[44].
Прокладывать между Вильнюсом, Ригой и Таллином многомиллиардную «узкоколейку» с точки зрения бизнеса — чистый абсурд. Тем не менее Rail Baltica уже много лет собираются строить. Получается настоящая дорога в никуда.
Еще более абсурдным с точки зрения развития экономики является литовский СПГ-терминал.
Он, в отличие от Rail Baltica, свою абсурдность уже доказал, поскольку был введён в эксплуатацию осенью 2014 года и за три года работы продемонстрировал полную экономическую неэффективность, нерентабельность, неокупаемость и прямой вред для литовской экономики.
Оказалось, что цена кубометра сжиженного природного газа с терминала Independence в Клайпеде выше не только новой, но и старой цены кубометра российского газа, из-за которого этот терминал и затевался: литовское правительство ведь утверждало, что цена «Газпрома» непомерно высока и является инструментом политического давления на Вильнюс. Весной 2014 года Россия предоставила 20 % скидки на свой газ, но Литва через полгода всё равно ввела в эксплуатацию СПГ-терминал и начала закупать газ по большей цене, чем у «Газпрома».
По прикидкам экспертов, норвежский газ с СПГ-терминала обходится Литовской Республике по 560–570 долларов за один кубический метр. Других достоверных данных, кроме прикидок экспертов, нет, потому что литовские политики и чиновники молчат, как белорусские партизаны, и подлинную цену на норвежский газ называть отказываются.
Знаменитые либерализм и приверженность Литвы рыночным принципам проявляются в том, что литовское правительство принуждает поставщиков тепла в обязательном порядке закупать газ с СПГ-терминала. В результате после запуска Independence цены на отопление для простых литовцев выросли.
Вдобавок оказалось, что, кроме литовских политиков, нет таких дураков, чтобы покупать норвежский СПГ, если кубометр российского газа стоит на 200 долларов дешевле. Когда затевался проект литовского СПГ-терминала, ожидалось, что его продукцию будет закупать вся Прибалтика. Но как только стала понятна цена «энергетически независимого» газа, так тут же Латвия с Эстонией от такой «супервыгодной» сделки отказались. А для обеспечения энергетических потребностей одной Литвы хватает и десятой части мощностей терминала.
В итоге от плавучего терминала Independence одни убытки. Аренду за него выплачивать надо, а прибыли он приносить не может, потому что работает по самому минимуму. Загрузить терминал работой выйдет ещё дороже, учитывая цену ввозимого газа. Зарубежным партнёрам продукция Independence не нужна, а дальнейший рост платы за отопление может вызвать массовые протесты внутренних потребителей.
Одним словом, сделка с норвежцами оказалась настолько «выгодной», что к концу 2015 года литовские представители вынуждены были униженно просить компанию Statoil о пересмотре контракта на поставку сжиженного природного газа. Затем литовское государство отказалось закупать сжиженный природный газ в США, хотя перед этим долгое время хвалилось, что литовцы станут первыми в Европе потребителями американского СПГ. Затем «Газпром» вернул себе утраченные позиции в Литве, заняв половину энергорынка.
Проект литовского СПГ-терминала неуклонно движется к банкротству и закрытию — судьбе, которая уже постигла большинство СПГ-терминалов в Европе после спада ажиотажа вокруг «сланцевой революции».
Впрочем, проект СПГ-терминала в Клайпеде хотя бы был реализован. Другие стратегические для Прибалтики проекты пока существуют исключительно в чертежах. Висагинская АЭС, финско-эстонский СПГ-терминал Balticonnector, газопровод GIPL, та же Rail Baltica. Последнюю уже третье десятилетие «вот-вот начнут строить». О Висагинской АЭС тоже говорят с тех пор, как возник вопрос о закрытии Игналинской АЭС — без малого 20 лет.
В итоге ничего нет, а то, что есть — нерентабельно. Инфраструктурные проекты Беларуси являются для страны трамплином в будущее. Инфраструктурные проекты Прибалтики являются для Литвы, Латвии и Эстонии воздушными замками и маниловщиной, за которой нет ни грана экономики и здравого смысла.
Беларусь и Прибалтика сегодня находятся в зеркально противоположной экономической ситуации. Белорусская экономика под влиянием украинских событий впала в затяжной кризис, однако у неё сохраняются все перспективы для развития и превращения Беларуси в регионального лидера. Экономики соседних Латвии и Литвы стабильны и даже демонстрируют низкий экономический рост, но стратегически у них нет никаких перспектив, потому что все ресурсы для их устойчивого развития исчерпаны.
Белорусский экономический кризис является производной от украинского кризиса. Россия и Украина — два главных экономических партнёра; белорусская экономика ориентирована на экспорт, при этом 58 % белорусского экспорта направляется в Россию и на Украину. Поэтому экономические кризисы на Украине и в России, спровоцированные Майданом, конфликтом в Донбассе, войной санкций и разрывом экономических связей двух стран, неизбежно привели к кризису и в белорусской экономике.
В результате украинских событий белорусский ВВП падает третий год подряд: в 2015 году он снизился на 3,8 %, в 2016 году — на 2,6 %, за первые два месяца 2017 года — на 1 %. Объём иностранных инвестиций в Беларусь с 2014 по 2016 год сократился почти вдвое — с 15 миллиардов до 8,6 миллиардов долларов.
Для выхода Беларуси из кризиса необходимо преодоление кризиса в России и на Украине. Поскольку в данном случае экономический кризис был вызван политическими причинами, то для его преодоления необходимо урегулирование политического кризиса внутри Украины и кризиса в международных отношениях, вызванного украинскими событиями.
Впрочем, было бы излишним упрощением объяснять белорусский кризис только украинскими событиями. В белорусской экономике и до 2014 года были заметны негативные тенденции. После полутора десятилетий экономического роста, близкого к китайскому (в 1997 году, после создания Союзного государства с Россией, ВВП Беларуси вырос на 15 %, в 2004 году — на 14 %), страна пережила девальвацию белорусского рубля в 2009 году и финансовый кризис 2011 года.
По данным Белстата, доля убыточных предприятий в белорусской экономике составляет сегодня 22,8 %. За период с 2008 по 2016 год в Беларуси стали производить в 10 раз меньше троллейбусов, в пять раз меньше металлообрабатывающих станков, в четыре раза меньше грузовых автомобилей и телевизоров, в два раза меньше тракторов.
Очевидно, что белорусская экономическая модель столкнулась с системными трудностями и нуждается в реформировании.
Структурные проблемы белорусской экономики связаны с технологической отсталостью оставшихся с советских времен предприятий, высокой себестоимостью производства, большими социальными расходами бюджета и преимущественной ориентацией на российскую экономику, которая сильно подвержена влиянию мировой конъюнктуры (цен на энергоносители), из-за чего российские кризисы, вызываемые падением цен на нефть, оборачиваются кризисами и для белорусов.
Соответственно, либеральные экономисты предлагают Беларуси стандартный план реформ: приватизация государственных предприятий (в том числе иностранцами) для обеспечения их рентабельности руками частных собственников, отказ от модели социального государства и приход в социальную сферу рыночной экономики (платные медицина и образование, тарифы ЖКХ по стопроцентной рыночной стоимости), ставка на самозанятость населения и развитие малого и среднего бизнеса вместо концернов-гигантов, привлечение финансовой помощи МВФ и других западных кредиторов на реструктуризацию экономики, диверсификация экспорта за счёт нормализации политических отношений со странами НАТО и Евросоюза.
К чему приведёт этот стандартный план либеральных реформ, наглядно видно по опыту Прибалтики и Украины. Переориентация постсоветских экономик на западные рынки приводит не к диверсификации экспорта, а к тому, что связи с российским рынком рвутся, а на рынки Евросоюза восточных производителей никто не пускает. Приватизация советских предприятий (преимущественно иностранцами) в случае Прибалтики привела не к обеспечению их рентабельности и выживаемости в рыночной экономике, а к банкротству и уничтожению. Увольнение сотен тысяч людей с закрывшихся фабрик и заводов при одновременном уходе государства из социальной сферы в белорусском случае означает социальный коллапс, повальное бегство населения из страны и вымирание нации.
Беларусь уже отказалась от шаблонной «шоковой терапии» в 1990-е годы; едва ли белорусское общество и государство согласятся на либерализацию экономики сегодня. Тем более что перед глазами у них результат «шоковых» преобразований по рецептам МВФ в соседних Украине, Латвии и Литве.
Альтернативным путём для белорусской экономики является интенсификация участия в создании «Большой Евразии»: интеграционных проектах в рамках ШОС, ЕАЭС, Союзного государства и Экономического пояса Шёлкового пути.
«Что касается экономичной идентичности, то Беларуси предназначено оставаться экспортноориентированной страной. Это значит, что ей нужно вести переговоры и с Западом, и с Востоком, чтобы обеспечить эти рынки своими товарами, точнее, обеспечить какое-то место для своих товаров на этих рынках. Для этого нужен и политический, и экономический торг — одним только качеством товара тут ничего не добьёшься. Ведь когда все соседи — и на Западе, и на Востоке — являются членами Всемирной торговой организации, то белорусским корпорациям придётся конкурировать на глобальном уровне — а это невозможно, — говорит российско-белорусский политолог, доцент МГИМО Кирилл Коктыш. — Какие-то возможности для этого имеются на евразийском направлении, но это тот торг, который надо начать — и начать немедленно. Потому что через год делать там белорусам будет нечего, когда четыре свободы — свобода передвижения услуг, товаров, финансов и людей — будут имплементированы окончательно. Тогда белорусские корпорации потеряют все шансы доминировать на евразийском пространстве»