«Адвокаты» прибалтийских республик на доводы об успешности белорусской модели развития обычно возражают, что ВВП на душу населения в Литве, Латвии и Эстонии выше белорусского. Это правда, однако подушевой ВВП в Прибалтике никак не может считаться показателем качества жизни.
Во-первых, валовой внутренний продукт на душу населения в странах Балтии становится тем больше, чем меньше в этих странах остаётся людей. Выбывают прежде всего экономически малоактивные группы населения: старики умирают, молодёжь и безработные уезжают, поэтому в краткосрочной перспективе ВВП растёт (а долгосрочная перспектива прибалтийских политиков не интересует — они думают о следующих выборах, а не о следующих поколениях).
Во-вторых, население убывает, а прямые и косвенные дотации Евросоюза остаются, поэтому на бумаге выходит, что уровень жизни среднего литовца, латыша и эстонца только растёт.
В-третьих, подушевой ВВП распределяется крайне неравномерно, а Латвия, например, является лидером Евросоюза по «коэффициенту Джини» — уровню расслоения между богатыми и бедными. В Беларуси же «коэффициент Джини» — один из самых низких в Европе[40].
В-четвёртых, вычтите из ВВП на душу населения деньги, которые средний литовец или латыш платит за услуги ЖКХ в соответствии с предписанным Еврокомиссией и МВФ принципом стопроцентной оплаты коммунальных тарифов конечным потребителем по рыночной стоимости, и сравните с тем, сколько осталось у белоруса, за которого доплачивает «совковое» государство.
В прибалтийском случае при оплате жилищно-коммунальных услуг государство руководствуется либеральными рыночными принципами, тогда как в белорусском случае — социальными. В результате белорусы оказываются либо в выигрыше, либо в равном положении с жителями Прибалтики при сравнительно более низких доходах.
Другой аргумент — индекс человеческого развития в странах Балтии самый высокий среди бывших советских республик. Но как вычисляется этот индекс? Индекс развития человеческого потенциала (ИРЧП) — это продолжительность жизни, образованность населения плюс подушевой ВВП. Показатель продолжительности жизни в Прибалтике говорит лишь о старении населения и увеличении доли пожилых людей в возрастной структуре. Молодёжь повально бежит из прибалтийских республик, а рождаемость в них ничтожна. Уровень образованных людей в прибалтийском обществе действительно высок, но что потом делать этим образованным людям со своим образованием, если реальная экономика разрушена, а рынок услуг сокращается в связи с сокращением населения? Специалисты с высшим образованием сегодня улетают из Прибалтики сразу по получении диплома. Про ВВП уже было сказано выше.
Так что выходит, что в массе своей белорусы живут лучше прибалтов.
Самый главный критерий — хотят ли люди жить в своих странах: все разговоры об успешности и прогрессивности Литвы, Латвии и Эстонии опровергаются одним неоспоримым фактом — за постсоветские четверть века из стран Прибалтики сбежало исторически рекордное количество жителей, тогда как из Беларуси люди не бежали и не бегут.
Одного этого факта достаточно, чтобы опровергнуть все устоявшиеся представления об эффективности «балтийского пути» и «тупиковости» белорусской модели развития.
Советские Белоруссия и Прибалтика были индустриальным регионом. Доля промышленности в структуре их республиканских экономик составляла более 60 %. У Белорусской ССР были МАЗ, БелАЗ, «Атлант» (Минский завод холодильников), «Витязь» и «Горизонт» (производство бытовой техники). У прибалтийских ССР — Игналинская АЭС, РАФ (Рижский автозавод), «Радиотехника», ВЭФ (Рижский государственный электротехнический завод), Пунане Рэт (эстонские акустические системы).
Разница между современными Прибалтикой и Беларусью проявляется в том, что все белорусские заводы живы и белорусские бренды сегодня на рынках и на слуху. Люди покупают газовые плиты «Гефест» и холодильники «Атлант», каждый третий карьерный самосвал и каждый четвёртый трактор в мире выпускаются на БелАЗ и МТЗ «Беларус».
Беларусь — это страна-аномалия Восточной Европы: если во внутренней политике белорусская аномалия проявилась в недопущении к власти националистов, а во внешней в отказе идти в Евросоюз и НАТО, то в экономике — в сохранении крупной промышленности.
Зато Прибалтика свою промышленность уничтожила. Советская Прибалтика была для Советского Союза аналогом «кремниевой долины»: продукция прибалтийского экономического района обеспечивала СССР бытовыми электросчётчиками на 80 %, телефонными аппаратами на 53 %, вагонами на 30 % и радиоприёмниками и магнитофонами на 23 %. Не просто промышленный, а высокотехнологический промышленный регион: прибалтийские ССР поставляли наукоёмкую дорогостоящую продукцию. Сегодняшние Литва, Латвия и Эстония поставляют в основном продукты питания и дешёвую рабочую силу.
И Беларусь, и Прибалтика после коллапса социализма и распада СССР столкнулись со структурным экономическим кризисом. Но в Беларуси оставшаяся после Союза крупная промышленность была осознана как национальное достояние, а её сохранение стало национальной стратегией. Александр Лукашенко пришёл к власти на простом обещании «запустить заводы».
Для возрождения промышленного производства Беларусь в середине 1990-х годов отошла от стандартного пути реформирования бывших социалистических стран. Была заблокирована приватизация крупных предприятий, фабрики и заводы в условиях кризиса получили финансовую поддержку от государства. Государственный сектор сохранил доминирующие позиции в экономике.
При этом в работу белорусской промышленности были привнесены рыночные механизмы, в стране был разрешён частный бизнес, которому созданы все институциональные условия для развития. В результате, согласно докладу Всемирного банка 2016 года, Беларусь входит в десятку стран мира по проведению реформ, благоприятных для бизнеса, а в рейтинге простоты ведения бизнеса Doing business занимает 37 место из 190 стран[41].
Беларусь, пусть не сразу, а только после прихода к власти Лукашенко пошла по тому самому китайскому пути, на который не смог встать весь Советский Союз.
Обе страны отказались идти против человеческой природы и бороться с частной собственностью, однако «контрольный пакет» в экономике остался за государством. Большая промышленность Белорусской ССР не была передана в частные руки в 1990-е годы и прошла программу технологической модернизации в 2000-е, оставаясь госсобственностью, и теперь, опровергая все догмы о неэффективности государства, как собственника, является конкурентоспособной на рынке.
Причём не только на внутреннем и даже не только на российском: на минских заводах «Атлант» и «Горизонт» производят холодильники и телевизоры под брендами известных западных производителей, которые экспортируются в Западную Европу. Экспорт наукоёмкой промышленной продукции в Западную Европу — это выдающееся явление не только для постсоветских республик, но и для всей Восточной Европы.
В 90-годы Беларусь бросила все силы на сохранение своего индустриального потенциала и теперь может поставлять на внешние рынки бытовую технику и продукцию машиностроения, а не гастарбайтеров.
Другие постсоветские республики в 90-е годы бросали силы на уничтожение большой промышленности, в результате все различия между ними сейчас сводятся к тому, что европейская Прибалтика поставляет чернорабочих в Европу, а только стремящиеся в Европу Молдавия или Грузия — в Россию.
В Минске же после 11 вечера пустеют улицы — редкая для двухмиллионного города картина. Опять же это связано с тем, что все советские заводы выжили и работают — именно они формируют ритм жизни белорусской столицы.
«Хочется ещё раз подчеркнуть: в середине 90-х годов Беларусь не отказалась от рыночных реформ, но проводила реформы иного типа, чем остальные постсоветские страны. Беларусь проводила реформы, но они имели целью сохранение и развитие крупной промышленности, а не малого и среднего бизнеса при продаже остатков крупных заводов иностранным инвесторам, как произошло в странах Балтии, Польше или Венгрии», — пишет белорусский политолог, директор Центра проблем европейской интеграции (Минск) Юрий Шевцов. По мнению Шевцова, ключевым условием успешности белорусских реформ стала ориентация на Россию: «В 90-х годах Беларусь попробовала разные варианты. Закрепиться на рынках, расположенных за морем. Выстроить независимую от России систему получения сырья из региона Каспия и Персидского залива, опираясь на прибалтийские порты (Балтийско-Черноморский коллектор). Переориентироваться на европейский рынок. Но при всех этих вариантах Беларусь гарантированно теряла основную часть своей промышленности, что было хорошо видно по тенденциям начала 90-х годов. Единственным путём сохранения крупной промышленности оказалась однозначная ориентация внешнеэкономической активности Беларуси на Россию»[42].
По меркам Восточной Европы и постсоветского пространства сохранение индустриальной модели экономики на фоне всеобщей деиндустриализации — это действительно экономическое чудо.
Среди постсоциалистических стран региона схожая с белорусской экономическая история была только в Чехии (характерно, что в Чехии тоже не смогли закрепиться у власти националисты), сохранившей статус одной из самых развитых европейских стран с преобладанием крупной индустрии в структуре экономики.
Чехия сумела спасти, адаптировать к рыночной экономике и модернизировать оставшееся после социализма производство в первую очередь за счёт стратегического сотрудничества с Германией: соседство с одной из крупнейших экономик мира и преодоление застарелой, исторически обусловленной вражды с немцами позволили чехам сохранить рабочие места, избежать массовой трудовой миграции населения и, как следствие, сохранить потенциал для развития, который, для сравнения, потеряла соседняя Словакия.