Побежденный. Барселона, 1714 — страница 138 из 141

Никогда этого не делайте: я имею в виду, не кладите пальцы на борт бильярдного стола. Даже если прямой опасности нет, этот жест крайне неосторожен. Палец, оказавшийся между бортом стола и шаром, будет раздавлен, как нога, попавшая между булыжником и тележным колосом. И тут в моей голове молниеносно мелькнула мысль: «А почему бы мне его немножко не придавить? Это чудовище терзает Европу, причиняя боль всему континенту; возможно, если Монстр попробует свое собственное лекарство, он поймет, какой ужас вселяет повсюду».

Да, конечно, это была идиотская затея, но хочу напомнить, что в тот момент я еще не протрезвел. И вдобавок что вы можете мне возразить? Как я мог удержаться, если видел разрушенные деревни на юге Каталонии, пожарища, торчащие балки, деревья, превращенные в виселицы? И блестящая идея пригласить славного Суви-Длиннонога в Версаль принадлежала не мне.

Между расчетами, необходимыми для пушечного выстрела и для удара по бильярдному шару, большой разницы нет. Впрочем, не так: тригонометрия бильярда зависит и от наития, она гораздо сложнее. Булава должна ударить в строго определенную точку шара. Ошибка в расчетах, полмиллиметра ниже или выше, правее или левее – и он даже не коснется своей цели.

Философия Базоша была чрезвычайно мудрой! Когда мы сильно чего-то желаем, наши мыслительные способности умножаются. Икота, винные пары, грусть, черные тучи мелких неприятностей – все исчезает, когда проявляется воля человека. Я сыграл тысячи бильярдных партий, заработал десятки тысяч очков, но, вне всякого сомнения, этот ход единственной партии, сыгранной мною в Версале, – самый выдающийся в моей жизни.

Мой правый локоть разогнулся с такой невероятной силой, что на секунду мне показалось, что кончик булавы проткнет шар. Он помчался по сукну с ужасающей скоростью. Возможно, Жак был прав и его бурда разбудила во мне скрытые ранее силы, потому что траектория моего снаряда была безупречной! Само собой разумеется, я не был полным идиотом и не направил шар прямо на пальцы Монстра – только этого мне и не хватало! Ход предполагался длинным, очень длинным, с семью промежуточными касаниями. Как только шар ударился о борт в первый раз, по углу отражения я понял, что судьба королевских пальцев решена.

– Скандал и беспорядок! В моем собственном доме! – кричал Монстр, не убирая пальцев с борта стола. – Мне только что сообщили, что барон де ла Бласон, мой самый верный сторонник в вопросе продолжения войны, зарезан осколками оконного стекла, странным образом на него упавшими. И это еще не все! В садах полно раненых лакеев. Четыре юные дамы самого благородного происхождения были застигнуты за совокуплением со слугами самого низшего сословия. Среди них мы обнаружили даже совершенно голого раба-эфиопа! Девицы, спрятавшись за горшки и вазы с цветами, отдали этим негодяям свою девственность. И вместо извинений заявили нам нагло и дерзко, что таким образом, благодаря этому позору, им удастся избежать ненавистного им будущего. Я устраиваю веселое празднество, и вдруг в Версале начинается страшная сумятица!!! Чего еще мне ждать? Покушения на мою жизнь?

Все присутствующие поспешили его успокоить. Только отец Бардоненша не присоединялся к хору и упрямо приводил доводы в пользу прекращения войны. До достижения цели шар должен был прокатиться по столу еще несколько раз. Я протянул свою булаву де ла Шеврезу:

– Обидно, кажется, я промазал… Ваша очередь!

– Но у меня же есть своя булава… – удивился де ла Шеврез и указал на ту, которую отобрал у него Монстр.

Однако, будучи заядлым игроком, маркиз поддался искушению: когда настоящий бильярдист видит перед собой булаву, он ее сразу хватает. И пока шар катился по столу, де ла Шеврез стоял с ней в руках, глядя по сторонам в некотором недоумении.

Недоумевал он не зря, ибо мой шар следовал намеченным курсом: один борт, другой, еще один. Сукно было таким гладким, что почти не замедляло дьявольской скорости движения шара. Я незаметно попятился к двери и сделал четыре широких шага. Монстр продолжал распекать «пораженцев» и не замечал маленького ядра, направленного прямо на его королевские пальчики.

И наконец – щелк! Щелк! Казалось, кто-то спустил курок. О боже, как взвыл этот тип! Монстр схватился за раненые пальцы другой рукой и трижды подпрыгнул в воздух, глядя в потолок и крича как резаный. Каждый королевский прыжок сопровождался воплями придворных:

– Ваше величество! Ваше величество! Ваше величество!

Никто не понимал, что произошло. Все хотели помочь Монстру, но тот не переставал прыгать и орать, а придворные крутили головами, словно ища невидимого убийцу с кинжалом в руках.

Если вы раздавили три пальца Монстра Европы, если сам Людовик Четырнадцатый, король Франции, прыгает от боли, а весь его двор в Версале поднимается по тревоге, самое лучшее – смотаться как можно скорее. В последнюю минуту я успел увидеть, как этот идиот де ла Шеврез, стоя по-прежнему с моей булавой в руках, смотрит на Людовика, выпучив глаза, а тот сверлит его ответным взглядом.

– Как вам кажется, может ли эта дипломатическая миссия достичь желаемой цели? – спросил я у Жака, когда мы вышли из зала. – По правде говоря, я думаю, они уже не нуждаются в моих услугах, а поэтому будет лучше найти какое-нибудь укромное место и отдохнуть.

Жак был единственным человеком, который все понял и теперь умирал от страха. Говорил он с трудом.

– Идите сюда, месье, – указал он мне дорогу. – Я покажу вам винные погреба.

– Опять вино! – возмутился я. – Вы считаете, что я в нем сейчас нуждаюсь?

– Сеньор, эти погреба под землей. Может быть, там вы сможете отдохнуть без помех.

Бедняга невольно превратился в моего сообщника и теперь, наверное, считал, что нам лучше оказаться как можно дальше от места преступления. По крайней мере до того момента, когда Монстр распнет де ла Шевреза на бильярдном столе. А разве есть место укромнее, чем винный погреб?

Я блуждал по закоулкам дворца, не стараясь запомнить дорогу, а просто следуя за спиной Жака. Наконец мы оказались у лестницы и спустились по двадцати ее ступенькам. Внизу нам открылся узкий сырой коридор с цилиндрическим сводом, напоминавший ходы в катакомбах. Мой слуга шел впереди меня с факелом, потому что половина светильников на стенах потухли. Мне стало не по себе. Мы дошли до развилки, где расходились два коридора. В конце каждого из них виднелась дверь, и ту, что находилась по правую руку, охраняли два стражника, вооруженные ружьями с примкнутыми штыками. Однако Жак увлек меня к левой двери.

– Идите сюда, месье. Тут ваш взгляд порадуют бочонки с великолепными винами, – сказал он, указывая на дверь, которую никто не охранял.

Но я немедленно задал себе вопрос: «Какие тайны могут быть Монстру дороже, чем все его вина, если он поставил там такую охрану?» Проклятое любопытство, присущее всем Сувириям, подтолкнуло меня к двери, где стояли солдаты. Нести караул в таком темном и мрачном месте – занятие не из веселых, поэтому они с удовольствием согласились побеседовать со мной.

– Да ну, – сказал один из них, – ничего особо ценного мы не охраняем.

– Там просто королевские игрушки, – уточнил другой.

– Игрушки? – удивился я.

Первый солдат пожал плечами.

– По крайней мере, нам сказали так – сами мы туда никогда не заходили, – вздохнул он и спросил тоном человека, которого изгнали из мира земных радостей и печалей: – Как там сегодня наверху идет праздник?

Их ответ показался мне таким странным, что только подстегнул мое любопытство. Я попросил разрешения зайти и глянуть на «игрушки». Они рассмеялись, но я настаивал.

– Месье, – вежливо сказал мне один из них, – мы несем здесь караул, чтобы никто не мог проникнуть в это помещение без специального разрешения короля. У вас оно есть?

– Да ладно, – пошутил я. – Разве я похож на вора, который охотится за игрушками? Я просто хочу на них взглянуть.

Они перешли на серьезный тон:

– Поймите, если это обнаружится, нам сделают выговор или вообще накажут, а нам стоило большого труда вырваться из Испании. И хотя мы по полдня торчим здесь, в этом темном и сыром коридоре, эта служба гораздо приятнее, чем воевать в раскаленном аду. Мы не хотим туда возвращаться.

Я их прекрасно понимал.

– Вы были в Испании? И воевали там?

Мы начали вспоминать походы, и это нас быстро сблизило.

– Минуточку, – сказал вдруг один солдат, – вы не тот юноша из Альмансы? Герой, который спас знамя, и все такое?

Я потупился и скромно махнул рукой:

– Ну, я ничего особенного не совершил.

Конечно нет, но не стоило вдаваться в подробности.

– Ладно, – согласились они, – только очень быстро. И если услышите кашель, выходите немедленно.

Нас окружила почти кромешная мгла, и Жак поспешил своим факелом зажечь несколько светильников. Помещение представляло собой подобие узкого коридора со сводчатым потолком и кирпичными стенами, на которых виднелись пятна сырости. Вдоль обеих стен тянулись полки, похожие на лавки, на которых стояли какие-то странные предметы. Я сразу понял, что это макеты укреплений всех городов и крепостей Европы.

О боже, мне вдруг стало ясно, куда я попал, потому что Вобан мне об этом рассказывал. Монстр собирал макеты всех крепостей континента. Я стал рассматривать тот, что очутился прямо у меня перед глазами: звездчатая фигура с двенадцатью бастионами. Работа ремесленников показалась мне выдающейся. Из самых простых материалов – гипса, щепок и фарфора – им удавалось воспроизвести в уменьшенном масштабе крепости, построенные во всех концах Европы. Когда Людовик замышлял новую военную кампанию или какой-нибудь генерал хотел получить от него точные сведения, он заходил в этот зал с макетами, toutes en relief.

Масштаб был выдержан с предельной точностью: угол наклона бастионов, глубина рвов, особенности рельефа местности, способствующие защите стен. Реки, берега морей и лиманы отмечались синим или голубым цветом в зависимости от глубины воды и расстояния до стен, а холмы и овраги – разными тонами коричневого в зависимости от их высоты и крутизны. На основаниях макетов располагались таблицы математических расчетов для работы специалистов, но мне в них не было нужды. Все было воспроизведено с такой точностью, что я бы узнал любую из крепостей, ощупав макеты кончиками пальцев. Я закрыл глаза: Ат, вне всякого сомнения. Намюр. Дюнкерк. Лилль. Перпиньян. В основном это были крепости, созданные или перестроенные Вобаном. Безансон, Турне. И крепости противника: Бауртанге, Копертино. Вся земля лежала у ног человека, попавшего сюда. И даже не земля, а небесный свод: стены, украшенные бастионами, напоминали звезды, и мне казалось, что я руками трогаю звездное небо. Справа и слева от меня тянулся подземный Млечный Путь.