х движениях, было высокое дерево с белой корой. Кансега повторял движения странного танца, снова и снова, не выпуская из рук своего магического жезла.
— Это, то самое дерево, — наконец провозгласил верховный шаман.
— Оно высокое и прямое, — поддержали его два товарища, отбивая мотив погремушками. Эту фразу, повторяли многие мужчины вокруг нас.
Виньела, со связанными за спиной руками и с веревками на шее, в праздничном наряде, стояла рядом и смотрела за разворачивающимся ритуалом.
На коре выбранного дерева, я мог видеть следы, оставленные различным оружием. Возможно два или три дня назад, их оставили краснокожие юноши, первыми достигшие этого места, в их погоне за купами.
— Это, то самое дерево! — внезапно закричал Кансега, и, подскочив к дереву, ударил его своим магическим жезлом.
— Оно высокое и прямое! — закричали два его помощника, изгибаясь в танце. Их крик тут же подхватили остальные дикари, включая моего друга Кувигнаку.
Двое мужчин подбежали к Виньеле, развязали ей руки, и толкнули ее вперед так, что веревки все еще привязанные к ее шее натянулись. В руки ей вложили однолезвийный топор на длинной рукоятке. Это было не оружие, а обычный ремесленный инструмент с тупым обухом для забивания нагелей, колышков или клиньев. Топор был явно тяжел для нее.
— Ты не должен быть здесь, — предупредил один из мужчин Кувигнаку. — Это не место для свободных женщин.
— Я — мужчина, — Кувигнака.
Мужчина пожал плечами.
Я осмотрелся. Вокруг действительно не было ни одной женщины, за исключением прекрасной Виньелы, которая под руководством Кансеги уже начала подрубать дерево у самого комля.
Меня заинтересовал вопрос, почему сюда не допустили свободных женщин. Я подозревал, что вскоре здесь должно было произойти нечто такое, что могло быть расценено как неподходяще для их чувств.
Виньела, тем временем, продолжала врубаться в дерево.
В действительности, это дерево не было таким уж большим, что-то около двадцати пяти — тридцати футов высотой, и приблизительно восемь — десять дюймов в диаметре. Его тонкий длинный ствол напоминал шест. Мужчина, подобным инструментом, срубил бы это деревце практически мгновенно. Вот только Виньела не была ни мужчиной, ни дровосеком. Она была всего лишь красивой и слабой рабыней. Девушка держала ручку топору широко расставленными руками, из-за чего замах получался коротким, а удары слабыми. Кансега и другие, что интересно, несмотря на то, что она была рабыней, были терпеливы к ней. Безусловно, ей было тяжело, но ей хватило здравого смысла не просить об отдыхе. Ожерелья и украшения, что на нее надели, тряслись и мерцали в свете солнечных лучей, издавая тонкие звуки при каждом ударе тяжелого топора. Подозреваю, что это был первый раз в ее жизни, когда в ее руках оказалось такое орудие труда. Признаться, я не уверен, что дебютантки в Пенсильвании часто используются для подобной работы. Впрочем, это касается и гореанских рабынь, но совсем по другой причине.
Я заметил, Кэнку сидящего верхом на кайиле. Скорее всего, он приехал из стойбища только что. Усталая рабыня с веревками на шее жалобно посмотрела на своего хозяина, но тот указал ей, что надо продолжить работу.
Через некоторое время послышался легкий треск, и после еще нескольких ударов, раздался звук, сначала ломающейся древесины, потом шелест веток и наконец удар ствола дерева о землю. Рабыня ударила топором еще пять раз, перерубая последние волокна, связывавшие дерево с корнями, и освобожденный комель подскочил примерно на один ярд над землей.
Со стороны мужчин послышался одобрительный гул. У тяжело дышащей Виньелы забрали топор, и веревками, привязанными к шее, ее оттянули назад, где приказали опуститься на колени, и держать ноги плотно сжатыми вместе. Двое мужчин дали слабину веревкам из сыромятной кожи, но по-прежнему держали их зажатыми в кулаках.
— И что дальше? — спросил я Кувигнаку.
— Смотри, — отмахнулся тот.
Несколько мужчин под командой все того же Кансеги начали обрубать ветки и удалять кору со срубленного дерева. Два коротких сука оставили, один приблизительно в восемнадцати футах от комля, а другой в двадцати трех. Если учесть, что для ритуала шест вкапывается в землю на глубину приблизительно семи или восьми футов, то эти развилки окажутся на высоте, соответственно, десяти и пятнадцати футов над поверхностью.
Тонкий ствол дерева лишенный веток и коры, теперь превратился в длинный, гладкий белый шест с двумя торчащими в стороны сучками. Его комель уложили на импровизированные козлы высотой около ярда, сделанные из отрубленных ветвей того же дерева. К месту действия принесли глиняный горшок с красной краской, и снова подвели девушку. Именно она — рабыня, должна раскрасить шест и объявить его Кайилой.
Краска должна была наноситься на поверхность шеста кистью, сделанной из пучка тонких стеблей ковыля сложенных пополам и стянутых кожаным шнурком. Пигмент краски, вероятно, был получен из переработанной земли или глины, содержащей окиси железа, или же вывариванием корней каких-либо деревьев.
Виньела — нарядная, красивая, утонченная, рыжеволосая, бледнолицая рабыня, направляемая Кансегой — верховным шаманом летнего стойбища всего племени Кайил, старательно и с испугом в глазах нанесла первый мазок красной краской на верхней части шеста.
— Это — Кайила, — хором запели многие мужчины вокруг, как только она закончила первое кольцо. Когда она красила, шест все время проворачивали на козлах. Закончив с первым кольцом, Виньела продолжила свою работу, тщательно нанося краску алой кистью в следующем месте указанном шаманом.
— Это — Кайила, — еще дважды повторил хор дикарей в конце каждого прохода.
Теперь работа была закончена, на шесте появились три красных кольца. Краску и кисть забрали. Виньелу вновь оттащили веревками, привязанными к шее, и поставили на колени.
Три алых полосы контрастно выделялись на белом шесте. Такие алые полосы числом от одной до пяти, обычно используются воинами племени Кайила, чтобы пометить свое оружие, в особенности копья и стрелы. К этим общим меткам, добавляются личные символы, или рисунки, свойственные каждому клану, и отдельному воину. Таким образом, по стреле можно идентифицировать не только племя, но и клан, и даже воина выпустившего стрелу.
Кстати, за Кайилами в Прериях, закрепилось название — «племя головорезов». Среди многих племен краснокожих, и даже среди самих Кайил, именно так и интерпретируют эти алые полосы — как следы ножевых разрезов. Тем не менее, я знавал многих из Кайил, отрицавших подобную версию значения этих меток.
Они обращали мое внимание на тот факт, что сами Кайилы между собой крайне редко называют себя головорезами. Они считают себя Кайилами, или народом Кайил. А еще они напомнили мне, что горло перерезают одним движением, и, следовательно, полоса была бы одна и она была бы изогнутая. Истинное происхождение этих меток, как мне кажется, потеряно в веках. Кстати, в большинстве случаев используется три полосы. Так что можно предположить об их первоначальном магическом значении. Как известно, цифра три часто считается волшебной и приносящей удачу. Конечно, нельзя отрицать и версии фаллического происхождения, связанной с триединой природой мужских гениталий.
Эти три полосы, каждая, из которых приблизительно четыре — пять дюймов шириной, и примерно на таком же расстояниями друг от друга, были нарисованы таким образом, что нижнее кольцо было приблизительно в семи с половиной — восьми с половиной футах с низа шеста. Это значит, что если шест вкопать в землю, то все кольца будут в видимы в нижней части, а верхнее, окажется чуть ниже пояса мужчины.
— Это — Кайила! — продолжали скандировать мужчины.
Наконец веревки с шеи Виньелы сняли, и, я было решил, что ее часть церемонии была завершена, но внезапно девушка закричала от ужаса.
Я напрягался.
— Не вмешивайся, — предупредил Кувигнака.
Руки мужчин вцепились в украшения и одежды девушки. С нее мгновенно сдернули мокасины, и узкие бриджи были удалены, золотая проволока державшая прическу развязана, а ее косы были быстро и ловко расплетены. Серебряные браслеты сдернули с запястий, нарядное платье отлетело в сторону. Всего несколько мгновений и она уже стояла окруженная мужчинами на коленях абсолютно голая, не считая ошейника Кэнки. Ее колени были плотно сжаты, распущенные волосы сияли на солнце, прикрывая ее спину, неестественно белую на фоне стоявших рядом мужчин. Теперь стало заметно, что перед тем как ее нарядить в праздничные одежды, валявшиеся неподалеку, она была тщательно вымыта, подстрижена и ухожена, как если бы она была призовой кайилой.
— А она довольно красива, — заметил Кувигнака.
— Да, — не мог не согласиться я.
Девушка, всхлипывая, стояла на коленях. Две сделанных из сыромятной кожи веревки, вновь, оказались на ее горле, чуть ниже ошейника Кэнки.
— Что они собираются с ней делать теперь? — поинтересовался я.
— Смотри, — отмахнулся юноша.
— Ой, — испуганно вскрикнула девушка, когда один из мужчин, стоявший позади, бросил в нее пыль. — О! — зарыдала она, после того как еще двое мужчин, стоявших перед девушкой, швырнули в нее по пригоршне пыли каждый. Она закрыла глаза и отпрянула. Тем временем Кансега присел перед ней, держа в руке неглубокий туес с какой-то черной пастоподобной массой. Виньела вздрогнула, когда шаман взял немного черной массы на палец и провел им по ее щеке. Он сделал по три темных линии на обеих щеках, шириной в палец каждая. Возможно, эти полосы также символизировали народ Кайил. За тем он нанес подобные линии и на других местах ее тела, так что получились симметричные пятна на руках, спине, грудях, животе, ягодицах, икрах и на внутренней поверхности ее бедер.
Девушка испуганно смотрела на шамана, все время пока он делал свое дело. Закончив наносить полосы, Кансега встал прямо перед ней.
Теперь она стояла на коленях у его ног, испуганно глядя на колдуна снизу вверх, с по-прежнему крепко сжатыми бедрами. Позади рабыни стояли двое дикарей с хлыстами в руках. Она пока не видела их и не догадывалась об их присутствии.