– О как! И что?
– Она всего несколько дней как это сделала, поэтому я сегодня планирую встретиться с этим перцем и поболтать по душам.
– Отлично! – сказала Алла. – Может, он успел выяснить что-то важное, и нам не придется начинать с самого начала? Сейчас наша основная задача – проследить путь всех пропавших людей до места назначения… Ну, или хотя бы одного из них. Будем надеяться, что, найдя его, мы обнаружим и остальных! А теперь я хочу рассказать вам кое о чем, что может оказаться связанным с нашим делом. Вы удивитесь, но тут опять замешан хорошо известный вам доктор Князев.
Артем стоял на крыльце, глядя в ту сторону, куда полтора часа назад ушел отец. После похорон прошло несколько дней. За это время отец ни разу не упомянул имя Олега, и Артем забеспокоился. Он знал, что братья были очень близки, даже родители не имели на Мономаха такого влияния, как Олег – и это несмотря на его независимый характер! Казалось, отец ведет себя как обычно, но Артем понимал, что это – лишь видимость. Иногда, когда он думал, что никто не смотрит, Мономах сидел, глядя в одну точку, и это могло продолжаться сколь угодно долго, пока его не потревожат. Тогда он тут же вскакивал и принимался за какое-нибудь занятие – чаще всего брал Жука и отправлялся с ним на прогулку, которая могла продолжаться несколько часов: в лесу его никто не беспокоил, и только бог знает, о чем он думал в эти часы. Бог и Артем, он тоже знал, что отец думает об Олеге и о том, почему несчастье произошло именно с ним.
– Дядю Вову ждешь? – услышал он голос Сархата за спиной и обернулся.
Артему нравился Сархат. Поначалу ему показалось странным, что отец приютил у себя паренька-гастарбайтера, но потом он свыкся с этой мыслью, поняв, что тот исполняет важную роль домоправителя в хозяйстве человека, который редко бывает дома. Наверное, Артему следовало быть рядом с отцом, но тот ведь еще полный сил мужчина, которому не требуется помощь и у которого может и, скорее всего, есть личная жизнь… Эта следачка, Алла, кажется – кто она ему? Алла тоже понравилась Артему, хоть он сразу понял, что она совершенно не во вкусе Мономаха: отец предпочитал высоких, длинноногих девиц с длинными темными гривами. Алла невысокого роста, коротко стриженная брюнетка, хотя, бесспорно, привлекательная – в своем стиле. Слегка полновата, но большинство мужчин, включая самого Артема, не считают это недостатком. Зато она умна и деятельна, что гораздо важнее кем-то выдуманных канонов красоты!
– Жду, – ответил Артем на вопрос Сархата.
– Он переживает. Олег… он его любил, да?
– Да, очень. Его невозможно было не любить!
– Но кто-то убил его, так?
– Так, – со вздохом признал очевидное Артем.
– Надо что-то делать.
– В смысле?
– Дядя Вова так с ума сбрендит! Ты же его сын, должен понимать…
– Полиция… вернее, целый следственный комитет занимается гибелью Олега.
– Да при чем тут это? Дяде Вове нужно дело, понимаешь?
– Он же работает! – возразил Артем. – Только один день взял выходной.
– Это-то и плохо! Значит, ему просто жизненно необходимо чем-то себя занять, понимаешь?
Артем с новым интересом взглянул на Сархата: похоже, парень знает Мономаха лучше него самого, раз способен безошибочно анализировать его поведение.
– И что ты предлагаешь?
– Ты его сын, – повторил Сархат. – Думай!
Антон не любил общаться с частниками. Несмотря на то, что они, как правило, бывшие сотрудники органов, за время работы Шеин сделал вывод, что сыщики склонны забывать о службе, стоит им податься на вольные хлеба. Однако они очень любят вспоминать старые времена, если им требуется помощь бывших коллег – ну, где тут логика?
Леонид Кузьмичев оказался таким, каким его себе представлял Антон: чуть старше сорока, невысокий, неприметный – подобного человека нелегко «срисовать», его не запомнят, даже если увидят несколько раз (ну, если, конечно, слежку ведут не кадровые разведчики).
– А че такая спешка-то? – нахмурился Кузьмичев, когда Антон вкратце изложил ему суть дела. – Я только в прошлую пятницу получил заказ!
– Хочешь сказать, что ничего не успел выяснить?
– Ну, почему же ничего…
– Давай вываливай!
– Может, объяснишь хотя бы, в чем дело? Матюшин этот – мужик никакущий, чем он мог заинтересовать СК?
– Ладно, так и быть, – вздохнул Антон, поняв, что общими фразами не отделаться. Что ж, справедливо: если уж детективу придется поделиться с ним информацией, то Антон просто обязан хоть чем-то его утешить. – Понимаешь, Матюшин – не единственный, кто вляпался в историю: таких как минимум пятеро – и это только тех, о ком мы знаем. У них есть родственники, которым не все равно, а ведь наверняка были и те, кто одинок, и кого никто не станет разыскивать! Мы подозреваем, что они попали в какую-то секту. Но главное не это, а то, что все эти люди, как и Матюшин, прежде чем исчезнуть, либо продали в спешке свою недвижимость, либо сняли все деньги с банковских счетов.
– Хорошо, – кивнул детектив. – Выяснил я, куда отъехал ваш Матюшин.
– Да ну, так быстро?!
– Других срочных дел не было, вот я и… Короче, есть одна заброшенная деревня неподалеку от Красного Села. Раньше там животноводческая ферма была – кроликов разводили, других пушных зверьков… Потом ферма накрылась, народ разъехался, осталась пара стариков, а в остальном – совершенно пустая деревня.
– И что, Матюшин там, что ли?
– Да не беги ты впереди паровоза, начальник, слушай дальше! Так вот, рядом с той деревней несколько лет назад начали селиться люди.
– Не в самой деревне?
– Нет, там разруха полная – дома покосившиеся, газа нет и света… Правда, у этих тоже ничего такого нет – только то, что, как они сами говорят, им Бог послал!
– У «этих»?
– Ну, какие-то старообрядцы они, что ли, – не знаю, я в таких вещах не разбираюсь.
– Почему именно старообрядцы?
– Да потому что живут они там, как народ в старину – ни телика тебе там, ни компа, ни мобилы!
– Так вот почему родичи ни до кого дозвониться не могут – у них сотовые отбирают!
– Не, не думаю, что отбирают, просто там связи нет – место уж больно глухое. Знаешь, я и не знал, что где-то в области бывают такие медвежьи углы – как в другой мир попадаешь, честное слово, в тайгу какую-нибудь! Если б не та деревенька заброшенная поблизости, я сказал бы, что в тех местах не ступала нога человека, во! И добраться-то туда на машине – ни-ни, только пешкодралом! Авто пришлось в лесочке, под кустиками оставить. Правда, оно там никому не нужно, к счастью…
– Так ты был в поселке?
– Ну, можно и так сказать.
– Темнишь!
– Да ничего подобного, только вот туда просто так не попасть!
– Что, забор высокий?
– Нет забора, но есть охрана.
– ЧОП, что ли?
– Не, местные – в смысле, из поселенцев. Они спрашивают, кто ты, мол, зачем пришел и так далее.
– Значит, тебе от ворот поворот дали?
– А вот и нет, впустили, когда я правду им сказал. Странно, да?
– Не то слово! Могли и не впускать, ведь ты частник!
– А я о чем! У меня никаких документов, кроме удостоверения частного детектива, и все же меня не прогнали. И даже Матюшина привели на разговор, прикинь!
– Да ну? – еще больше удивился Шеин. – Под конвоем привели?
– Мне так не показалось. Я сообщил ему, что его бывшая с сыном разыскивают. Он удивился, сказал, что не нужен был, они знать о нем не желали, а тут вдруг…
– Ну, ты объяснил ему, что не вдруг?
– Естественно! Я сказал, что у него большая задолженность по алиментам и, кроме того, квартира, в которой прописан его сын, почему-то оказалась продана.
– А он че?
– Говорит, что у его жены своя хата имеется, поэтому сын ни в чем не будет нуждаться. Того, как несовершеннолетнего выписали, он объяснить не смог – да и не пытался, честно сказать: мне показалось, он с головы до пят охвачен благостью!
– Не понимаю…
– Ну, он весь такой расслабленный, довольный жизнью, как будто все проблемы как рукой сняло, понимаешь?
– Интересно!
– Да не то слово!
– А как там вообще обстановочка, в общине этой, или секте, не знаю уж, как и сказать!
– Да и так верно, и так… Обстановка, как мне показалось, мирная: народ носит странноватую одежду – ну, как старообрядцы, что ли… Хотя и в джинсах людей видел, но – только мужчин. Бабы все в платьях или длинных юбках, вроде бы, делом заняты.
– Каким таким делом?
– А какое дело в деревне? За скотиной ходить, стирать-прибирать, воду носить… Знаешь, я как будто попал в русскую деревню лет эдак двести назад!
– И как тебе?
– Скучно. Но некоторым, видать, в самый раз!
– Хорошо, так с чем ты уехал?
– Ну, задание-то я выполнил, мужика нашел, а что касается алиментов и хаты, так это пусть соответствующие органы решают, верно? Только вот, сдается мне, ни черта они сделать не смогут: как они с него алименты снимут, если он не работает?
– Не снимут – посадят.
– Да ладно – многих, что ли, посадили? И кто, скажи на милость, в такую глухомань попрется – как ты ему повестку в суд вручишь, к примеру? Приедешь, скажешь, подать сюда Ляпкина-Тяпкина, а они – нетути, господа хорошие, у нас такого… Короче, думаю, дело дохлое: не получит разведенка Матюшина ни бабок, ни квадратных метров!
И что-то подсказывало Антону, что частный сыщик недалек от истины.
Мономах вышел на крыльцо и с наслаждением потянулся, делая глубокий вдох. В легкие ворвался свежий воздух с сосновым ароматом. В его поселке, конечно, тоже отличная экология, но здесь пахло иначе – как в российской глубинке, не тронутой цивилизацией. Наверное, такой же дух витал здесь и сто, и двести лет назад, не меняясь в зависимости от времени – оно просто остановилось, а жизнь текла где-то в другом месте, минуя этот забытый всеми уголок. В вышине, резвясь, носились стрижи, оглашая округу громким свистом. Их острые крылья разрезали густой, наполненный травяными и цветочными ароматами воздух, в котором, очевидно, было полно насекомых. Мономах любил стрижей – сколько таких маленьких, похожих на ящериц птичек они выходили в детстве с Олегом, и не сосчитать! Нравились они ему, во‐первых, из-за красивого полета, быстрого и стремительного. А во‐вторых, из-за покладистого нрава: ни одна птица не приручается так быстро, как стриж, не проникается таким доверием к человеку – возможно, потому что не сталкивается с ним в обычной жизни и не знает, на какие пакости он способен. Даже взрослый стриж спокойно сидит у тебя на ладони и лопает сверчков… А вот с малышами им с Олегом приходилось повозиться. Маленькие стрижики, выпавшие из гнезда, нуждаются в принудительном кормлении, а это, надо сказать, дело муторное и неблагодарное! Они не открывают рот сами, поэтому приходится раздвигать его пальцами, при этом птичка вырывается, крутит головой и плюется едой, а ты все время боишься, что сломаешь ей шею, порвешь клювик или повредишь горло, запихивая туда пинцетом насекомых. Зато потом, когда стрижонок подрастает, он начинает жадно требовать пищи, и тут – только успевай подносить сверчков! Но самое приятное – это когда, откормив и вылечив больного или маленького стрижа, ты идешь в поле или в парк его выпускать. Несешь в коробке, и он, почуяв свежий ветерок, начинает мелко вибрировать, словно маленький самолет на взлетно-посадочной полосе. Его хвост и крылья поднимаются, трепеща, в ожидании чуда. И вот оно происходит: стоит взять птичку в руки и раскрыть ладонь, как она немедленно взмывает в воздух. Постепенно набирая высоту, поднимается в небо, делает круг над твоей головой, словно прощаясь и благодаря за все хорошее, он