Врач спешит нам навстречу:
— Товарищи, к нему нельзя. Каждое движение может стать последним.
— А что у него, доктор?
— Разрывной. В плечо. Выходное отверстие в спине. Разворочена лопатка. Осколки, видно, попали и в легкие.
— Доктор! Надежда есть?
Врач пожимает плечами, глаза его смотрят в землю.
— Надежда? Почти никакой, — перейдя на полушепот, отвечает он, — после разрыва пули в груди не живут. Большая потеря крови. Внутренние кровоизлияния. Очаги поражения в области сердца. Сами понимаете…
Утром у села Толбаш партизаны 2-го и 6-го отрядов, под общим командованием Федора Федоренко, на голову разбили румынский батальон карателей, явившихся сюда для разведки леса боем. В этой жестокой схватке погиб Франтишек Бабиц. Его нашли после боя. Вокруг валялись семь вражеских трупов. Дорогой ценой заплатили враги за попытку взять партизана. В уже застывшей руке Франтишека крепко зажат пистолет. В виске пулевая рана — сам добил себя последней пулей, но не сдался…
А в штаб поступают все новые донесения.
Отряды Ивана Урсола и Ивана Крапивного разбили полицейские гарнизоны в селах Бодрак и Курцы. Около двухсот юношей и девушек, схваченных фашистами для угона в Германию, освобождены.
8-й, 10-й и 11-й отряды под командованием Владимира Кузнецова разгромили гарнизон противника в селе Шахмурза[77]. Взорваны два моста на шоссе, пять грузовиков. Убито более ста гитлеровцев.
В ногу с партизанами шагают и подпольщики.
«Муся» — Александра Андреевна Волошинова сообщает:
«Первая пятидневка этого месяца сложилась в нашей группе так: первого ноября в районе полустанка Кара-Кият взорван железнодорожный состав с артиллерийскими снарядами. В нем более девятнадцати вагонов боезапаса, восемь вагонов с теплым обмундированием и двадцать других вагонов. Второго ноября возле Богдановки, вблизи Симферополя, взорван штабель снарядов. Четвертого ноября на евпаторийской железнодорожной ветке уничтожено четыре вагона с солдатами. Пятого ноября взорван грузовик с немецкими солдатами… Открылась возможность смелее работать на железной дороге силами группы Хрена (В. К. Ефремова), но мин не хватает. Третьего дня последние пять мин отнесли Хрену…»
А вот еще три записки.
«Положение в Симферополе немного стабилизируется. Фашисты вовсю распинаются, что немецкая армия имеет „успехи на фронтах“, что скоро наступит перелом в пользу немцев. Очень много пишут и говорят о партизанах. Порочат. Моя работа налаживается. Писать не стану — Павлик расскажет. Давайте мины, газеты, листовки. Пришлите пистолеты. Крепко жму руку. Андрей»[78].
«Подпольному центру.
Донесение.
14 октября 1943 года. Взорван склад горючего на нефтебазе ж. д. станции Симферополь. Бабий, Енджеяк.
23 октября. Взорван склад горючего в районе улицы Битакской. Косухин, Бабий, Стауэр.
27 октября. Взорван штабной автобус на улице Карла Либкнехта. Семняков.
5 ноября. Взорван гусеничный тягач в районе сельхозинститута. Ееннадий Гуляев.
СПО»[79].
«Т.т. Ямпольскому, Луговому.
За последнее время сделано меньше, чем надо. Штепсель перешел на новую работу сцепщиком. Он столкнул два паровоза, взорвал дрезину, в буксы пятнадцати вагонов засыпал песок. Курская взорвала вагон с посылками и почтой. Жбанов минировал путь — разбилось только три вагона. Я продолжаю работать на хлебозаводе. Испортил около ста тонн хлеба. Фунель и Валя силами своих групп распространили всю литературу. Пока все.
Дядя Юра.
Вот еще что. Черти вы этакие! Кто же так нападает? Вы шумите под живкомбинатом, в городе немцы паникуют, а мы ничего не знаем. Послушайте старика, в другой раз так не делайте. Загодя предупредите нас. И ударим разом: вы из лесу, а мы отсюда. Получится.
Д. Ю.»[80]
На Большую землю летят наши скупые радиодонесения:
«…8 ноября 2-й отряд при поддержке группы 6-го отряда напал на… противника, численностью до 250 румын в районе деревни Толбаш. Отряд противника разбит. Уничтожено 70 румынских солдат. Захвачено 30 винтовок, 2 пулемета, 20 повозок, 39 лошадей… Ямпольский, Луговой».
«…8 ноября… 6-й отряд в результате столкновения с противником уничтожил 38 солдат и офицеров. Взяты трофеи: 18 винтовок, 1 ручной пулемет, 16 лошадей, 6 повозок…»[81].
«…8 ноября 19-й отряд уничтожил 5 вражеских солдат, ранил 3. Захвачено 2 винтовки, 1 пулемет, одна лошадь.
С нашей стороны потерь не было».
Занятые заботами и тревогами, партизаны все же нашли время отметить 26-ю годовщину Октябрьской социалистической революции.
Зал торжественного собрания — поляна близ сосняка. Вперемежку с бойцами сидят старики, женщины, дети. В центре огромного круга — костры.
Докладчик — комиссар Буряк выступает по-партизански: не с трибуны и без тезисов:
— В сорок первом году мы сдавали Одессу. И Перекоп. И Крым. А сегодня Перекоп наш. И здесь — лес наш. И вокруг, в селах — красные знамена!
Оратор перечисляет освобожденные села: Барабаковка и Петровка, Соловьевка и Баланово, Тернаир и Новоивановка, Нейзац и Фриденталь. «Зал» оживает. Лица людей светлеют, сияют гордостью. Вот поднимается словак Александр Пухер. Он взволнованно обращается к партизанам.
— Драги приятели! Приймить од словаци горюче благожелание з святом революции. Од нас приймить. Од тех, аки ще в «Рыхла дивизии», в неволе. И од тех, аки живут на Словатчине, а точуть ножи проти фашистов.
— И од тех словацив, аки на легионе Людвика Свободы! — выкрикивает кто-то из словаков. А Пухер продолжает:
— В цей великий день мы дякуем вас, русских, за вашу революцию. Она допомогла чехам и словакам развалить Австро-Венгерску монархию. А ще бильш дякуемо за разбитие фашистив.
Его с жаром поддерживает Александр Гира:
— Вы, русски, допомагаете нам. А ак мы вызволимось од фашистов, зробим социализм в Словакии и будемо жить с Советским Союзом, ако зараз живемо з вами на лесе — в великому приятельстве…
После собрания нас окружают словаки.
— Скажите, будь ласка: аки висти з Великой земли о самолете Юраю Жаку? Ака погода?
Несколько суток раненый Жак ждал самолета, а летной погоды все не было.
Наконец, получили радиограмму:
«Погода трассе улучшилась. Встречайте самолет для Жака».
Провожать Юрая Жака пришли бойцы словацкого и федоренковского отрядов. Собрались возле него и представители всей бригады. От раненого не отходят Зоранчик и Федоренко, Сорока и медсестры Шура и Наташа. Их заботливые руки то поправляют подушки, которыми он обложен, то кормят больного.
Прибегает и Николай Плетнев.
— Ты вот что, Юра, — с ходу присаживается он Жаку. — Не падай духом. Гони от себя плохие думки, Это самое главное.
Николай не взбадривает и не внушает, а просто из сердца в сердце передает пережитое им самим. У него тоже позади три раны, проводы и дружеские наказы.
— Ночью или, самое позднее, завтра попадешь в наш партизанский госпиталь, в Пашковскую. Там так: если до операционного стола Полины Васильевны Михайленко дотянул, значит, считай, выжил. Она самых разбитых сшивает. Потом кровь перельет, прикажет носа не вешать… Я был в ее руках — знаю.
Жак, усаженный заботливыми руками друзей в самолет, улетел, но незримо продолжает жить в нашем партизанском кругу. По сердцу пришлись партизанам и несгибаемая воля Жака-антифашиста, мужество, с каким он переправлял словаков на сторону Красной Армии и вел группу из Больших Копаней в крымские леса; и отвага, проявленная в дерзких набегах на фашистов. А теперь он, вслед за Николаем Горным, Иозефом Грманом и Павлом Лилко своей кровью скрепил нашу дружбу. Такое не забывается!
Огонь и меч
А кто с мечом к нам войдет — от меча и погибнет.
Положение фашистских захватчиков в Крыму ухудшается с каждым днем. На Перекопе, в Сиваше, под Керчью ведутся кровопролитные бои. Для предотвращения прорыва советских войск туда брошены огромные силы 17-й немецкой армии. А в это время вражеский тыл объят пламенем партизанской войны.
Решив окончательно покончить с партизанами в Крыму, генерал Енекке бросил против них эскадрильи боевых самолетов, отряды танков и отборных головорезов. Чтобы лишить партизан народной поддержки и изолировать их от населения, генерал приказал эвакуировать жителей прилесной зоны, а села сжечь и сравнять с землей. Опоясав лес полосой выжженой земли, гитлеровское командование думало лишить партизан продовольствия и людских пополнений, уморить их голодом. Так началась первая фаза операции Енекке под названием «Огонь и меч», где «огонь» означал «мертвую зону», а «меч» — удар по партизанам.
Над партизанским лесом закружились десятки вражеских бомбардировщиков. А в села прилесной зоны вошли вражеские танки. Под их прикрытием шли автоколонны факельщиков.
Наша разведка докладывала: в Новоалександровку вошло шесть танков, в Барабановку, Тернаир и Новоивановку — по три. Ворвались каратели в Нейзац, Фриденталь и другие села. Из репродукторов понеслись слова ультиматумов. Запылали в огне дома и сараи. В домах живьем сжигались люди…
Несмотря на неравенство сил, отсутствие противозенитных средств и противотанковых ружей, партизаны решили дать бой фашистам.
Отряд Семена Мозгова направился в Новоалександровку, отряд Саковича — в Новоивановку и Тернаир.
…Танковый отряд фашистов стоит за южной околицей Барабановки. По дворам и улицам мечутся жители села — старики, женщины, дети. К грузовикам и танкам проворно шагают солдаты. Они нагрузились узлами награбленного добра, визжащими поросятами, связками кричащих кур. С западной стороны село уже горит. А дула пушек и пулеметов нацелены в южную сторону — факельщики опасаются, как бы из лесу не ударили партизаны.