, и укрылся за его спиной. Меня всегда отличал высокий рост, но с Бардоненшем я сравниться не мог.
– Это сумасшедшие! – завизжал я, а потом добавил шепотом: – Это невероятно, но они задумали убить меня, оправдав свое преступление дуэлью.
– А почему они решили сражаться с тобой? Ты же такой любезный и миролюбивый юноша.
Я прошептал ему на ухо свои объяснения. Не стоит и говорить, что все сказанное было враньем, клеветой и несправедливыми обвинениями, но обойтись без помощи Бардоненша я не мог.
– Этот маркиз де ла Шеврез сущий негодяй. Перед завтраком я прогуливался по залам дворца и услышал, как он отзывается о сторонниках мирного урегулирования конфликта. Он называл их всех предателями и говорил, что следует перерезать им глотки.
– Что вы говорите?! – возмутился Бардоненш.
– Так он и сказал! – продолжил я. – И в первую очередь – вашему отцу!
– Моему отцу!
Маркиз де ла Шеврез шагнул вперед и сказал Бардоненшу:
– Сеньор! Вы пришли как раз вовремя, чтобы стать секундантом этого недостойного мерзавца, который обманом пробрался во дворец.
– Подождите минутку, сеньор! – властным тоном прервал его Бардоненш. – Я веду беседу с моим дорогим другом.
– Ха-ха! – рассмеялся де ла Шеврез. – Поговорите, поговорите; может быть, тогда вам удастся объяснить нам, зачем ваш дружок ворует дверные молотки.
Я, естественно, в это время нашептывал на ухо моему приятелю:
– Этот негодяй сорвал с дворцовой двери молоток, бросил его на пол и закричал: «Точно так же покатятся по земле головы всех трусов, начиная с малодушного Бардоненша!» Меня, естественно, обуяло негодование, я не смог сдержаться, поднял с пола дверной молоток и стукнул его изо всех сил по голове.
– И хорошо поступили!
– И заметьте, что он явился сюда в сопровождении четырех своих приспешников. Если вы спросите его, что это за люди, он наверняка нагло солжет, что это его слуги и секунданты.
Бардоненш обернулся к де ла Шеврезу и, как я и ожидал, задал ему вопрос:
– Сеньор, если вы повздорили с моим другом, почему вы нападаете на него в этом уединенном месте и почему в этом споре вам нужна помощь четырех вооруженных людей?
– Как это почему? – законно удивился маркиз. – Я пришел сюда, потому что этот недостойный и мерзкий тип спрятался здесь. Что же до моих сопровождающих, так это двое моих слуг и два господина, которых я попросил быть у меня секундантами.
Я толкнул Бардоненша локтем:
– Теперь ты сам видишь, правда? Я же говорю: он придумывает всякие увертки, чтобы оправдать присутствие четверых сообщников!
Бардоненш был так глуп и так благороден, что покраснел от ярости.
– Неужели вы считаете справедливым и достойным поступком напасть на человека, который никогда не держал в руках клинка?! – воскликнул он.
– Несправедливо и недостойно было лупить меня без всякого повода!
– А он говорит, что у него был веский повод, который, кажется, имел отношение к дверному молотку, покатившемуся по полу.
– Это совершенно верно! – ответил де ла Шеврез. – И если говорить об истории с молотком, поведение этого субъекта было весьма странным и агрессивным.
Отлично, дело было сделано. Вернее, запутано до предела, но Бардоненш скорее поверил бы герою кровопролитной битвы при Альмансе, то есть мне, чем какому-то неизвестному типу. Теперь, когда меня защищал этот идеальный воин, ничто не могло помешать моему отступлению. Я взял приятеля за локоть и сказал:
– У меня немного кружится голова, нам лучше пойти домой.
Я, однако, не учел, что этот человек был ярым борцом за справедливость. Он отдернул руку и закричал:
– Об этом не может быть и речи! Враг моего отца – это враг моего короля, а враг моего короля – враг моему отцу. – Он сделал еще один шаг и, оказавшись нос к носу с де ла Шеврезом, толкнул его ладонью в грудь и сказал: – А если вы такой драчун, можете иметь дело со мной.
– Но я хочу отомстить моему обидчику, а против вас ничего не имею!
– Тогда я сам дам вам повод!
И он отвесил бедняги четыре пощечины своей перчаткой, по две с каждой стороны. Де ла Шеврез так удивился, что оскорбление даже не сразу его рассердило.
– Неужели сегодня все сошли с ума? – закричал он. – Сначала меня бьют по голове в залах Версальского дворца, а потом осыпают пощечинами в лесу! Если вы вознамерились превратиться в преграду между мной и моей честью, у меня не остается иного выхода – я должен ее защитить!
– Тогда чего же вы ждете? Вставайте в позицию!
– Немедленно!
Этот дурак не знал, с кем имеет дело. У Шевреза было столько же шансов победить Бардоненша, сколько у скромной сардины сожрать карибскую акулу. Мой приятель мог, глазом не моргнув, расправиться со всеми пятью вояками сразу или по очереди. Я бы здорово повеселился, если бы не боли в желудке. Каждому дуэлисту надлежало иметь двух секундантов благородного происхождения. Жак, дрожавший как осиновый лист, был слугой и для этой роли не подходил. Я решил смыться под благовидным предлогом и вызвался пойти за друзьями Бардоненша.
На самой опушке леса мне встретились трое его слуг. Оказалось, когда Жак вел его ко мне, они потерялись по дороге и теперь, не видя своего хозяина, пребывали в растерянности, словно щенки, оставшиеся без матери. Узнав меня, они спросили, где его найти.
– В эту минуту господин Бардоненш с достоинством защищает свою честь, – сказал я, указывая на лесок за своей спиной.
– Что случилось? – возмутились они. – На нашего хозяина и господина напали?
– О, можете не беспокоиться. Он сам за себя постоит.
Однако верные слуги бросились бежать в сторону леса, вооружаясь по дороге самодельными дубинками: они подбирали толстые ветки или выламывали из изгороди прямые жерди. Дуэль двух противников грозила превратиться в битву между двумя отрядами. Я вспомнил о супруге маркиза де ла Шевреза и вернулся в салон: возможно, даму могло заинтересовать, в какую заваруху попал ее супруг.
Все дамы по-прежнему сидели в салоне, слегка опьянев от сладкого ликера.
– Моя госпожа! – воскликнул я, увидев ее. – Рад сообщить вам хорошую новость, прекрасную новость! – Мои глаза блестели от выпитого вина; я сделал три или четыре глубоких вздоха, вытянулся в струнку по-военному и произнес торжественно, точно Цицерон в Сенате: – Очень скоро вы станете вдовой!
– Мой муж! Он погиб! – воскликнула дама грустно. – Как это случилось?
– Ваш супруг еще жив, но жить ему осталось недолго, – сказал я, удивленный тем, что чувства ее не соответствуют моим ожиданиям. – Его очень скоро пронзят шпагой, словно кусок мяса шампуром. Разве вы не рады?
– Чему тут радоваться? Мой муж – самый добрый и покладистый мужчина во всем королевстве!
– Но вы только что рассказывали, как он над вами издевается! – возмутился я. – И возит вас, точно пленницу, в своей карете!
Услышав эти слова, дамы закричали от ужаса.
– Тот, кто так поступает, – это не ее супруг! Вы ошибаетесь! – пояснили мне четыре девицы из свиты де ла Шеврез. – Маркиз учтивейший человек, которого ничего, кроме настольных игр, в этом мире не интересует. А важный господин, который выставляет маркизу идеалом ари