Запах, доносившийся с кухни, пьянил ее. Там готовилось нечто необычное, нечто гораздо более лакомое, чем картошка на жиру. Разумеется, Иссерли редко бывала рядом с кухней во время приготовления пищи; обычно она появлялась, когда повара уже уходили, а еда остывала, после того, как большинство мужчин уже пообедали. Она подбирала остатки, пытаясь сохранять невозмутимый вид и тщательно скрывая отвращение, которое вызывал у нее запах остывающего жира. Но сегодня пахло чем-то совсем незнакомым.
По-прежнему держа в руках свой сэндвич, Иссерли подошла к открытой двери кухни и заглянула внутрь. Перед ней мелькнула широкая коричневая спина Хилиса, повара. Повар славился своим хорошим слухом: он немедленно заметил появление Иссерли.
– Валите отсюда! – гаркнул он, даже не обернувшись, чтобы посмотреть, кто к нему пришел. – Еще не готово!
Смущенная Иссерли попятилась, но как только Хилис обернулся и увидел, с кем имеет дело, он поднял жилистую и опаленную огнем руку в знак примирения.
– Иссерли! – воскликнул он, улыбаясь во всю свою широкую морду. – Почему ты все время ешь какую-то дрянь? Ты разбиваешь мое сердце! Зайди сюда и посмотри, что я готовлю.
Иссерли с неловким видом вошла в кухню, оставив сэндвич, оскорбивший лучшие чувства повара, на скамье у входа. Обычно посторонних в кухню не пускали; Хилис истово охранял свое сверкающее царство, в котором он проводил дни и ночи, словно ученый-маньяк в наполненной испарениями и тускло освещенной лаборатории. Огромные серебристые предметы кухонной утвари были развешаны по стенам, как инструменты на автосервисе «У Донни» – десятки разнообразных приспособлений и устройств. Прозрачные банки с пряностями и бутылки с соусами на полках и разделочных столах слегка скрашивали монотонный блеск металлических поверхностей, хотя большинство продуктов скрывалось внутри холодильников и металлических цилиндров. Хилис, вне всяких сомнений, был самым активным куском органики на кухне, затянутым в мохнатую шкуру, крепко сложенным комком нервной энергии. Иссерли едва была с ним знакома – за долгие годы они сказали друг другу от силы фраз сорок, не больше.
– Давай, давай, иди сюда! – кричал Хилис. – Только под ноги не забывай смотреть.
Печи были встроены в пол кухни, чтобы, следя за тем, как готовится пища, не приходилось вставать на две лапы. Хилис в настоящий момент как раз склонился над самой большой из них и вглядывался через дверь из толстого стекла в ее мерцающие внутренности. Жестами он предложил Иссерли присоединиться к нему.
Она встала на колени.
– Полюбуйся на это, – сказал он с гордостью. Внутри печи, мерцая в оранжевом свечении, медленно вращались шесть вертелов, на каждый из которых было нанизано пять-шесть кусков мяса одинакового размера. Они были коричневыми, словно свежевскопанная земля, и источали божественный запах, шипя и булькая всеми своими соками.
– Выглядит неплохо, – признала Иссерли.
– Не только выглядит, – возразил Хилис, почти уткнувшись подрагивающим носом в стекло. – С таким хорошим продуктом мне еще никогда работать не доводилось.
Каждому было известно, что это у Хилиса больной пункт: лучшие куски мяса всегда предназначались для отправки с транспортным кораблем, а ему всегда оставалось что похуже – обрезки, шея, потроха и пальцы.
– Когда я услышал, что к нам собирается сын старика Весса, – сказал он, продолжая вглядываться в оранжевое свечение печи, – я сразу понял, что на этот раз мне позволят приготовить что-нибудь особенное. И ведь не ошибся, верно?
– Но… – наморщила лоб Иссерли, пытаясь понять, почему между прибытием Амлиса и этим восхитительным жарким, вращающимся сейчас в печи, прошло так много времени. Хилис, ухмыляясь, разрешил ее сомнения:
– Когда этот псих ненормальный прибыл, они мариновались уже без малого целые сутки! И что мне прикажете с ними делать? Обмыть под краном или выбросить? Ну уж нет, эти маленькие негодники – само совершенство. Посмотри только, как они на вертеле смотрятся. А уж на вкус будут такие, что охренеть и не встать!
Видно было, что Хилис места себе не находит от возбуждения.
– Чувствуешь, как пахнут? – триумфально вопрошал он, словно ему наконец-то удалось изобрести такой запах, который, несмотря на все препятствия, умудрялся пробраться внутрь ее крохотного, изувеченного хирургами носа. – Восхитительно, правда?
– Иссерли кивнула головой, чувствуя, как у нее кружится голова от желания попробовать.
– Да, – прошептала она в ответ.
Хилис, не в силах более оставаться на месте, начал суетливо и нервно ходить по кухне кругами.
– Иссерли, прошу тебя, – умолял он, перекидывая вилку и разделочный нож из руки в руку. – Пожалуйста, ты обязана попробовать это. Порадуй старика. Я знаю, что ты понимаешь толк в хорошей еде. Девочкой ты общалась с Элитой – по крайней мере, ходят такие слухи. Ты же не росла на объедках и помоях, как эти тупые болваны с Территорий.
В состоянии хвастливого возбуждения он поднял крышку, откуда наружу вырвалась ароматная волна раскаленного воздуха.
– Иссерли, – причитал повар. – Ну, позволь, позволь, позволь мне отрезать для тебя кусочек!
Иссерли смущенно рассмеялась и поспешно согласилась:
– Ладно, отрезай!
С быстротой молнии Хилис отсек кусок мяса: умение, с которым он владел ножом, можно было демонстрировать на сцене.
– Да-да-да-да, – пробормотал он, распрямившись пружиной.
Иссерли слегка отшатнулась, когда дымящийся, шипящий кусочек возник в каких-то сантиметрах от ее губ, насаженный на бритвенно-острый кончик разделочного ножа. Она осторожно взяла мясо зубами и сняла его со стального орудия.
Со стороны двери раздался чей-то тихий голос.
– Ты сама не ведаешь, что творишь, – сказал со вздохом Амлис Весс.
– Посторонним вход на кухню запрещен, – тут же рявкнул в ответ Хилис.
Амлис Весс слегка попятился: честно говоря, он на кухню и не входил, только просунул в дверь кончик своей черной морды, ну и, возможно, некоторую часть украшенной белой манишкой груди. В любом случае его отступление вовсе не выглядело отступлением: со стороны могло показаться, что он просто встал поудобнее или переступил с ноги на ногу. Технически, он теперь находился вне кухни, что, впрочем, совсем не мешало ему видеть большую часть того, что происходило внутри. И взгляд его был направлен на Хилиса, а не на Иссерли.
Иссерли демонстративно дожевала то, что оставалось от лакомого кусочка, боясь даже пошевелиться. К счастью, мясо было таким нежным, что просто таяло во рту.
– В чем дело, господин Весес? – вымолвила она наконец.
Амлис стиснул челюсти от гнева, и мышцы на его плечах напряглись, словно он собирался наброситься на Иссерли, но он успокоился так стремительно, как если бы ему впрыснули дозу успокоительного.
– Мясо, что вы едите, – спокойно продолжил он, – это плоть создания, которое когда-то дышало и жило – точно так же, как вы и я.
Хилис застонал, закатив глаза в знак отчаяния и жалости, которые вызывали у него нелепые претензии и бредовые идеи современной молодежи. Затем, к вящему испугу Иссерли, он повернулся к ним обоим спиной и, ухватившись за ближайшую кастрюлю, вернулся к работе.
Со словами Амлиса, по-прежнему звенящими в ушах, Иссерли набралась смелости и, как она это уже делала в последний раз, направила весь свой гнев на его холеный, великосветский выговор, на его бархатистый голос, в каждой нотке которого сквозили богатство и принадлежность к привилегированному классу. Она распаляла себя, вспоминая, как Элита сперва обласкала ее, а затем отвергла, вспомнила чиновников, решивших что ей больше подойдет жизнь на Территориях – чиновников, чей выговор был в точности такой же, как у Амлиса Весса. Она вслушивалась в этот выговор, в мрачную музыку страдания, которую он пробуждал в ее душе, и упивалась ею.
– Господин Весс, – произнесла она ледяным тоном, – мне неприятно говорить вам об этом, но, по-моему, существуют колоссальные различия даже между тем, как живем и дышим я и вы, не говоря уж о различиях в этом отношении между мной и… – тут Иссерли вызывающе облизнула языком губы, – … и моим завтраком.
– Но ведь, в конце-то концов, все мы люди! – воскликнул Амлис, как показалось Иссерли – слегка раздраженно. Видимо, ей следует и дальше бить в это его слабое место, в свойственное всем богатеньким идеалистам пренебрежение к суровой правде жизни.
– Забавно, как это вам удается придерживаться таких взглядов, – съязвила она, – вы ведь в этой жизни, наверное, и пальцем о палец ни разу не ударили.
Иссерли сразу поняла, что попала прямо в цель. Амлис снова подпрыгнул на месте, но затем так же внезапно расслабился, словно уколотый невидимой иглой.
– Это бесполезная дискуссия, – вздохнул он. – Лучше пойдемте со мной.
Рот Иссерли открылся от изумления.
– Пойти с вами?
– Да, – сказал Амлис, словно ее согласие само собой разумелось и предстояло обсудить только детали. – Сходим вниз. Туда, где откармливают вод-селей.
– Вы… вы, должно быть, шутите, – сказала Иссерли, издав короткий смешок, которым хотела выразить презрение, но прозвучала одна лишь растерянность.
– Что вам мешает? – подзуживал ее Амлис с самым невинным видом.
Иссерли чуть не задохнулась от негодования – а может, это просто кусочек мяса застрял у нее в горле? «Потому что мне страшно под землей, – думала она. – Потому что я не хочу, чтобы меня снова похоронили заживо».
– Потому что у меня работа, – сказала она наконец.
Он внимательно посмотрел ей в глаза – не агрессивно, а так, словно промерял взглядом расстояние перед тем, как впрыгнуть ей прямо в душу.
– Прошу вас, – сказал он. – Я там кое-что обнаружил, и мне необходимо вам это показать. Честное слово. Я показывал это работникам, но никто из них не смог мне объяснить, что это такое. Прошу вас.
Повисла пауза, во время которой Иссерли и Амлис стояли неподвижно, среди грохота и бряканья, производимого Хилисом на кухне. Затем Иссерли с удивлением услышала свой собственный ответ, который прозвучал откуда-то издалека. Слова были неразборчивы, так что она скорее угадала, чем поняла их смысл, сводившийся к согласию с предложением Амлиса. Словно во сне, под сюрреалистический аккомпанемент гремящих кастрюль и скворчащего мяса, она согласилась отправиться под землю.