Последняя улица выходила в огороды, за которыми простирались пустоши с их жалкой растительностью. На минуту я задержался и обернулся. Там, наверху, виднелся затянутый дымом Алькасар. Из бойниц кое-где выглядывали ружья отчаявшихся солдат, но было очевидно, что сопротивление смысла не имеет. Несчастным оставалось только пустить последнюю пулю себе в лоб, чтобы разъяренная толпа не растерзала их живыми.
Суви-молодцу всегда везло, и на этот раз у въезда в город ему повстречался священник. Он ехал верхом на добром коне, сидя в седле боком, точно амазонка, потому что сутана мешала ему сесть верхом. Ударом кулака я сбросил его на землю, вскочил в седло, точно мартышка на кокосовую пальму, и помчался таким резвым галопом, что могло показаться, будто у моего скакуна было восемь ног. На черта мне сдался ваш Толедо!
7
Арьергардом союзной армии была легкая кавалерия дона Антонио. Всадники этих частей служили прикрытием для основной части войска, медленно отступавшего из Толедо в направлении Барселоны. Я догнал их на распутье дорог, когда они остановились, чтобы осмотреть окрестности. Дон Антонио, командовавший ими, обедал в тени одиноко стоявшего дерева в окружении своего штаба.
Когда я подъехал, конь священника уже совсем выбился из сил. Я обливался потом от пережитого ужаса и отчаяния и не смог даже спешиться как следует. Вместо этого я просто сполз на жидкую пожелтевшую травку и остался лежать на земле, хватая ртом воздух, словно рыба, умирающая на песке.
– А вот вам и инженеришко, – безразлично произнес генерал вместо приветствия. – Имейте в виду, что мы считали вас без вести пропавшим.
У меня еще волосы стояли дыбом от страха. Кто-то из свиты Вильяроэля подал ему кувшин с водой, чтобы вымыть руки. Дон Антонио наскоро их ополоснул и сказал:
– Ну что ж. Вперед.
– Но я только что приехал! – запротестовал я. – Даже тень от моей души лежит на мне тяжелым грузом!
Он пожал плечами:
– Оставайтесь здесь, коли вам так угодно.
– А как же отставшие? – снова возмутился я. – В Толедо погибают сейчас десятки наших солдат! Почему мы их бросили?
– Потому что они гуляки и пьяницы.
И, не задерживаясь больше ни на минуту, Вильяроэль оседлал своего великолепного белого коня. Один из офицеров пояснил слова дона Антонио:
– Вы воображаете, что вся армия будет дожидаться дюжины пьянчужек, когда Вандом наступает нам на пятки? Мы предоставили им возможность спастись. Подобные ситуации способствуют очищению войска от недостойных его элементов.
Да, таков был дон Антонио де Вильяроэль Пелаэс. Неужели этому человеку предстояло сменить Вобана в роли моего учителя?!
Но отложим критику. Хотите узнать, насколько хорош тот или иной генерал? Тогда не думайте о кровопролитных победах. Прикажите ему руководить отступлением и, если хотите еще больше усложнить задачу, велите ему отступать зимой. Вести победное наступление гораздо легче, чем защищаться; атаковать проще, чем отступать, соблюдая порядок. Но за отступления не дают наград и медалей.
Пустившаяся в бегство армия подвержена панике, и разложение грозит ей постоянно. Мы двигались через вражескую территорию, и это было главным доводом в пользу одновременного передвижения всего войска. Как я уже говорил, кастильские крестьяне большой любви к союзным войскам не питали. Стоило какому-нибудь усталому солдату покинуть строй и задремать под деревом – вжик! Ему моментально перерезали глотку серпом. С флангов нас теснили убийцы-партизаны, а с тыла подгонял герцог Вандом, старый маршал, которого Монстр прислал в Испанию на помощь своему придурковатому внуку. Вся союзная армия сбилась в плотную кучу, и солдаты теснились друг к другу, словно испуганные овцы – бе-е-е-е!
А тут еще холод. Зима этого несчастного 1710 года была самой холодной зимой восемнадцатого века. Если хотите, вот вам живой пример. Однажды я остановил своего коня у одиноко стоявшего дерева, чтобы рассмотреть ветку, покрытую кристаллами инея. Скудные солнечные лучи касались ее, рассыпая вокруг разноцветные искорки. И тут я услышал неподалеку странные звуки – хлоп, хлоп, хлоп, – будто яблоки ударялись о землю. Это оказались воробушки, десятки воробышков, которые, окоченев, падали с веток.
Союзная армия превратилась в такое огромное скопление волдырей, какого никогда раньше свет не видел. Пальцы у меня постоянно были лиловыми, а губы растрескались от холода.
Поскольку при бегстве из Толедо я не смог ничего с собой захватить, мне пришлось подсуетиться, чтобы раздобыть теплые вещи: перчатки, шляпу и одеяло. Мне помогло солдатское братство? Как бы не так! Совет Дюкруа débrouillez-vous! Я все это украл, и в придачу старый шарф, такой длинный, что им можно было трижды обернуть шею и спрятать за ним нос и щеки, скрывая лицо, как мадридские головорезы.
После этого начался бесконечный поход по бескрайней стране. Не просто равнинной, а совершенно плоской. Не просто сухой, а совершенно выжженной солнцем. Несмотря на зимний холод, землю не смягчали ни влажные туманы, ни дожди. Боже мой, как тверда земля Кастилии – даже сапоги захватчиков не оставляют на ней следов. Мы пересекали безграничные пространства, и редкие поселения возникали перед нашими глазами, подобно атоллам на океанском горизонте. Что такое Кастилия? Возьмите сухую пустошь, отдайте ее во власть тирану, вот вам и Кастилия.
Вандом был выдающимся военачальником. Бурбонское войско следовало за нами по пятам, не давая ни малейшей передышки, постоянно стараясь найти способ разбить союзное войско, но при этом не совершая никаких поспешных или необдуманных действий. Мне кажется, что нам удалось избежать неприятных сюрпризов или даже окружения только благодаря кавалерии дона Антонио.
Вильяроэль ни для кого не делал исключений. Хотя я формально числился инженером, в мои обязанности входило скакать на лошади, нести патрульную службу и сражаться наравне со всеми. Я попробовал отговориться, приведя в качестве довода свою профессию.
– У нас нет избытка в людях, – ответил мне генерал.
– Откуда ему взяться, если мы бросили в Толедо солдат только потому, что они выпили лишнего! – парировал я.
– И именно эта нехватка людей не позволяет мне приказать, чтобы вас высекли. – Он вложил мне повод в руку. – Садитесь в седло!
Во время этого ужасного отступления Суви-молодец и превратился в замечательного наездника. И вовсе не потому, что воспылал любовью к лошадям, а по причине гораздо более серьезной – вопрос стоял так: или я научусь скакать на коне, или меня убьют.
Однако я был несправедлив к дону Антонио. И пусть это покажется вам неправдой, но то страшное отступление из враждебного Мадрида до Барселоны – Великое отступление, как привыкли называть его мы, ветераны, – научило меня сначала уважать этого генерала, потом восхищаться им и, наконец, любить его.
Вильяроэль не принимал мои манеры, но всегда прислушивался к моим словам. Я был только дерзким мальчишкой, а он – боевым генералом, закаленным в котлах пороха и стали. Разве имел я право с ним спорить? В то время я не отдавал себе отчета в том, насколько он был терпелив. Мой юный возраст и моя профессия оправдывали меня в его глазах. Никакой другой генерал не простил бы мне всех моих выходок.
Его золотое правило звучало так же, как главный урок Базоша: всегда знай, что тебе следует делать, и будь там, где это необходимо. Дон Антонио заботился о своих солдатах, и на самом деле им руководила только эта забота. Вобан сохранял жизни благодаря точным расчетам, а Вильяроэль – своим примером. Если позволите прибегнуть к обобщению, я бы сказал, что Вобан для меня был теорией, а Вильяроэль – практикой. Даже когда во время войны войска постоянно передвигаются, перед инженером встает множество задач: найти наилучший участок реки для перехода вброд, если мосты недоступны, построить временные переправы или укрепления. Только тогда мне удавалось использовать плоды моего обучения, если можно так выразиться, и вот тут-то мне и удалось завоевать уважение генералища.
Я предложил оставлять в каждом городишке, где еще сохранились хоть какие-то остатки зубчатых стен, небольшое подразделение драгун, а самим двигаться дальше. Когда Вандом подходил к городку, ему приходилось останавливать все войско и решать, что делать: штурмовать данный населенный пункт, осаждать его или обходить. Под покровом ночи наши драгуны садились на своих коней и смывались из города. На следующий день бурбонские войска обнаруживали, что за стенами никого нет, но к этому времени союзное войско уже успевало выиграть целый день похода.
Другой прием из списка хитростей Базоша был несколько жесток. Когда на нашем пути встречались два поселка, один к северу, а другой к югу от дороги, по которой мы уходили от преследователей, наши солдаты выгоняли из домов всех жителей поселка Нижний и отправляли их в поселок Верхний. Одновременно другой эскадрон союзного войска заставлял всех жителей поселка Верхний следовать в поселок Нижний. Нередко случалось, что растерянные поселяне обоих местечек, тащившие за собой коз, повозки с кладью и всякую утварь, встречались на дороге. Досада этих несчастных людей наглядно демонстрировала всю нашу низость, но в результате этой операции бурбонские шпионы запаливали лошадей, чтобы оповестить Вандома:
– Маршал! Жители поселка Нижний были перемещены в поселок Верхний!
Выслушав это сообщение, Вандом делал вывод, что союзное войско приняло решение укрепиться на данной позиции и поэтому избавлялось от лишних ртов. Но тут появлялся другой отряд разведчиков, который докладывал об обратном:
– Маршал! Жители поселка Верхний были перемещены в поселок Нижний!
Что все это могло значить? Бурбонские командиры понимали, в чем было дело, только когда с огромными предосторожностями въезжали на главные площади обоих поселков и обнаруживали на дверях мэрии любезную записку Суви-молодца, написанную на прекрасном французском языке.
À bas Villabajo