— Встать, — приказал я, — медленно повернись.
Она покорно выполнила команду.
— Теперь на колени, — велел я рабыне.
Она снова опустилась на колени.
— Да-а-а! — протянул я. — При виде такой картины остается немного сомнений в том, что тебя хорошенько выпороли.
— Это не смешно, — возмущенно сказала она.
— Очевидно, били с кайловым хлыстом, — предположил я.
— Да, — глотая слезы, подтвердила рабыня.
Некоторые следы ударов все еще были заметны на ее коже.
— Я думала, что я ему нравилась, — всхлипнула она.
— Ты все еще жива, — напомнил я.
— Он отобрал мою одежду, поставил на колени и привязал меня к столбу для порки! — пожаловалась она.
— Это весьма обычная процедура в стойбищах краснокожих для их бледнолицых рабынь. Кроме того, Ты же не хотела бы испачкать кровью свою одежды.
Она сердито посмотрела на меня.
— Во время порки, он перебросил твои волосы на грудь? — уточнил я.
— Да.
— Это также было сделано, для того чтобы не смягчать удары, доставшиеся твоей спине, — объяснил я.
— Несомненно, — вынуждена была согласиться Виньела.
— А кроме того, Кэнка не хотел, чтобы на твоих волосах осталась кровь.
— Конечно.
— Надеюсь, Ты не думаешь, что Ты — первая девушка, которую когда-либо выпороли?
— Нет.
— Очевидно, Ты не смогла выдержать порку на коленях, опустив голову, не так ли? Поэтому тебя и привязали к столбу, — объяснил я.
— Да, не смогла, — согласилась она. — Он сбил меня с колен почти первым ударом. Я начала кричать и крутиться. Наверное, я, доставила немало удовольствия женщинам краснокожих, что стояли вокруг и наблюдали за поркой.
— Они ненавидят белых рабынь, — пожал я плечами. — Он просто обожают наблюдать за их избиением.
— Когда я не могла больше кричать, он бросил меня там лежать.
— Значит, Ты получила свое наказание?
— Да, меня наказали.
— Как рабыню?
— Да, как рабыню.
Я улыбнулся. Это было очевидно первой настоящей поркой, которой подверглась прежняя мисс Миллисент Обри-Уэллс, прежняя дебютантка из Пенсильвании. Похоже, наказание получилось не только телесным, но также и моральным, теперь она чувствовала себя еще более униженной. Хлыст не только причинил ей боль, но и ужаснул и шокировал ее.
— Ты кажетесь оскорбленной, — усмехнулся я.
— Да.
— Почему?
— Я была выпорота.
— Тебе хотелось бы повторить этот опыт?
— Нет, — ужаснулась она. — Нет, только не это!
— Значит, опыт, оказался поучительным?
— Да.
— Ты поняла, за что была выпорота?
— Я плохо нарезала мясо, в степи, — признала она.
— Васнаподхи предупреждала тебя, — напомнил я. — Ты не приняла ее помощь. Ты никого не слушала.
Виньела сердито дернулась, стоя в пыли на коленях, и уставившись на свои крепко связанные запястья.
— Ты вызвала недовольство своего хозяина. Радуйся, что твое наказание не было более суровым, чем небольшая порка.
Виньела озадаченно посмотрела на меня, со слезах на глазах.
— Тебя, могли скормить слинам, — предупредил я.
Она задрожала, представив себе подобную перспективу.
— Ты забыла, что симпатичная Виньела, всего лишь рабыня?
— Он даже не отдал мне мою одежду, — пожаловалась она.
— Сейчас у краснокожих время праздников, — объяснил я рыжеволосой. — Уверен, что Ты видела немало белых рабынь, ходящих по стойбищу раздетыми.
— А еще он оставил меня связанной, — показала девушка свои стянутые запястья.
— Возможно, это небольшое дополнительное наказание, — усмехнулся я.
— Мне стыдно, — всхлипнула она. — Я хочу спрятаться. Пожалуйста, позвольте мне скрыться в вашем вигваме.
Я рассматривал ее.
— Выпоротая рабыня, — презрительно сказала Виньеле белая темноволосая женщина, в бесстыдно коротком платье, и ошейнике рабыни клана Висмахи.
— Ты можете войти в вигвам, — позволил я Виньеле.
— Спасибо, — прошептала она, и поползала внутрь. Кувигнака остался снаружи. Он расстелил на земле и прибил колышкам три шкуры кайилиауков, и одну за другой, чередуя свои усилия, начал скоблить их. В данный момент все стойбище было покрыто обрабатываемыми шкурами, частыми рядами стояли шесты с перекладинами, на которых были развешены пласты мяса кайилиаука. Это — обычное зрелище летнего стойбища краснокожих. Мясо оставляют на два или три дня на солнце хорошенько провялиться, этого будет достаточно для его консервации. Но на ночь мясо снимают и прячут, чтобы защитить его от ночной сырости.
В вигваме Виньела легла животом на одеяла, и заплакала, положив голову на связанные руки.
— Ты хочешь пережить еще одну порку? — спросил я у плачущей девушки.
— Нет, — сказала она сквозь слезы.
— Значит, Ты хочешь стать хорошей рабыней?
Она посмотрела на меня красным от слез глазами.
— Не стоит так расстраиваться, — постарался я успокоить ее. — Просто помни, что Ты — всего лишь рабыня.
— Кэнка ударил меня, — простонала она. — Он выпорол меня.
— И он сделал это превосходно, — заметил я.
— Да!
— Ты думала, что можно безнаказанно вызвать недовольство своего господина? — поинтересовался я.
Она посмотрела на меня снизу вверх.
— Я вижу, что Ты именно так и думала, — засмеялся я. — Зато, теперь Ты получила хороший урок.
— Я была избита! — снова заплакала рабыня.
— Твое чувство оскорбленного достоинства не подобает рабыне, — сказал я. — Я считаю, что тебе надо немедленно избавиться от него, чтобы в дальнейшем избежать долее суровых наказаний.
— Более суровых? — ужаснулась она.
— Куда более суровых, рабыня, — пригрозил я.
Она с трудом сглотнула.
— Замени чувство собственного достоинства, более тебе подходящим трепетом перед господином. Ты — всего лишь рабыня.
Я заметил, как задрожало на одеялах ее голое тело.
— Ты не можешь чувствовать себя оскорбленной, это — чувство, которое подобало бы свободной женщине, если, скажем, ее вдруг раздели и неоправданно избили, как если бы она была простой рабыней. Ты же — и есть просто рабыня, для которой наказания обычное дело, как и для любого другого находящегося в собственности домашнего животного, особенно, того которое вызвало хотя бы наименьшее недовольство владельца.
— Я могла бы также принадлежать любому другому, — с горечью в голосе сказала она.
— Это верно, но в данный момент Ты принадлежишь Кэнке.
— Да, — всхлипнула Виньела, опустив голову и плача. — Я принадлежу Кэнке. Мне так стыдно. Я была так унижена.
— Я понимаю, — я даже немного пожалел наказанную девушку.
Женщины краснокожих осмеивая и освистывая ее, отнюдь не облегчали испытание, выпавшее на долю прекрасной рабыни. Также, то, что данная рабыня была выпорота, по-видимому, за то, что ее хозяин не был ей полностью доволен, в некотором роде делает ее объектом презрения и насмешек для других невольниц. Обычно, нет места для любви, между соперничающими рабынями. Невольницы просто счастливы видеть, как избивают других девушек, тех, кого считают слишком гордыми, или тех, кого они не любят. А уж если секут любимую рабыню хозяина, так это — почти праздник в рабском бараке, особенно если после порки, она должна быть унижена до статуса обычной девки.
— Мне разрешено чувствовать стыд и унижение? — сердито спросила она.
— Конечно. Это — эмоции, которые позволены рабыням.
— Насколько щедры рабовладельцы, — съязвила Виньела.
— Конечно, ведь стыд и унижение, также как цепи и плети, могут быть полезными элементами наказания.
— Кто бы сомневался.
— Пристыженная, униженная рабыня, связанная и избитая, обычно быстрее схватывает уроки своего рабства.
— Я и не сомневаюсь относительно этого.
— А вот теперь, скажи мне правду. Во время порки, до того как тебя оставили одну, задыхающуюся от боли, что было для тебя наиболее постыдным, наиболее унизительным?
— Я должна отвечать? — спросила она.
— Непременно, — кивнул я.
— То, что в глубине души, я сознавала, что я заслужила наказание, что я полностью заслужил это.
— Поясни, — велел я.
— Я не послушалась Васнаподхи. Я была слишком гордой и тщеславной, а еще совершенно неумелой и глупой. Я скверно нарезала мясо, и тем вызвала недовольство своего господина.
— Я понял тебя.
— За все это, я оказалась раздетой, поставленной на колени и привязанной столбу для порки. Я должна была быть наказана при всех, и хлыст моего господина это исполнил на моей спине.
— Часто, рабынь наказывают в приватной обстановке. В таком случае, стыд и унижение играют меньшую роль.
Виньела с интересом посмотрела на меня.
— Чаще всего, — начал я поучать рабыню, — девушка просто боится плети, или по крайней мере опасается ее, и в надежде избежать близкого знакомства, ведет себя соответственно. Невольница отлично знает что, если она ведет себя определенным образом, она не почувствует плеть на своей коже, и если она будет вести себя по-другому, то она непременно с ней познакомится. Это почти как условный рефлекс. Наказание всегда рядом, где-то на заднем плане, и рабыня знает, что она неминуемо подвергнется этому, за малейшую провинность. Точно так же, она знает, что не смотря на ее самую искреннюю любовь, сама ее жизнь, в конечном счете, зависит от прихоти ее господина. Она в любой момент может быть брошена на съедение слинам, если он того пожелает.
— Настолько же мы являемся собственностью, — прошептала она.
— Иногда, девушки, некоторые девушки, которые не уверены в их рабстве, и его границах, проверяют своих владельцев.
— Ох? — удивилась она.
— Точно так же, как это сделала Ты.
— Я? — поразилась Виньела.
— И владельцы просто вынуждены браться за плеть. Красотка быстро убеждается относительно существования границ и ее статуса рабыни.
— Я? — переспросил девушка.
— Да, Ты.
— Вы хотите сказать, что я сама хотела быть связанной и выпоротой?
— Да, несомненно.
— Это абсурд, — заявила она.