Однако как раз в ту минуту, когда он собирался вылезти из машины, чтобы размять сведенные судорогой ноги, она вдруг появилась в зеркале заднего обзора.
— Вот мы и при деле, — провозгласил он, гася сигарету.
Сидевшая рядом средних лет женщина, чем-то напоминавшая лошадь, открыла глаза, поморгала и, бросив взгляд на свои наручные золотые часы от «Картье»,[4] посмотрела в заднее стекло. Последние полчаса она сидела, сложив на коленях руки, и дремала. И теперь чувствовала себя отдохнувшей, спокойной и вполне способной выполнить стоящую перед ними задачу.
Хотя Марта Пирс вместе с Гинзелом занималась похищением доноров, она в своей косынке от «Гермеса»,[5] синем жакете с металлическими пуговицами и серой плиссированной юбке ничем не отличалась от тех женщин, которых ежедневно можно встретить в «Хэрродсе».[6] Она работала операционной сестрой у Снэйта в больнице имени Дентона Кули, затем вернулась в свой родной Бостон, где на деньги, завещанные мужем, бывшим ее пациентом (разница между ними была в тридцать лет), открыла гериатрическую клинику. Операционной сестрой она была превосходной, но в коммерческих делах разбиралась слабо и вскоре столкнулась с финансовыми затруднениями. А затем, в самый разгар переговоров по поводу получения денег под третью закладную, ее клиника сгорела дотла. И когда ей предъявили обвинение в непредумышленном убийстве, поджоге и намерении ввести в заблуждение страховую компанию, она обратилась к Снэйту и попросила его выступить в качестве поручителя. Снэйт не только согласился внести за нее залог, но на свои деньги нанял ей лучших в штате Массачусетс адвокатов, а также целую группу ученых-социологов, знатоков конъюнктуры на бирже и специалистов, умеющих по телодвижениям определять характер человека, чтобы помочь ей выбрать присяжных, благорасположенных к защите.
Неудивительно, что Пирс оправдали по всем трем пунктам обвинения. Вот тогда-то Снэйт и предложил ей нынешнюю работу, от которой она, чувствуя себя перед ним в неоплатном долгу, естественно, не могла отказаться.
— Ну, и что ты думаешь? — спросила она у Гинзела, когда Клэр, подойдя к парадной двери, начала искать ключ в большой парусиновой сумке. Пирс говорила негромко, с еле слышным бостонским акцентом.
— О чем? — удивился он.
— Идти ли мне… Тебе не кажется, что уже поздно?
Гинзел посмотрел на часы.
— Девять часов — это вовсе не поздно. И откуда нам знать, не придет ли она завтра еще позже, и к тому же не одна? — Он пожал плечами. — Пока кота нет, мыши…
— Пожалуй. — Пирс вытащила из-за спины сумку крокодиловой кожи и достала пудреницу и губную помаду. — Ладно, давай покончим с этим сегодня.
Она принялась пудриться и красить губы, а Гинзел тем временем вылез из машины и, подойдя к расположенному неподалеку телефону-автомату, набрал номер телефона Клэр.
Как только она ответила, Гинзел, опустив в щель монету, сказал:
— Можно мистера Вернона?
— Мистера Вернона? Вы, должно быть, ошиблись. Это три-два-пять-четыре-пять…
— Извините, мне нужно четыре-два-пять…
Гинзел дождался, чтобы она повесила трубку, затем достал из кармана кусочек пластилина и прежде, чем положить трубку, сунул его под рычаг. Теперь, пока он не уберет пластилин, телефон Клэр будет занят. Таким способом просто, но надежно обеспечивалось спокойствие во время пребывания Пирс в квартире.
Повесив над телефоном табличку «не работает», он сел в машину.
— Все при тебе? — спросил он, кивнув на сумку Пирс.
— Все, но не думаю, что понадобится, — ответила она, рассматривая в зеркале заднего обзора, не запачканы ли помадой ее крупные, чуть торчащие передние зубы. Она открыла дверцу и вылезла из машины. — Если на нее не действует гипноз, то зачем она ходит к зубному врачу, который состоит членом общества врачей-гипнотизеров?
— Подожди минуту… — Несмотря на сгущающиеся сумерки, Гинзел заметил, что из соседнего с Клэр подъезда вышел мужчина с пуделем. — На случай, если у тебя не будет получаться, я знаю, где что находится, — продолжал он, пока они смотрели вслед шагавшему к набережной мужчине.
Как только тот скрылся за углом, Пирс решительно перешла улицу и позвонила в дверь Клэр.
Никакого отклика. Пирс подождала минуту и позвонила снова. На этот раз ей повезло: послышались шаги. Дверь отворилась на ширину накинутой цепочки, и в щели появилось лицо Клэр.
— Мисс Теннант? — улыбнулась Пирс.
Клэр кивнула.
— Я Джоанна Росситер. Надеюсь, вы извините меня за столь поздний визит. Я приятельница миссис Ибботсон, матери Эстер…
Лицо Клэр просияло. Эстер Ибботсон была одной из ее подружек в художественной школе.
— Правда? Я не видела Эстер… господи, даже подумать страшно, как давно… Не меньше года, наверное. Как она?
— Неплохо. Вы, должно быть, слышали, что у нее родилась дочь?
— Да, слышала. Я была ужасно расстроена, что не сумела побывать на свадьбе, но в ту пору… — Клэр вдруг замолчала. — Ой, простите, ради бога, — сказала она, снимая цепочку и распахивая дверь. — Прошу вас, миссис Росситер, входите.
Клэр сварила кофе, они минут десять посплетничали про общих знакомых и вспомнили места, где обе бывали, и наконец Пирс сказала:
— Извините, дорогая, мне так пришлась по душе наша беседа, что я чуть не забыла, зачем явилась к вам. Могу я задержать вас еще на несколько минут?
— Разумеется. — Клэр снова наполнила чашки. Когда Майкл уезжал, квартира сразу становилась чересчур большой и пустой, и потому она была рада приходу этой женщины.
— Я работаю при Совете по медицинским исследованиям, — объяснила Пирс. — Веду, так сказать, научные изыскания. — Она рассмеялась. — Звучит громко, правда? В действительности же все очень просто. В настоящее время, например, с помощью отделения психологии в университете Ридинга мы занимаемся изучением восприятия… Миссис Ибботсон помнит, что эта тема вас интересовала, поэтому она посоветовала мне встретиться с вами. Насколько я поняла, нечто подобное было темой вашей работы, когда вы занимались в Королевском колледже…
— Совершенно верно. — Сбросив босоножки, Клэр подобрала под себя ноги и уселась поудобнее. — Пожалуйста, продолжайте…
Минут пятнадцать они с энтузиазмом обсуждали эту тему.
— Хорошо бы провести с вами тахистоскопический тест. Интересно посмотреть, что получается, когда имеешь дело с творческой личностью.
— Пожалуйста, — согласилась Клэр. — А что от меня требуется?
— Всего лишь просмотреть серию картинок, которые мы вложим в тахистоскоп — он похож на проектор для слайдов, но изображения на экране сменяются очень быстро. Затем мы попросим вас описать, что вы видели или считаете, что видели. — Пирс замолчала, словно ее вдруг осенило. — Между прочим, у меня в машине есть тахистоскоп…
— В таком случае почему бы вам не провести это исследование сейчас?
Пирс, повернувшись, взглянула на часы.
— А ничего, что так поздно?
— Для меня не поздно, — ответила Клэр. — Сделаем вот что: пока вы готовитесь, я сварю еще кофе.
Через несколько минут Пирс вернулась, неся папку и тахистоскоп, который она поставила на столике перед кушеткой. Провод не доставал до ближайшей электрической розетки, но эту проблему они решили, пододвинув кушетку и столик. Пирс включила тахистоскоп и велела Клэр сесть перед ним. В центре экрана вспыхнула светящаяся точка.
— Вам будет легче смотреть, если я выключу одну-две лампы, — предложила Пирс, зайдя за кушетку, чтобы посмотреть на экран со стороны Клэр. — Не возражаете?
Клэр кивнула, и Пирс, выйдя из-за кушетки, уселась с ней рядом, положив на колени папку и опустив свою сумку на пол.
— Отлично! Итак, прежде всего мне хотелось бы, — продолжала Пирс, — чтобы вы как можно больше расслабились. Ложитесь, да, да, ложитесь и забудьте обо всем. Смотрите на экран и ни о чем не думайте — это главное! Нельзя ничего делать, нельзя говорить, пока смотрите на экран. Ни о чем не думайте и смотрите на экран. Вы почувствуете, что вас клонит ко сну, но это совершенно не имеет значения. По правде говоря, было бы даже лучше, если бы вы заснули… Поэтому ни о чем не думайте и смотрите на экран. Ни о чем не думайте и смотрите на экран. Вот и все. Ни о чем не думайте и смотрите на экран.
Клэр, не сводя глаз с замершей на экране светящейся точки, ощутила, как по ее телу разливается тепло, ей захотелось спать. Так захотелось, что глаза у нее сами закрылись. Хотя где-то в глубине сознания она понимала, что пятнышко света на экране не изменилось, оно, казалось, росло. И по мере того, как оно росло, голос женщины становился все тише и тише. Вот и вся комната потонула в свете. Вскоре Клэр уже окончательно была не в силах держать глаза открытыми, а когда закрыла их, то почувствовала, что какая-то жизненно важная часть ее уплывает в бесконечное пространство.
Еще несколько минут Пирс повторяла:
— Ни о чем не думайте и смотрите на экран. — А затем голосом, который становился все глуше и монотоннее, продолжала: — Я хочу, чтобы вы внимательно выслушали все, что я сейчас скажу: глаза у вас закрыты… вам хорошо и приятно… вы вникаете лишь в смысл моих слов… у вас отяжелели руки и ноги, но вам хорошо и приятно… вы погружаетесь во тьму и, чем глубже погружаетесь, тем лучше себя чувствуете… вы дышите размеренно и глубоко, размеренно и глубоко… и вы глубоко и крепко засыпаете… засыпаете глубоким, крепким сном. Я буду считать до десяти, а вы заснете крепким-крепким сном.
Медленно Пирс принялась считать, а когда кончила, тихонько взяла Клэр за руку, подняла на уровень ее лица и отпустила. Рука упала, как у тряпичной куклы. Клэр была в состоянии глубокого гипноза.
8
Хотя Клэр была не в силах открыть глаза, сладковато-тошнотворный запах хлорки подсказал ей, что она в больнице. А это могло означать только одно: она пришла проведать маму. Тогда почему же она считала, что мама умерла? Должно быть, ей это приснилось, решила она. И сразу испытала облегчение. Теперь нужно только открыть глаза, и все будет в порядке.