Во-первых, латышей и эстонцев немцы действительно призывали принудительно и большинство из них дезертировали из Вермахта при первой возможности, но костяк воинских формирований составляли добровольцы — убеждённые националисты, верившие, что победа Адольфа Гитлера принесёт их странам независимость.
Во-вторых, забритые в армию Третьего рейха призывники имели право выбирать, где им служить: на строительстве защитных сооружений, в обслуживающем персонале у немцев или в национальных формированиях СС. Основная масса призывников выбирала Латышский легион и Эстонскую дивизию СС.
Так что большинство участвовавшего во Второй мировой войне взрослого мужского населения стран Прибалтики воевало на стороне Гитлера.
Прибалтийские коллаборационисты занимались массовыми преступлениями на территории других советских республик, включая, кстати, Беларусь. «В начале мая мес. (1944 года) в районе деревни Кобылиники в одной из ложбин мы видели около трёх тысяч тел расстрелянных крестьян, преимущественно женщин и детей.
Уцелевшие жители рассказывали, что расстрелами занимались „люди, понимавшие по-русски, носившие черепа на фуражках и красно-бело-красные флажки на левом рукаве“ — латышские СС»[11], — говорится об уничтожении белорусской деревни латышскими легионерами.
Прибалтийские коллаборационисты осуществили карательную операцию «Зимнее волшебство», направленную против партизан севера Беларуси. Тогда, в 1943 году были сожжены сотни белорусских деревень, убиты тысячи мирных жителей[12].
Кроме всего вышеперечисленного, было ещё участие в геноциде цыган, сожжение заживо польских офицеров в Подгае, участие эстонских и латышских полицаев в блокаде Ленинграда.
Но о признании ответственности за эти преступления в странах Прибалтики и речи не идёт. Литва, Латвия и Эстония не могут нести никакой ответственности, а «патриоты» этих стран, боровшиеся за их независимость, не могут быть поставлены на одну доску с нацистскими преступниками, потому что они не были сторонами конфликта.
Их трагедия была в том, что они боролись за независимость своей страны под чужим флагом, и не их вина, что на этом флаге была нацистская свастика. За все преступления, совершённые под этим флагом, должны отвечать только немцы, тогда как литовцы, латыши и эстонцы — это невинные жертвы трёх оккупаций, равно пострадавшие от двух равно преступных тоталитарных режимов.
Такое понимание своего прошлого — закономерное следствие восточноевропейского виктимного национализма, когда народ отказывается от всякой ответственности за своё прошлое, настоящее и будущее, и в любой ситуации выставляет себя жертвой больших и сильных.
Такой вот контраст: белорусский народ-победитель и прибалтийские народы — «жертвы оккупаций».
Этот контраст оказался настолько велик, что, несмотря на последующие 45 общих лет в составе СССР и схожую социально-экономическую ситуацию в послевоенный период, Беларусь и Прибалтика окончательно перестали быть одним регионом — слишком разные пути в Великую Отечественную войну прошли их народы.
После Великой Отечественной войны Беларусь и Прибалтийские республики формируются в своих нынешних границах. К Белорусской ССР отходят все белорусские территории Польши, кроме Подляшья. Литовская ССР подтверждает получение от Сталина части Виленского края со своей исконной столицей Вильнюсом, а вдобавок получает немецкий припортовый город Мемель, переименованный в Клайпеду. Окончательно ликвидируется немецкое влияние в юго-восточной части Балтийского региона: территория Восточной Пруссии разделяется между Польшей и Советским Союзом. К Польской Народной Республике отходят Поморье, Вармия и Мазуры с Гданьском и Ольштыном, Литовской ССР Кремль отдаёт Мемель/Клайпеду, а пограничная с Литвой часть Восточной Пруссии к западу от Немана во главе с Кёнигсбергом передаётся РСФСР — сегодня это Калининградская область России.
Такая геополитическая конфигурация в этой части региона Балтийского моря сохраняется по сей день.
После войны происходит восстановление разрушенных западных республик СССР. Западная Беларусь и Прибалтика входят в общую народно-хозяйственную систему Советского Союза и переходят к социалистической экономике.
Уничтожение хуторов вызывало ожесточённое сопротивление собственников на селе: это вылилось в партизанское движение «лесных братьев» — националистического подполья, уходившего в леса бороться против коммунистов и терроризировавшего местное население, которое они считали предателями за согласие жить под властью Советов.
При этом в Западной Беларуси движение «лесных братьев» было гораздо слабее, чем в Латвии и Литве, хотя после Первой мировой войны эти регионы в равной степени равное время развивались без социализма.
Соответственно, в Белорусской ССР после войны не было таких масштабных депортаций местного населения в отдалённые регионы СССР за Уралом, какие были произведены в Прибалтийских республиках в 1949 году. В том числе поэтому в Беларуси, в отличие от Литвы, Латвии и Эстонии, не сформировалось мощной социальной базы антисоветского движения.
Другая важная причина того, что белорусское общество до самого распада СССР оставалось исключительно лояльным Советскому проекту, тогда как у прибалтийских народов были очень сильные антисоветские настроения, заключается в немногочисленности белорусской эмиграции на Запад на завершающем этапе Второй мировой войны.
Из других стран Восточной Европы (особенно из прибалтийских республик ССР) в Западную Европу, а затем Северную Америку вместе с немецкой армией бежали сотни тысяч местных жителей, не приемлющих социализма и зачастую бывших коллаборационистами и соучастниками преступлений гитлеризма. В случае Литвы, например, при населении республики в 3,5 миллионов человек в Северной Америке проживало 712 тысяч литовцев — огромная цифра для небольшого народа.
На родине у иммигрантов остались родственники и друзья, и советские власти в общем сквозь пальцы смотрели на контакты прибалтийского населения с их беглецами за океан.
Более того, в годы холодной войны политические иммигранты нередко становились участниками в играх спецслужб.
Самые яркие примеры — это две знаковые политические фигуры современной Литвы: лидер антисоветского движения («Саюдиса») и первый фактический руководитель постсоветской Литвы Витаутас Ландсбергис и экс-президент Литовской республики Валдас Адамкус.
Отец основателя современной Литвы Витаутас Ландсбергис-Жямкальнис был министром коллаборационистского Временного правительства Литвы и двойным агентом НКВД и гестапо. После войны Ландсбергис-Жямкальнис бежал в Австралию вместе с другими нацистскими преступниками, а потом несколько лет оказывал советской разведке неоценимые услуги по поимке оных, за что в 1959 году ему было позволено вернуться в Литву.
Сын Ландсбергиса-Жямкальниса хоть и числился пианистом и музыковедом, параллельно с музыкальной и научной делал ещё одну карьеру в качестве агента КГБ. В годы перестройки именно вторая карьерная линия вывела Витаутаса Ландсбергиса в лидеры антисоветского сопротивления.
Юный уроженец Каунаса и будущий президент Литвы Валдас Адамкус в 1944 году служил добровольцем в одной из дивизий вермахта. После разгрома Третьего рейха бежал в Америку, где отслужил в военной разведке и сделал карьеру государственного служащего. С 1972 года Адамкус ежегодно посещал Литовскую ССР в рамках международных программ по организации экологического мониторинга и взаимного экологического контроля, а ещё на общественных началах организовывал в США стажировки для представителей научных учреждений Литовской ССР.
Едва ли советские комитетчики могли не знать о прошлом и настоящем «посла доброй воли», тем не менее Адамкус каждый раз беспрепятственно попадал на территорию Советского Союза, из чего следует, что он был важным связующим звеном в шпионских играх КГБ с ЦРУ.
В Белорусской ССР подобных историй почти не было, потому что не было большой антисоветски настроенной белорусской диаспоры политических эмигрантов.
Прибалтийские республики в позднем СССР рассматривались как «наш маленький Запад», который из всех территорий Союза максимально приближен к Западу настоящему, и в части человеческих связей с жителями капиталистического мира, и в части уровня потребления, и в части либерализма и личных свобод.
Беларусь же воспринималась как часть «восточнославянского блока» — ядра СССР из русских, украинцев и белорусов, на которых держался весь Советский Союз.
Из 15 советских республик больше производили, чем потребляли, только две — РСФСР и Белорусская ССР. Кроме этого, была еще Украинская ССР, которая по производству и потреблению почти выходила «в ноль». Только эти три республики (и то — Украину с натяжкой) и можно считать донорами Советского Союза.
Валовой внутренний продукт на душу населения в год в РСФСР составлял 17,5 тысяч долларов, а потребление на одного человека в год — 11,8 тысяч долларов. Куда ежегодно девались оставшиеся 5,7 тысяч? Для ответа на этот вопрос достаточно посмотреть на показатели других республик.
Советская Литва в год на одного человека производила продукции на 13 тысяч долларов, а потребляла на 23,3 тысячи. Откуда брались лишние 10,3 тысячи? Из инвестиций союзного Центра в литовские дороги, всеобщую газификацию, электрификацию, мелиорацию и атомную станцию.
Аналогичная ситуация была в соседней Латвии: подушевой ВВП в Латвийской ССР был 16,5 тысяч долларов, а потребление — 26,9 тысяч. Откуда недостающие 13 тысяч долларов? От триединого русского народа, усилиями которого в Риге была на прилавках копчёная колбаса, а в российской и белорусской глубинке выстраивались длинные очереди за хрящами.
Эстонская ССР производила в год продукции на 15,8 тысяч долларов, а потребляла на 35,8 тысяч долларов — разница более чем в два раза. Излишек обеспечивали всё те же самые «советские оккупанты».