— Да. У меня теперь есть сила рабыни.
Это было верно, и этого невозможно было опровергнуть.
— Мы должны идти в вигвам Кэнки, — сказал я рабыне.
— Но Вы так и не наказали меня, — напомнила она.
— Нет.
— Вы же знаете, что Кэнка хотел, чтобы я была наказана.
— Я не уверен в том, хотел ли он действительно тебя наказать или нет.
— Конечно же, он желал этого, — возмутилась моими сомнениями Виньела. — Он — краснокожий господин!
— Кажется, что Ты права, — наконец, сказал я. Я помнил, что Кувигнака и Грант, оба имели такое же мнение.
— Но Вы этого не сделали.
— Нет.
— Я осталась безнаказанной, — огорчилась она.
— Да.
— Накажите меня, — попросила рабыня.
— Нет.
— Мой господин хотел, чтобы я был наказана. Я готова быть наказанной. Я хочу быть наказанной.
— Это правильно.
— Накажите меня, — вновь запросила девушка.
— Нет.
— Неужели, у Вас нет никакого желания, наказать меня? — изумилась она.
— Нет.
— Кэнка хотел, чтобы Вы использовали меня. Разве я кажусь недостаточно привлекательной для вас? У разве меня нет, хотя бы незначительного очарования рабыни? — не могла понять Виньела.
— Ты привлекательна, и красива. Но, на мой взгляд, Ты через чур сильно выставляешь свое очарование.
— Девушка в ошейнике может выставлять себя напоказ, — сказала она.
Я кивнул, соглашаясь с ее мнением. Ошейник интересно влияет на женскую сексуальность. Он освобождает девушку от комплексов, позволяет ей быть собой.
— Разве Вы не подарите мне, хотя бы один поцелуй? — обиженно надула губы рабыня.
— Нет. Всем известно, к чему должен привести поцелуй рабыни для удовольствий.
— К чему же? — невинно поинтересовалась она.
— К обладанию ей, господству над ней, и в конечном итоге ее изнасилованию, — напомнил я.
— О-о-о.
Я щелкнул пальцами, и девушка, немедленно, вскочила на ноги.
— Ты видишь, красотка Виньела, в конечном итоге Ты бессильна. Я щелкаю пальцами, и Ты обязана встать, и быть готовой следовать за мной к вигваму Вашего владельца, и твое желание не имеет никакого значения. И никакие твои хитрости теперь тебе не помогут.
Она опустила голову, а я победно рассмеялся, видя ее, стоящую передо мной с опущенной вниз головой.
— Ты видишь, Ты, в конечном счете, беспомощна.
Она подняла свою голову, улыбнулась, и сказала:
— И все же я не абсолютно беспомощна.
— Что Ты имеешь в виду? — озадаченно спросил я.
— Я покажу Вам, как рабыня может обольстить мужчину.
Внезапно она протянула и заключила мою шею в кольцо ее прекрасных обнаженных рук, и прижала свои губы к моим.
— Ах, Ты ж! — только и успел крикнуть я в гневе и ярости. Но, в то мгновение я не смог, освободиться из ее рук. Она была рабыней. Для мужчины нелегко капитулировать перед рабыней даже оказавшись в объятиях, поэтому я развел ее руки и отстранил девку от себя. Ее поцелуй, поцелуй рабыни, горел на моих губах. Я дрожал от переполнявших меня эмоций. Я был взбешен. Поцелуй, слишком краткий, восхитительный, потрясающий, горячий и нежный, бушевал в моем теле. Это походило на химическую реакцию, катализатор которой, неожиданно попал в мою кровь. Реакции и преобразования, мучительные и захватывающие, неотразимые и неистовые, казалось, подобно вулкану взорвались в каждой клетке и ткани моего тела. Она снова потянулась ко мне губами и предложила:
— Попробуйте на вкус губы рабыни еще раз, Господин.
Я сдавил ее тело в моих рука руках, сокрушил его. В моих руках по-прежнему была всего лишь она, и одновременно это были громы и молнии, бушевавшие в моей крови. Я поднял ее на вытянутых руках, ее вес для меня ничего не значил.
— Посмотрите на мой ошейник? — смеясь, предложила рабыня.
— Я вижу его, — зло отозвался я.
— Я — рабыня! — воскликнула она.
— Да.
— Вам понравился вкус рабыни, Господин? — спросила она, и вновь протянулась ко мне, обхватив рукам шею, и пытаясь добраться до моих губ. Теперь я уже был окончательно разъярен, и швырнул Виньелу к своим ногам.
— Шлюха! Животное! Рабыня! — накричал я на нее.
— Да, Господин, — смеясь, признала она.
Она поднялась на руки и колени, и радостно посмотрев на меня, смеясь, проговорила:
— Я не думаю, что теперь Вы сможете мне сопротивляться.
— Рабыня! — сердито, крикнул я.
— Да, Господин, — смеялась довольная девка, вот только ее смех мгновенно сменился ужасом, когда я, шагнув к стене вигвама, поднял кайиловый хлыст, дожидавшийся там своего времени.
— Пожалуйста, нет! — испуганно взмолилась она. — Не надо меня пороть!
Но я хорошенько приложил ей хлыстом. Пять раз. Первым ударом, сбив ее с рук и коленей на одеяла, а остальные, всыпав уже, когда она беспомощно извивалась и каталась по полу, пытаясь избежать жалящих ударов.
— Кажется, Ты просила наказать тебя, — напомнил я.
— Но я не хотела наказания хлыстом! — плакала она, размазывая слезы.
— Ты должна принимать, то наказание, которое твой хозяин решает назначить.
— Да, Господин, — всхлипнула сжавшаяся у моих ног рабыня с исполосованным телом.
— На спину, — скомандовал я, щелкнув пальцами. — Губы рабыни. Ноги широко!
Девушка со слезами на глазах, стремительно выполнила мои команды. Теперь она лежала передо мной, с губами вытянутыми как для поцелуя, и широко раскинутыми ногами.
Я грозно смотрел на нее сверху вниз, а она на меня, заплаканными глазами.
Девушка, которой приказывают показать губы рабыни, или просто получает команду — «Губы рабыни», должна придать рту форму поцелуя. При этом ей обычно, не позволено изменить положение губ, пока она не поцелует или будет поцелована. Само собой разумеется, девушка не может говорить, не нарушив форму поцелуя. Чаще всего вслед за командой «Губы рабыни», звучит приказ «Ублажай меня».
Я бросил хлыст подле девушки. Она посмотрела туда с облегчением, от того, что это орудие боли больше не находилось в моей руке. Конечно, при необходимости я мог бы легко взять хлыст снова.
Затем я присел рядом с ней и приподнял в полусидящее положение, легко поцеловал ее, что разрешало ей изменить положение губ рабыни. Она немного свела ноги.
— Я не думаю, что теперь Вы будете колебаться овладеть мной.
— Я тоже так не думаю, — усмехнулся я.
— Оказаться в вашей власти, было большим унижением и суровым наказанием для меня, — проговорила она, — ведь Вы всего лишь раб.
— Несомненно, — согласился я.
— Следуя распоряжениям моего хозяина, Кэнки, я должна отдаться вам полностью и безоговорочно, как рабыня отдается своему господину.
— Правильно, — поддержал ее я.
— Меня ничто не должно сдерживать.
— Верно.
— Но я знаю, что даже без всякой команды, не смогу не отдаться Вам. Я чувствовала ваши руки прежде. Я отлично знаю, что Вы, если на то будет ваше желание, сможете заставить меня кричать от наслаждения как, если бы я была вашей собственной рабыней.
— Возможно, — улыбнулся я, вспомнив, чем занимался с этой рабыней прежде. Мы оба знали, что я мог с ней сделать.
— Я готова, — прошептала она. — Пожалуйста, будьте моим наказанием.
— Превосходно, — дал я, наконец, свое согласие, и она аккуратно откинулась назад в моих руках.
— Это было роскошным наказанием, Господин, — вздохнула Виньела.
Я ничего не ответил. Безусловно, я наслаждался, управляя ею. Было приятно взять женщину и довести ее до состояния умоляющей, выпоротой получающей и доставляющей удовольствие рабыни.
— Я ваша в течение этого дня, — напомнила девушка.
— Это верно.
— Сейчас, все еще рано, — намекнула она.
Честно говоря, я в этом сомневался, но, тем не менее, костры для приготовления ужина еще не разожгли.
— Господин, — позвала она.
— Говори, — разрешил я.
— Накажите меня снова, — она извернулась и, опираясь на мое плечо, поцеловала меня, — пожалуйста.
— Ты просишь меня об этом? — уточнил я.
— Да, я умоляю наказать меня снова.
— Отлично, — сказал я, и взял ее снова, подмяв под себя. Она вскрикнула с радостью и наслаждением.
— Я люблю своего господина, Кэнку, — сказала она, когда все закончилось.
— Я знаю.
— Я хочу удовлетворять его полностью.
— Ты уже стала лучше.
— Это верно, — засмеялась она и добавила: — Но это кажется странным.
— Что именно?
— Я — рабыня Кэнки, я люблю его так, что даже если бы я не была его рабыней, то хотела бы ей стать.
— Интересно.
— Я — всего лишь его влюбленная рабыня.
— Я знаю.
— Вы хотели бы знать что-то еще?
— Конечно.
— Любовь, превращает любую женщины в невольницу, и чем глубже она любит, тем глубже она погружается в неволю, — сказала Виньела.
— Возможно.
— Я думаю, что так оно и есть.
— Возможно, Ты и права, — сказал я. — Я не знаю.
— Но если это, правда, то может показаться, что из этого следует, что никакая женщина не может по-настоящему любить, не будучи рабыней, — предположила девушка.
— Я думаю, что из этого можно сделать вывод, что любая женщина глубоко и по-настоящему любящая в действительности является рабыней, того кого она любит, — ответил я.
— Теперь, представьте себе, — тяжело дыша, заговорила Виньела, — что чувствует любящая настоящая рабыня, женщина фактически принадлежащая, к своему господину. Как беспомощна она в его власти!
— Неволя, — постарался объяснить я, — с ее правом собственности на женщину и господством над ней, является естественной почвой, на которой расцветает любовь.
— Я знаю, что это правда, — согласилась она.
— И за неволей цепей, весьма часто, следует неволя любви, — добавил я.
— Вот и представьте, как глубока неволя рабыни, чья судьба — двойная неволя цепей и любви.
— Да. Ее рабство действительно глубочайшее, из всего того, что женщина могла испытать на себе, будучи безоговорочной собственностью ее любимого мужчины.
— Могу я сказать вам кое-что еще? — осторожно спросила девушка.