[45].
Своевременное участие в евразийских интеграционных проектах откроет Беларуси стремительно растущие азиатские рынки — Китая, Индии, Казахстана. При этом сохранится традиционно главный рынок сбыта — российский, поскольку Россия также является непосредственным участником проектов ШОС, ЕАЭС и ЭПШП. За счёт привлечения финансовых и технологических ресурсов своих стратегических партнёров на востоке Беларусь сможет провести модернизацию крупной промышленности и совместно с Россией провести диверсификацию экономики, совместно избавившись от чрезмерного влияния на неё внешней конъюнктуры.
В любом случае при всех структурных проблемах социально-экономической сферы у Беларуси сохраняется фундамент и потенциал для развития, которые в будущем позволят стране стать региональным лидером Восточной Европы.
Беларусь сохранила самое главное — людей. Последние несколько лет в стране рост населения, рождаемость превышает смертность, сальдо миграции — положительное. С 1996 года в Беларуси сохраняется миграционный прирост: жить и работать в страну приезжает больше людей, чем уезжает.
Уровень зарегистрированной безработицы в стране — 0,8 %. Рабочие места есть. Среднестатистический белорус имеет возможность трудиться на условном заводе по производству телевизоров и получать при этом полный социальный пакет от государства, а не уезжать гастарбайтером в Англию и Ирландию, как это вынужден делать его литовский или латышский сосед. В белорусском случае проблема с советскими индустриальными предприятиями состоит в необходимости их переоснащения и обеспечения заказами, а не в том, что эти предприятия были уничтожены под корень и восстановлению не подлежат.
Экономическая модель стран Прибалтики, в отличие от белорусской, никаких перспектив не имеет и реформированию не подлежит. Эмиграция из балтийских стран достигла таких масштабов, что лишила эти страны будущего. Для развития экономики в Латвии и Литве (к Эстонии в силу её ориентации на Финляндию и близости к Санкт-Петербургу это относится в меньшей степени) элементарно нет людей. Страны Балтии утратили человеческий потенциал, выдворив на заработки в Западную Европу половину трудоспособного населения. Это население в абсолютном большинстве своём на родину не возвращается и, по всем социологическим опросам, не намерено возвращаться.
Разрушив промышленность, власти Литвы, Латвии и Эстонии провозгласили о переходе их стран в качественно новую стадию развития — постиндустриальную экономику, экономику знаний, в которой основной сегмент экономики составляет сфера услуг. Что это за услуги в прибалтийском случае? Банковский сектор, розничная торговля, посреднические операции, гостиницы, рестораны…Американский экономист Джефф Фоу метко назвал такую экономическую модель экономикой прислуги.
Развиваться, как она развивалась в середине 2000-х годов, когда страны Балтии за высокие темпы роста без доли иронии именовали «балтийскими тиграми», прибалтийская экономика прислуги больше не может.
Дешёвые скандинавские кредиты в Литву, Латвию и Эстонию уже не придут, потому что там больше нет того потребительского рынка и того социального оптимизма, под которые в эти страны шёл заёмный капитал из богатых стран ЕС.
Перейти к постиндустриальной экономике в том смысле, который либеральные энтузиасты вкладывают в это слово: инновационной экономике, экономике знаний, страны Балтии не могут по всё той же причине — из Прибалтики повально бегут люди. Прежде всего молодые люди, которые в лучшем случае улетают из родных Вильнюса или Риги, получив там диплом о высшем образовании, а в худшем «валят» в Западную Европу сразу по достижении совершеннолетия.
В Беларусь молодые люди приезжают — чего стоит только парк IT-технологий, состоящий из молодых программистов, переехавших жить в Минск. А какая может быть инновационная экономика в Литве, если девять из десяти литовских школьников старших классов заявляют, что уедут из Литвы?
Восстановление независимости Эстонии, Латвии и Литвы пришлось на пик популярности теории постиндустриального мира, согласно которой в самых успешных и развитых странах должно происходить отмирание реальной экономики: перенос промышленности и сельского хозяйства в страны «третьего мира», роботизация оставшегося производства и перевод основной массы трудоспособного населения в экономику услуг. Вдохновлённые этой концепцией, прибалтийские элиты избавлялись от «советских монстров»: разрушали фабрики и заводы, а их работников отправляли в малый бизнес, торговлю, а чаще всего — в эмиграцию.
Спустя четверть века глобальная мода повернулась на 180 градусов. Президент США Дональд Трамп в инаугурационной речи говорит о «проржавевших заводах», которые «разбросаны по стране там и сям, как надгробия» и далее обещает американцам, что «мы построим новые дороги, шоссе, мосты, аэропорты, тоннели и железнодорожные пути через всю нашу прекрасную страну».
В Прибалтике все десятилетия после восстановления независимости говорили, что промышленность можно и нужно было разрушить, что «советские монстры» не выдержали глобальной конкуренции, как и люди, которые на них работали; а раз не выдержали, «не вписались в рынок», то так им, лузерам, и надо. Всех, кто был с таким социал-дарвинизмом не согласен и пускал слезу по разрушенным фабрикам и заводам, презрительно называли «совками». Теперь получается, что к власти в США пришёл (и стал хозяином Прибалтики) «совок».
«Конкурентоспособность промышленности должна быть центральной темой политической повестки дня Европейского совета, который соберётся в марте 2014 года. Сегодняшним начинанием комиссия даёт чёткий знак, что, если мы ходим создать новые рабочие места, нашу экономику неизбежно нужно снова индустриализовать и модернизировать», — заявил в конце 2013 года комиссар ЕС по вопросам промышленности и предпринимательства Антонио Таяни.
Стратегическое развитие Евросоюза в будущем будет определять так называемый «план Юнкера» — инвестиционный проект Еврокомиссии в 315 миллиардов евро, которые будут вложены в развитие реальной экономики ЕС: развитие инфраструктуры, включающее в себя строительство дорог, углубление русла рек, строительство или модернизацию электростанций, включая атомные, создание новых промышленных производств.
Для Прибалтики «план Юнкера» разрушает все их представления о том, как должно развиваться «прогрессивное человечество». Постсоветские четверть века они крушили реальный сектор экономики как «наследие оккупации» и развивали сферу услуг, чтобы «быть настоящими европейцами», а теперь настоящие европейцы переходят к индустриальному возрождению.
Реальный сектор снова приоритет, и странам Балтии надлежит его возрождать. А как они будут его возрождать, если Прибалтика стремительно превращается в богадельню — трудоспособное население уезжает на Запад? Крупные инвесторы в Прибалтику больше прийти не могут, потому что в этих странах критически сжался рынок труда — на построенных ими заводах некому будут работать.
Повышать людям зарплаты до уровня западноевропейских и иными способами стимулировать их оставаться на родине прибалтийские власти не могут. Они находятся в тупике: если зарплаты в Литве, Латвии и Эстонии будут на уровне богатых стран ЕС, то в Прибалтику незачем будет идти иностранным инвесторам, жаждущим дешёвой рабочей силы, а если они будут на нынешнем уровне, то люди будут уезжать в Германию, Швецию и другие богатые страны и работать в Прибалтике так или иначе будет некому.
«Экономическая модель Восточной Европы изначально подразумевает, что уровень жизни там должен оставаться примерно в два раза ниже, чем в развитых странах. Без этого она теряет свою привлекательность. А если во время циклического подъёма их всё-таки выносит выше, то потом неизбежно наступает кризис, застой и откат назад, потому что они не могут вернуться к росту, пока не восстановят свое отставание, — пишет аналитик Московского центра Карнеги Максим Саморуков. — За два с половиной десятилетия, которые прошли со времён перехода Восточной Европы от плана к рынку, ни одна из стран региона так и не смогла решить базовой проблемы, которая снижает эффективность их экономик и не позволяет догнать развитый мир. У восточноевропейских государств до сих пор не получилось создать национально ориентированный предпринимательский класс, который был бы заинтересован в долгосрочных инвестициях на родине»[46].
Возможным выходом из тупика для стран Балтии мог бы стать завоз гастарбайтеров с востока — из той же кризисной Украины. Но особенности европейской интеграции и этот сценарий делают нереальным. Во-первых, в условиях открытых границ и единого европейского рынка труда гастарбайтеры при первой возможности уедут в Западную Европу вслед за коренным населением, как это уже сделали беженцы из Азии и Африки, распределённые в Латвию и Литву по квотам Еврокомиссии.
Во-вторых, даже если в Прибалтике будут работать возрождённые фабрики и заводы, то куда они будут поставлять свою продукцию, если все западные рынки заняты, а извлечь выгоду из создания «Большой Евразии» Прибалтика неспособна, поскольку она органически неспособна к нормальным отношениям с восточной соседкой Россией?
Сегодня Литва, Латвия и Эстония подходят к логическому завершению долгого пути по разрушению ими экономического сотрудничества с Россией, на который они вступили ещё в перестройку. Вслед за разрывом кооперационных связей, уничтожением предприятий — смежников с российскими, отмежеванием от России визовым режимом и борьбой за «обретение энергетической независимости» последовало лишение своей сельскохозяйственной продукции российского рынка сбыта в результате призывов к санкциям против России и катастрофическое падение грузооборота прибалтийских портов и железных дорог.
Литва стала самой пострадавшей от российских контрсанкций страной ЕС: согласно Департаменту статистики Литвы, литовский экспорт в Россию в 2015 году снизился на 38 %. Грузооборот таллинского порта сократился на 21 % по итогам 2015 года и на 16 % за первый квартал 2016 года. Грузооборот рижского порта за первые месяцы 2016 года упал на 14 %. В целом грузооборот морских портов Прибалтики по итогам 2016 года снизился на 7 %. Почти все эти грузы идут с территории либо на территорию Евразийского экономического союза. При этом в порту одной Усть-Луги в Ленинградской области г