Трех ключей у меня не было, да мне они и не понадобились. Тут же, в повозке, я нашел молоток и долото и в два счета сорвал замки. Под крышкой оказалось несколько дюжин маленьких цилиндрических мешочков. Они были плотно набиты и уложены в два слоя. Наверху каждого мешочка вместо застежки красовалась сургучная печать с бурбонской лилией. Я раскрыл один из них, и он выплюнул мне на ладонь монеты. Боже мой, там, наверное, были деньги на выплату жалованья целого полка.
Вы когда-нибудь находили беспризорный клад? Человека охватывает чувство, схожее только с любовью с первого взгляда. Сердце начинает биться быстрее, пальцы дрожат, и тебя одолевают одновременно тревога, восторг и безумное желание немедленно скрыться с добычей.
Я прикрыл сундук, напуганный своей находкой. Нан и Анфан продолжали свою игру.
– Эй, ребята! – сказал я с веселой улыбкой, лживой, как гримаса Иуды. – Сходите-ка и посмотрите, нет ли чего интересного в карманах кучера.
Это была наглая уловка с целью их отвлечь. Когда они об этом догадались, я уже нахлестывал лошадей и мчался прочь. Нан и Анфан безуспешно пытались догнать повозку.
– Monseigneur! Monseigneur! – кричал Анфан. – Не бросайте нас здесь, пожалуйста. Возьмите нас в Барселону!
Я повернул голову и еще успел различить вдали на дороге его голову с косичками, развевавшимися по ветру. Мальчишка бежал и голосил.
На этом месте я вынужден прервать свой рассказ, потому что эта дура Вальтрауд меня перебивает, хнычет, сморкается и называет меня бездушным человеком.
И в кого ты такая чувствительная? Неужели тебе еще неясно, какого поля были эти ягоды? Стремление к воровству родилось прежде Анфана. Как я мог взять их с собой в поездку, если хотел довезти сокровище до Барселоны?
Ну да ладно, в утешение тебе расскажу все, как было, радуйся.
Я потянул на себя поводья и остановил повозку. По правде говоря, меня немного мучила совесть. Как-никак благодаря этой парочке я заполучил и повозку, и сокровище. Увидев, что я остановился, Нан и Анфан побежали еще быстрее, подгоняемые надеждой. Когда расстояние между нами сократилось до пары метров, я бросил им несколько монет.
– Это вам! Купите вина и хлеба и выпейте за мое здоровье.
И тут я снова подхлестнул лошадей.
Надо признаться, что у меня всегда было доброе сердце.
Моя повозка удалялась от Тортосы настолько быстро, насколько позволяли раненые лошади, и тут-то я понял, что затеял весьма рискованное дело. На дорогах то и дело встречались патрули войск Альянса или Двух Корон, которые вступали друг с другом в перестрелку, стоило им встретиться. Несмотря на это, воюющие армии не были главной моей заботой. Южная часть Каталонии в то время представляла собой край, измученный войной, где разгуливали банды грабителей, разбойников, дезертиров шести или семи разных национальностей, не говоря уж о моих дорогих микелетах, которые были похлеще остальных. Я ехал один, но в компании такого соблазнительного предмета, как сундук с деньгами, а для защиты у меня имелся только один пистолет. Редко в жизни мне доводилось так радоваться закату. По правую руку я заметил дорожку посередине пшеничного поля, заросшего сорняками. Пожалуй, можно спрятаться и провести ночь там. Жнецы вовремя не пришли, и колосья качались на невероятной высоте, поэтому могли служить мне прекрасной ширмой. Поле заканчивалось возле старой канавы для полива растений. Лучше не придумаешь: здесь будет вода и для меня, и для лошадей. Я освободил животных от мучившей их сбруи.
Мне еще не удалось закончить все приготовления, когда появился этот человек.
Он пришел по той же дорожке, по которой приехал я. Его фигуру скрывал длинный черный плащ, а голову покрывала треуголка, надвинутая по самые брови. В этакой одежде он казался черной птицей, парившей низко над полем. Я вскочил одним прыжком и схватился за пистолет, который оставил в повозке. Что здесь делает этот тип, так далеко от человеческого жилья и так близко от поля сражения? Я прицелился в него:
– Покажите руки! Кто вы?
Он не остановился и произнес только одно слово:
– Pau.
Я не понял, назвал он свое имя или сообщил о своих намерениях (по-каталански «pau» означает «мир», но испанское имя Пабло на нашем языке звучит точно так же). Не расслабляясь, я обратился к нему с вопросом, столь же двусмысленным, сколь и язвительным:
– Вы что, упали с лошади?
Незнакомец не замедлил шага, но улыбнулся и приоткрыл полы плаща, чтобы показать руки. Оружия я не увидел. Когда он поднял руки, широкие рукава его рубашки соскользнули. И тут, моя дорогая и ужасная Вальтрауд, моим глазам предстало зрелище, которого больше мне никогда не довелось видеть: десять Знаков, один за другим, украшали его правую руку. Десятый Знак сиял почти у самого сгиба локтя.
Кожа, которую украшала эта татуировка, казалась очень дряблой и не соответствовала внешности незнакомца, казавшегося человеком немолодым, но полным энергии и крепким физически. Десять Знаков! Инженер, достигший идеала, превосходный маганон. Мое недоверие сменилось удивлением и восхищением. Он по-прежнему улыбался все той же ничего не значившей улыбкой и, когда мы оказались лицом к лицу, произнес безразличным тоном:
– Ну а вы?
– Ваш покорный слуга, – таков был мой ответ.
Я закатал правый рукав и показал свои пять Знаков.
Он сделал еще полшага вперед и сказал:
– Откуда вы едете?
– Из Тортосы.
– Куда направляетесь?
– В Барселону.
– Зачем?
– Там живет мой отец, там мой отчий дом.
– Вы в этом уверены?
– Да.
– Ни в чем нельзя быть уверенным.
Этот разговор был скорее похож на допрос, но Отмеченный никогда не задает вопросов Отмеченному высшего ранга. А тот, в свою очередь, должен знать все о своем подчиненном и говорит о себе, только если сочтет необходимым. Я не мог отвести глаз от его десятого Знака, а он в это время забыл о моей персоне и занялся изучением моего маленького лагеря: повозки, канавы, высокой пшеницы, которая стеной окружала нас.
Без всякого сомнения, мне встретился Десять Знаков. Он не просто смотрел, но слушал глазами: каждый предмет, каждое насекомое, весь мир, окружавший нас, сам воздух открывали ему свои тайны и с радостью добровольно исповедовались ему. Потом мой гость сделал повелительный жест, словно просил оркестрантов замереть. Он несколько минут разглядывал мою повозку, а потом спросил:
– Что вы везете?
– Ничего, – соврал я.
– Вы правы, – сказал он.
Несмотря на все уроки Базоша, услышав его слова, я вздрогнул.
Ночь была душной. Мой гость снял плащ, закатал рукава рубашки, и я снова устремил взор на его предплечье.
Сугубо практичный мир инженерного дела, которому обычно было чуждо всякое употребление символов, в данном случае шел на небольшую уступку. Драгоценный десятый Знак был гораздо меньше размером, чем все предыдущие, и имел столько уголков, что общий рисунок казался окружностью. Получалось, что, когда инженер достигал совершенства, наградой ему служил Знак, очень похожий на первый, – простой кружочек.
Он спросил меня:
– Кто ваш учитель?
– Им был Себастьен ле Претр де Вобан. Он умер.
– Славный инженер, да, прекрасный инженер, – прошептал он с уважением. – Он живет в вас. Помните об этом.
– К моему большому сожалению, – решил пояснить я, – этот пятый Знак мне не принадлежит. Я не сдал экзамен, потому что не смог найти нужное слово.
– Тогда продолжайте его искать.
– Я решил отстраниться от всего этого, – был мой ответ, – но, даже если бы захотел продолжать этот путь, кто бы мог подтвердить мне пятый Знак? Вобан умер, а других учителей я не знаю, да и не хочу снова иметь наставников. С меня довольно.
На губах его снова появилась улыбка.
– Все так говорят, пока не коснутся небес кончиками пальцев. И если это случится, вам будет легче пожертвовать своей жизнью, чем оторвать руку от этого чуда.
Несмотря на все уважение, которое я к нему испытывал, мне не удалось скрыть от него улыбку недоверия. Он заметил это и заговорил громче. В его голосе зазвучали такие властные ноты, что ему подчинился бы сам король:
– Если вам понадобится учитель, вы его найдете, и не важно, будет ваш наставник Отмеченным или нет. Отказаться от поиска Слова невозможно, и, когда оно вам откроется, вы поймете, что заслужили свой пятый Знак.
Я захотел ему возразить, но не нашел достаточно вежливых слов, а кроме того, только он имел право решать, когда начинается и кончается наш разговор.
– Постелите здесь одеяло.
Я подчинился.
– Ложитесь и закройте глаза. Спите.
Прежде чем услышать последнюю гласную слова «спите», я уже видел сны.
Было бы очень интересно рассказать здесь, что мне снилось той ночью. Но к несчастью, мне не дано было запомнить тот сон. В моей памяти сохранились лишь какие-то неясные картины: смутный образ обнаженной девушки с сиреневой кожей и густо-черными волосками на лобке на фоне каких-то пожаров. На протяжении нескольких недель я пытался вспомнить свой сон полностью. Девушка смотрела на меня такими грустными глазами, каких я не видел никогда в жизни. Внезапно на нее нападали полчища белых жуков – они окружили ее со всех сторон и начали карабкаться по щиколоткам. Она молила меня о помощи. Но потом все рушилось, прежде чем сон приходил к своему завершению. Я делал невероятные усилия, думал снова и снова, вызывая в памяти эти образы сотни раз.
В последующие дни, к сожалению, часы бодрствования готовили мне так много сюрпризов, что сон ускользал от меня, как срывается с крючка рыбка. Мне пришлось смириться с неудачей.
На следующий день я снова запряг лошадей и отправился в Барселону, не проверив даже, на месте ли сундук. Десять Знаков подобные мелочи не интересуют.
Сейчас, восемьдесят лет спустя, восемьдесят оборотов Земли вокруг Солнца спустя, мне кажется, я догадался, кем был этот гость, явившийся мне в сумерках. Разрешите мне перевести дыхание.