Побочный эффект — страница 21 из 62

* * *

Вообще такая свобода поведения накладывает определенный отпечаток на образ мышления и стремления. Людей менее устойчивых это раскрепощает до такой степени, что только держись! Благо у нас нет склонных к спонтанному насилию и выходкам в стиле маньяков.

И все же мы не особо заморачивались по поводу можно-нельзя. Но только в отношении тех, кто представлял для нас угрозу. Ну и в рамках полученного задания. То есть пройти тихо, аккуратно, узнать и доложить.

А вообще помогал опыт вояжей по Земле прошлого. Вот там-то мы вели себя очень аккуратно. Не дай боже тронуть кого! А ну как он предок военачальника, ученого, чиновника, влиявшего на ход истории?! Хотя Савостин как-то поведал нам собственную теорию узловых моментов и зависимости удаленности произошедшего события от влияния на настоящее время. Но то была только теория, которую наш главный умник развивал в тиши своей лаборатории.

* * *

Словом, когда ты чувствуешь себя раскрепощенным, не стесненным рамками и правилами, дышится легко и свободно! И решения, принимаемые по ходу дела, не зависят от указов и постановлений. Кстати, это хорошая проверка на моральную устойчивость и на способность сохранять общие правила поведения.

Внутренняя свобода и внутренняя мораль, а также внешние законы социальных групп и являются на самом деле тем фактором, который определяет образ мышления разных эпох и времен. Потому наш современник редко когда может понять побудительные мотивы поведения человека средних веков или далекой древности. А люди прошлого не поймут нас и причин наших поступков.

Но это уже философская заумь, от ее переизбытка воротит, особенно тех, кто привык действовать на практике, а не трепать языком на диване.

* * *

Подобные мысли если и мелькали у меня в голове, то редко и недолго. Не до них было. Уйдя от опеки, мы рванули на восход, потом свернули на полночь, а затем немного поплутали, обходя крупные (по местным меркам) населенные пункты. Нечего светить наши персоны без необходимости.

Плохо, что мы не имеем представления о границах владений барона Хорнора. Ведь здесь нет пограничных столбов и указателей, а жители поселков зачастую не знают, что происходит за околицей. Для них мир – это их дом или деревня.

Ждать, пока на дороге появится обоз или путник, тоже глупо. Хотя такая встреча была бы кстати. Но что-то не спешат торговцы и путешественники попадать нам навстречу.

Отойдя от замка барона на два десятка километров и миновав пять или шесть поселений, мы все же рискнули заскочить в небольшую деревушку. Она удобно стояла в стороне от дороги, окруженная лесом, и направление нашего движения жители просто не отследят.

* * *

Кстати, это мы по привычке называем здешние поселения деревнями и селами. Жители доминингов говорят – поселенное место, очищенное место. От леса очищенное имеется в виду. Или просто двор.

Хординги, к примеру, тоже называют свои поселки двором, станом.

* * *

Получасовое наблюдение показало, что в поселке дружинников нет, мужиков всего десять-двенадцать человек. Пять домов и с десяток мелких строений – хлев, амбары, курятники. Два больших поля и несколько мелких участков. Неподалеку течет большой ручей или маленькая речка, это как посмотреть.

До леса почти километр, а от дороги к поселку идет отвод, колея наполовину заросла травой, видимо, ездят нечасто.

В разгар дня в поселке вовсю шла работа. Кто-то горбатился на поле, кто-то во дворе. Дети играли на полянке. Бабы – кто дома, кто на участках. Лошадей не видно, зато здоровый бык стоит на краю поля.

* * *

Тактику заезда мы немного изменили. В поселок решили ехать вдвоем – я и Макс. Виктор и Михаил будут ждать в лесу у дороги. Двоих местные не так сильно испугаются, а в случае чего скажут, что видели только пару. Это если погоня будет.

– Встретимся у дороги, с той стороны поселка, – давал я последние наставления. – Если что – дадите знать.

– Не затягивайте там, – сказал Михаил. – А то опять какой отряд пожалует.

Я кивнул и развернул коня. Спешить надо – сам знаю. Но спешить с толком.

* * *

Встречали нас как и принято здесь встречать чужаков. С гостеприимно сжатыми в руках вилами и топорами. Причем топоры не только железные, но и каменные. Шестеро мужиков встали на дороге, хмуро взирая на нас, и молчали. Слова типа «здравствуйте» и «добро пожаловать» в их лексикон не входили.

И все же двоих они не боялись. Ну не так сильно. Хотя от луков и фальшионов глаз не отводили.

– Кто набольший? – строго спросил я.

Один из мужиков шагнул вперед.

– Как зовут?

– Алосердан.

Язык хордингов и доминингов кое в чем схож. Там большой – это алл, а тут – ало. Алосердан – большой человек, большой мужик.

Он и впрямь был здоров. И плечи широкие, и шея как у быка. А руки свисают до колен. Силищи небось неимоверной. Хотя… не всегда внешний вид соответствует содержимому.

– Люди барона Хорнора! – значительно произнес я.

Староста угрюмо молчал. То ли имени барона никогда не слышал, то ли ждал продолжения.

– Выход с вас брали?

Выход – оброк или дань, словом, налог. Здесь его отдают дважды в год, по весне и осенью. Весной – шкуры, мясо, птицу, осенью – зерно, мед.

– Брали, – ответил набольший. – Как лист хорденя пошел, приезжали.

Хордень – плодовый кустарник, чьи ягоды и листья идут в еду. Когда хордень дает лист, мы не знали, но видимо, это было не так давно.

– Кто приезжал?

– Мирита с хоробниками.

– Все отдали?

– Все.

Вид набольшего стал совсем угрюмым. Похоже, у них вымели все подчистую или почти так.

– Зерно есть?

– Нету. Все отдали, остальное посеяли. Едим хордень с перетеркой и корой.

– Есть, – утвердительно сказал я, уловив фальшивую нотку в голосе старосты. – Но мне зерно не нужно. Нужно мясо. Вяленое или соленое. Заплачу.

Я вытащил два ножа местной работы. Рукоятки обернуты берестой, железо так себе, но по здешним мерам это дорогая вещь! Тут еще камень в ходу, а то и вовсе кости. Так что плата за несколько кусков мяса высокая.

Алосердан молчал. Но жадно смотрел на ножи.

– Ну?

– У нас мало мяса, – наконец ответил он. – Есть рыба.

– Рыба не нужна. Зерно дашь?

Староста молчал. Признаться, что часть зерна утаил, страшно. А ну как заберем все, а его за обман накажем?

– Я ничего не скажу барону, я не за выходом приехал. Зерно нужно для лошадей. Накормить. Но если не хочешь – дай только мясо.

Алосердан перевел взгляд с ножей на меня и едва заметно кивнул.

* * *

Сторговались. Очень уж хотел он получить ножи. Но зерно так и не показал, зато мяса отвалил три узких длинных полоски и берестяное лукошко рубленой солонины.

Сделку мы провернули в его доме. Я впервые оказался в здешнем жилище и с интересом смотрел по сторонам.

* * *

Вообще жилище здесь называют срубом. Это если в нем нет печи. А если есть – житница. Местная печь – это небольшая конструкция в виде круга с подставкой и поддоном. Сделана из обожженной глины. В печи пекут хлеб, готовят еду, печь дает тепло. Ставят ее в центре комнаты. Дым выходит через подпотолочное отверстие, которое затыкают деревянным кляпом.

В богатых житницах полы из досок, в бедных земляные, покрытые хворостом или сеном. Конечно, стены и потолок в копоти. Узкие маленькие окошки едва пропускают свет и свежий воздух. Из мебели лавки, стол, сундук и лежаки.

Обычно все спят в одной комнате, но если сын приводит жену, ему на первых порах выгораживают угол. А когда пойдут свои дети – ставят сруб.

Кстати, в доминингах есть довольно странный обычай. Подросших дочерей делают женщинами отцы и какое-то время держат их младшими женами. А потом передают женихам. Типа как научили чему надо и отдали ученую замуж.

Для нас это выглядит дико, а тут в порядке вещей. Обычай! Хорошо хоть матери не спят с сыновьями. А то полный разврат…

* * *

У Алосердана были две дочери подходящего возраста, лет тринадцати. Он предложил нам обеих для пользования, как радушный хозяин. Но мы отказались, чем весьма его удивили. Видимо, приезжающие за выходом баронские люди не брезгуют подобными развлечениями.

Свою жену Алосердан предлагать не стал. К счастью. Женщина, которой едва ли было тридцать, выглядела на все пятьдесят с лишним. А фигурой походила на облезлую корову. Впрочем, для местных это нормально.

* * *

По ходу сделки я уточнил, далеко ли до другого поселка, где граница владений барона и часто ли сюда приезжают чужие.

– За бродом. Полдня ходу. Там большое место, лошади есть.

– А как называется?

Староста пожал плечами. Названия соседнего поселка он не знал. Хорошо хоть дорогу указал.

Не знал также, где граница земель барона, а о чужих сказал, что видел дважды за год. И еще с сыном и соседом ходили в тот самый поселок за бродом на мен – бартерную торговлю. Да еще сговаривали старшую дочь старосты замуж за парня из того поселка.

Погостили, пора и честь знать. Я оставил ножи на столе, забрал мясо и поблагодарил Алосердана.

Провожал нас весь поселок, даже бабы и дети выскочили, поняв, что мы не враги. Так и смотрели нам вслед, пока мы не скрылись за деревьями. Теперь разговоров будет на полгода. А ножи и вовсе не забудут – щедрая плата.

18Политика активного невмешательства

Ночевку поисковики устроили неподалеку от небольшого водоема на краю леса. Этот массив занимал огромную площадь на севере доминингов, покрывая земли барона Хорнора и его соседей. Со спутника лес выглядел одним большим пятном с вкраплениями полей, лугов, озер, рек.

Хотя местные наверняка как-то разделяют массив на части просто для удобства, чтобы не путаться.