Глава 3«Бог печали». Шизотипический подросток
Несмотря на все внимание СМИ к школьной стрельбе, мало кто говорит о проблеме психоза. Однако, как мы увидим, значительная доля школьных стрелков — психотики. Прежде чем мы продолжим, следует сказать несколько слов о психозе, потому что его часто неправильно понимают. Обыватели думают, что больные с психозом совершенно не от мира сего. Воображают неухоженных людей, которые бормочут себе что-то под нос на углу улицы, совершенно потеряв связь с реальностью и не в силах функционировать в обществе. Это обманчивая картина. Психотики могут вести активную жизнь. Например, книга (и фильм) «Игры разума» рассказывает о Джоне Нэше, математике с шизофренией, который получил Нобелевскую премию. Он слышал голоса и верил, что они из открытого космоса; еще он планировал стать императором Антарктиды. Тем не менее он был гением, был женат и преподавал в университете. Важно понимать: школьные стрелки могут ходить в школу, делать домашнюю работу, играть в спортивных командах и все же быть психотиками.
Что же конкретно значит термин «психотик»? В общем смысле он относится к «потерявшим связь с реальностью». Однако человек может сохранить связь в большинстве областей и потерять в нескольких конкретных. Две главные проблемы психотиков — галлюцинации и бред.
Галлюцинации — это сенсорный опыт, не основанный на реальных событиях. Хотя чаще всего имеются в виду слуховые галлюцинации «несуществующие голоса», их можно испытывать любым из пяти органов чувств.
Бред — это ложные убеждения, которые не поддаются коррекции. У школьных стрелков распространены два типа бредовых убеждений: бред величия и параноидный бред.
Несколько стрелков верили, что они экзальтированные фигуры или богоподобные создания. Другие верили, что им хотят навредить или даже убить люди, боги, демоны или чудовища.
Психотические симптомы необязательно постоянны или мешают жить. На самом деле одна из трагических черт школьных стрелков — их умение прятать психотические симптомы так, что взрослые не знали, через что они проходят. Пряча психозы, стрелки лишались лечения, которое помогло бы им поддерживать безопасное поведение.
Хотя психотические симптомы присущи самым разным расстройствам, стрелки-психотики из этой книги страдали от таких сильных расстройств, как шизофрения или шизотипическое расстройство личности. Иногда эти диагнозы относят к расстройствам шизофренического спектра.
Оба расстройства разъяснятся в подробностях по ходу дела, но сперва необходимы вводные тезисы.
Шизофрения и шизотипическое расстройство личности охватывают широкую гамму психотических симптомов — от странных мыслей и фиксаций до галлюцинаций и бреда. Обычно у людей с такими расстройствами также есть проблемы с созданием и поддержанием отношений. Они слабо выражают эмоции или необычным образом проявляют чувства.
Часто эта проблема приводит к отсутствию контакта и ощущению одиночества.
Загадочный убийца
Дилана Клиболда трудно понять. Хотя людей шокировало то, что Эрик Харрис и Дилан устроили нападение на «Колумбайн», еще больше их потрясло участие Дилана. Эрик был более самодовольным, воинственным и кровожадным. Но Дилан? Дилана часто называли тихим, болезненно стеснительным и миролюбивым. Как может болезненно стеснительный, не склонный к жестокости ребенок стать хладнокровным массовым убийцей?
Отец погибшего в «Колумбайне» школьника сказал о Харрисах и Клиболдах: «Эти родители научили своих детей ненавидеть»{1}. Он полагал, что если человек способен на такое нападение, то его наверняка воспитывали в атмосфере ненависти. И все же есть изобилие доказательств, что Клиболды были благополучной, любящей парой. Как и Эрик, Дилан — из полной семьи, в которой он не подвергался жестокому обращению или насилию. По всем показаниям Дилан был скромным, неуверенным в себе ребенком, но при этом его называли «самым милым и славным пареньком, которого вы только встретите»{2}. Несмотря на скромность, Дилан занимался всем тем, чем занимаются дети, состоял в бойскаутах и Младшей бейсбольной лиге. Его родители настолько не терпели оружия, что в детстве даже не разрешали Дилану иметь игрушечное. Его одноклассник из средней школы говорил: «Дилан — самый мирный человек, которого я знал»{3}.
Как же нам понять Дилана?
Если рассматривать личность Дилана, то частые упоминания о скромности и социальных комплексах намекают об уклоняющемся или тревожном расстройстве. По сути, тревожное расстройство личности — преувеличенная скромность, мешающая в общении. Расстройство сопровождается острыми ощущениями неполноценности, страхом быть отвергнутым и социофобией. Таким образом люди с этими чертами избегают рисков в общении, потому что полагают, что их отвергнут. И все же даже если у Дилана была уклоняющаяся личность, как это объясняет преступное поведение?
Изучив все незаконные действия, которые совершил Дилан, можно прийти к выводу, что он, как и Эрик, был психопатом. В конце концов, Дилан участвовал в том же теракте. Дилана арестовали вместе с Эриком, когда они влезли в фургон и украли инструменты. Дилан участвовал и во взломе школьной компьютерной системы, чтобы узнать комбинации от шкафчиков учеников, которые ему не нравились. За это и за поломку одного из шкафчиков его временно исключали из школы. Дилан вместе с Эриком воровал из школы компьютерное оборудование и участвовал в вандализме. Как говорилось в предыдущей главе, психопаты умеют обманывать и правильно подавать себя. Если Дилан шел по тому же пути, что и Эрик, но его участию в нападении удивились больше, значит ли это, что он был лучше в самопрезентации — что он был более коварным психопатом, чем Эрик?
Другая возможность — что Дилан был психотиком. Однажды он писал: «Когда я в человеческом обличье и знаю, что умру, все приобретает ощущение банальности»{4}. «Когда я в человеческом обличье» — то есть он не всегда был в человеческом обличье? Что он имел в виду? В других отрывках он называл себя богоподобным. Хотя Эрик любил писать на немецком «я Бог», он слишком хорошо понимал, насколько далек от божественности. Однако по цитатам Дилана можно подумать, что он верил, будто достиг божественности. Это просто шутка для своих? Образ речи двух ребят? Или Дилан бредил?
Таким образом, чтобы понять Дилана, нужно проследовать по нескольким зацепкам: черты тревожной личности, психотические симптомы и психопатическое поведение. Более того, нужно разобраться, что за лица он демонстрировал миру, и пролить свет на загадку, как болезненно стеснительный миролюбивый ребенок преобразился в хладнокровного массового убийцу. Для этого нам нужно проникнуть в разум Дилана. Лучший путь — его дневник.
Дневник Дилана обнародовали только в 2006 году. До того не было никакой возможности заглянуть в его внутренний мир. Дневник открывает окно к тем аспектам личности Дилана, которые иначе бы остались неизвестными. Без доступа к его текстам мы бы упустили большую часть его характера, страданий и увлечений. Его дневник заметно отличается от дневника Эрика и содержанием, и стилем. Тогда как Эрик полон нарциссического снисхождения и гнева, Дилан сосредоточен на одиночестве, депрессии, размышлениях и фиксации на поиске любви. Эрик рисовал оружие, свастики и солдат; Дилан рисовал сердечки. Эрик жаждал секса и фантазировал об изнасиловании; Дилан томился по истинной любви.
Расходятся дневники и стилистически. Стиль Эрика внятный. У Дилана — неопределенный, мечтательный, сбивчивый и странный. Текст Эрика четко выражает его гнев, ненависть, презрение, нетерпимость и желание уничтожить человечество. Текст Дилана бессвязный, неорганизованный, полон спутанных предложений и исковерканных слов. У Эрика проблема с мыслями, у Дилана — с мыслительным процессом. Разница в том, о чем думает Эрик, и том, как думает Дилан.
Черты тревожной личности
Дилан непрерывно страдал из-за дружбы и отношений с девушками. Он болезненно осознавал свои проблемы в общении. Он писал о рутине своей жизни так: «Пойти в школу, бояться и нервничать, надеяться, что меня примут»{5}. Он мечтал о том, чтобы его приняли, но чувствовал, что так этого по-настоящему и не добился: «Меня никто не принимает, а я хочу, чтобы меня приняли… я выгляжу странно и веду себя застенчиво — БОЛЬШАЯ проблема»{6}. Для подростков обычное дело беспокоиться о том, нравятся они другим или нет, но социофобия Дилана дошла до предела. Он писал: «Я вижу, насколько отличаюсь (а кто не отличается, скажете вы), но я совсем на другом уровне отличия, чем все остальные»{7}. Более того, он верил, что если бы люди знали, насколько он отличается, то его бы отвергли или даже наказали: «Я знаю, что отличаюсь, но боюсь сказать обществу. Я не хочу столкнуться с тем, что меня отвергнут или накажут»{8}.
Особенно безнадежно он смотрел на отношения с девушками. Он замечал: «Не знаю, почему я неправильно веду себя с людьми (в основном девушками) — они как будто вместе решили меня ненавидеть и пугать, я никогда не знаю, что сказать или сделать»{9}. В другом месте он писал о девушках так: «Я знаю, что никогда не буду с ними»{10}.
Сильная закомплексованность Дилана особенно удивительна потому, что он не был одиночкой. Он нравился многим, как парням, так и девушкам, и участвовал во множестве социальных активностей. Работал с компанией лучших друзей в пиццерии, ходил с друзьями на боулинг, снимал с друзьями кино и участвовал в лиге фэнтези-бейсбола из двенадцати человек. Его социофобия появилась не из-за неприятия со стороны сверстников.
Точно так же его страхи из-за своего места в компании появились не из-за насмешек или издевательств. Нигде в дневнике он не жалуется, что к нему пристают качки или кто-то еще. На самом деле если он и писал о спортсменах, то с завистью: «Я вижу, что у них веселая жизнь, друзья, они ЖИВЫЕ»{11}. В другой записи он говорил: «Я ненавидел их [спортсменов] счастье»{12}. В обоих этих отрывках он выражал зависть к спортсменам из-за того, что считал более полноценным счастьем, успехом в жизни: развлечения, друзья и женщины. Они вели ту жизнь, которой хотел жить он. Вот ключевой момент. Если он и чувствовал враждебность к качкам, то как минимум отчасти из-за зависти. В дневнике он никогда не жалуется на плохое обращение со стороны школьников. Его трудности в общении — результат его неуверенности в себе и слабых социальных навыков, а не издевательств или отвержения.
Одиночество и чувство неполноценности Дилана привели к сильной депрессии и самоубийственным склонностям, о чем он неоднократно пишет в дневнике. В одном месте он писал: «Я в вечных страданиях — в бесконечных направлениях в бесконечных реальностях»{13}. В другом месте он сказал: «О-о-о боже я та-а-ак я хочу умереть… я чувствую себя таким унылым отчаянным одиноким безнадежным… нечестно, НЕЧЕСТНО!!! Подытожим мою жизнь… самое жалкое существование в истории мира»{14}.
Переживания Дэвида иногда выливались в самовредительство — он себя резал. Он писал: «Сегодня ночью я был мистером Резаком — у меня на правой руке 11 депрессионов и мой любимый символ контраста»{15}. Для Дилана это поведение могло стать выражением ненависти к себе или самоуничижения — признаков сильной депрессии. Он писал: «По-моему, мое существование — говно»{16}. Мало того, что его существование было «говном», еще Дилана беспокоило, что он не может угнаться за другими людьми. Он писал: «Достижения других — торментация»{17}. Его мучил тот факт, что люди вокруг достигали того, чего он достичь не мог.
Как справляться с ошеломительными страхами, депрессией и одиночеством? Если не можешь выдержать требования жизни, одно из решений — устраниться из реальности во внутренний мир фантазий и собственных смыслов. Иногда люди с тревожными личностями так плохо справляются с требованиями взросления, что их дееспособность падает. Похоже, так и случилось с Диланом. Этот упадок и подводит нас к разговору о более серьезном расстройстве личности.
Черты шизотипической личности
Шизотипическое расстройство личности можно назвать сочетанием крайней социальной неполноценности и проблем с мышлением. В социальном плане такие люди испытывают серьезную застенчивость, комплексы и дискомфорт. Они могут общаться с другими, но слишком не уверены в себе и живут в хроническом страхе быть отвергнутым, часто вплоть до паранойи. Они мечтают о дружбе и близости, но лишены способности образовывать эмоционально удовлетворительные отношения. Это похоже на тревожное расстройство, но в более тяжелой форме.
К тому же им свойственны странные мыслительные процессы. Среди когнитивных отклонений могут быть индивидуальные особенности речи — как неправильное употребление или выдумывание слов, так и странное или отрывистое мышление. Еще они склонны к психотическим симптомам в легкой форме — например, верят во что-нибудь странное или увлечены причудливыми занятиями. Часто им трудно отделять реальность от фантазии.
Первое, что мне бросилось в глаза в тексте Дилана, — его стиль речи. Это может показаться незначительным аспектом, но речь — важный этап психологической оценки, потому что она проливает свет на мыслительные процессы человека (если принимать в расчет возраст, образование и владение языком). Хотя обычно термин «психоз» относится к разрыву связи с реальностью, может он означать и сумбурные мысли.
На одной из первых страниц дневника, до начальной записи, Дилан написал слово «infinency» (бесконечие). Это привлекло мое внимание, потому что такого слова не существует{18}. Читая дальше, я находил все больше и больше примеров несуществующих слов: «depressioners» (депрессионеры), «un-existable» (несуществленец), «tormentations» (торментации), «existor» (экзистор), «perceivations» (персивация){19}.
Странное применение слов — именно то коверкание языка, которое можно наблюдать у шизотипиков. Например, такой человек скажет: «Сегодня на работе я был не очень разговорибелен»{20}. Может, смысл и понятен, но такого слова нет. Это не полная выдумка, а дополненная форма существующего слова. Именно такую ошибку и делал раз за разом Дилан.
Еще Дилан коверкал язык, неправильно употребляя слова. Чаще всего это происходило со словом «halcyon» — обычно это прилагательное в значении «спокойный» или «мирный». Дилан то и дело ошибается, употребляя его в качестве существительного в предложениях со странным строением: «Мы доказали судьбе, что мы плоть от плоти чистоты и гальциона»{21} и «все наши с ней воображаемые гальционы и чистые существования»{22}.
Третья черта Дилана — странное строение предложений. Два ярких примера — неправильное употребление местоимения «me»: «me is a god» (вместо «I am god» — «Я бог»){23} и «почему эти зомби достигают того, чего хочу я [me]?»{24} Его употребление «me» вместо «I» определенно выглядит странно. Он говорит так, будто впал в детство.
Дилан демонстрировал и другие признаки бессвязности мышления, кроме коверканья языка, ему была свойственна склонность к паранойи. Дилан писал: «Клянусь — я как будто пария и все сговорились против меня»{25}. Через несколько месяцев он писал: «Меня всегда ненавидели все и вся{26}. Все, кого я мог любить, бросили меня, родители меня бесят и ненавидят»{27}. В тот же день он написал: «Меня обманывает и уничтожает все вокруг»{28}. Эти заявления опровергаются не только другими людьми, но и самим Диланом. В ранней записи в дневнике среди светлых моментов в своей жизни он называл «хорошую семью»{29}. Но из-за бесконечных размышлений он погряз в ощущении, словно его все бросили, ненавидят, словно против него настроен весь мир.
Через несколько дней после того, как его поймали за кражу из фургона, Дилан написал, что «общество сжимает на мне свою хватку»{30}. Если предположить, что это относится к аресту, похоже, он видел его не естественным последствием нарушением закона, а очередным наказанием со стороны общества. В тот же день он написал: «Зомби и их общество сплотились и хотят уничтожить то, что лучше их»{31}. Словом «зомби» Дилан называл всех, на кого смотрел свысока, то есть практически всех, кроме себя с Эриком. Похоже, он верил, что общество плетет против него заговор.
Также, похоже, Дилан верил, что его карает Бог. После жалоб на потерю двух вещей (причем позже он их нашел) и утраты 45 долларов Дилан написал: «С какого хрена он такой УРОД??? (Бог или кто там заправляет этой херней). Он меня прокидывает по-крупному и очень бесит»{32}. Таким образом, даже пустячные происшествия Дилан приписывал злотворному влиянию какого-то существа, которое управляло его жизнью.
Еще одной необычной темой Дилана были его отношения с обществом. По его ощущениям, он отличался настолько, что стоял особняком от общества: «Люди похожи между собой; я — другой»{33}. Его чувство отчуждения было таким сильным, что он переживал не просто из-за ощущения, будто он не обычный человек, а и из-за ощущения, что он вообще не человек. Он писал, что «создан человеком без возможности БЫТЬ человеком»{34}. Он чувствовал себя настолько аутсайдером, настолько другим, что не мог функционировать как человек. Таким образом, Дилан воспринимал себя в отрыве от людей в целом.
Еще Дилан был оторван от человечества в том смысле, что был отделен и от собственной человечности. Он писал о себе так, будто между его личностью и человеческой природой произошел некий фундаментальный раскол. Этот раскол «я» — один из самых причудливых моментов в его дневнике: «Интересно, как/когда мне так запороло разум и бытие, вопрос: когда Дилана Беннета Клиболда накрыло это существо с телом Дилана»{35}.
Здесь он писал о себе в третьем лице, что предполагает точку зрения со стороны. К тому же цитата обозначает раскол между личностью (Дилан Беннет Клиболд) и какой-то сущностью с телом Дилана. Этот странный запутанный пассаж предполагает, что в своем представлении он на самом деле не был собой — что бы это ни значило. Дальше в той же записи он говорил: «У меня нет истинной человеческой натуры, как была у Дилана»{36}. Он пишет так, будто он — не Дилан, будто он существует в отрыве от Дилана. Это ощущение расколотой личности — «я», «отброшенного» от собственной человечности, — проходит через дневник красной нитью.
Размышляя, стоит ли позвонить девочке, которая ему нравилась, он писал: «Звонить ей — это состояние человечности»{37}. Во-первых, снова странное построение фразы и использование слов. Во-вторых, похоже, он хочет сказать, что позвонить ей — это человеческий поступок, словно сам он — не человек. Через два предложения он написал: «У моей человечности фут-фетиш»{38}. И снова он писал так, будто не у Дилана фут-фетиш, а у его отброшенной человечности, которая не входит в его истинную личность. Позже в документе, написанном незадолго до нападения, он сказал: «Ладно, это мое завещание. Это человеческий поступок, но и хрен с ним»{39}. Это предполагает, что, даже представляя себя нечеловеком, он все-таки понимал, когда совершает типичные человеческие поступки — например, когда пишет завещание. Точно так же при размышлениях насчет звонка девушке Дилан писал: «Что-то не дает мне ей позвонить, человеческая сторона ставит стену, чтобы помешать позвонить»{40}.
Портрет шизотипического расстройства от доктора Теодора Миллона включает и чувство отстранения от самого себя, как у Дилана: «Настоящее „я“ личности обесценивается и теряет смысл, откалывается, отбрасывается»{41}. В дневнике Дилана видно, как он отколол и обесценил свое человеческое «я». Миллон называет это «постоянным отрешением или отречением от себя»{42}. Дилан явно позиционировал себя отстраненным от собственной личности и отрекался от человечности. Еще Миллон пишет, что шизотипики «могут словно попасть в ловушку некой силы, которая не дает им реагировать на других или проявлять к ним эмпатию»{43}. Это видно в замечании Дилана о том, что человечность мешает позвонить девушке. Формулировки Дилана на эту тему удивительно похожи на описание шизотипического опыта данного Миллоном.
В тему бесчеловечности вплетается тема Бога. Здесь мы возвращаемся к первой цитате Дилана, намекнувшей на бредовое свойство его мышления: «когда я в человеческом обличии». Оказывается, поскольку Дилан не мог обрести успех в реальном мире, он создал себе такой мир, где он то богоподобен, а то — сам Бог. 21 мая 1997 года он находился только на уровне Бога: «Я БОГ в сравнении с некоторыми из этих несуществабельных безмозглых зомби. И все же мне интересны их поступки, как ребенку — новая игрушка»{44}. Он позиционировал себя Богом, взирающим на человечество свысока, с улыбкой или любопытством. Возможно, это был его способ справиться с экстремальным ощущением, что он не «нормальный» человек. Защитой Дилана против страха быть аутсайдером — быть аномальным — стало превращение статуса аутсайдера в преимущество, словно он выше обычных людей. Например, он воображал, что человечеству не хватает его высших знаний: «Пусть человеки страдают без моего знания всего и вся»{45}.
Однако 5 сентября 1997 года он уже писал: «Я есть бог — бог печали»{46}. 3 ноября он был безутешным богом: «Какой из меня бог… все, кого я мог любить, меня бросили»{47}. 2 февраля 1998 года он утверждал: «Я БОГ»{48}. Со временем Дилан перешел от сравнений себя с Богом к утвердительному заявлению, что он Бог. Дилан создал альтернативную версию реальности, где другие люди — зомби, а он — высшее существо.
В одной видеозаписи Дилан сказал: «Я знаю, что у нас будут последователи, потому что мы прям как хреновы боги. Мы не совсем люди — у нас человеческие тела, но мы эволюционировали на ступень выше вас, гребаное человеческое говно»{49}. Таким образом, хоть он и признавал, что у него человеческое обличие, верил он, похоже, в то, что эволюционировал дальше. Комментарии Дилана иллюстрируют шизотипическую тенденцию удаляться от реальности в миры фантазий собственного авторства.
Дневник Дилана разоблачает и другие грани шизотипической личности. Исследователи выявили, что у таких людей бывают необычные сексуальные фиксации или проблемы с сексуальным развитием{50}. Пассажи из дневника показывают не только то, что у Дилана не получалось контактировать с девушками в эмоциональном или сексуальном плане, но и что он боролся со своими сексуальными позывами и фиксациями, в том числе порнографией, фут-фетишем и бондажом. (Мы видим перепутанный порядок слов во фразе Дилана «и бондажа экстремальная любовь». Мысль донесена, но выражена заметно неловко. Очередной пример беспорядочного мышления.)
Еще одна шизотипическая тенденция, согласно Миллону, — попытка защититься от сильных эмоций. Эти люди часто «стараются „убить“ чувства»{51} попытками вызвать у себя бесчувственное состояние. Точно так же Дилан пытался облегчить страдания, «притупив» эмоции. В одной записи он говорил: «Все мои чувства ушли. Так много прошлой боли одновременно, что мои чувства онемели. Какая красота — ничего не чувствовать»{52}. Здесь мы видим отстранение от эмоционального участия в жизни к спасению в бесчувственности.
Еще Миллон выделяет шизотипическую черту под названием «отмена бывшего». Это процесс, который шизотипики начинают, чтобы покаяться или аннулировать свое поведение, вызывающее у них чувство вины или страха. Дилан явно чувствовал себя виноватым из-за своих порывов и поступков; он разрывался, воплотить их или подавить, и пытался покаяться: «Я что-то делаю, чтобы, типа, „очиститься“ в духовном, каком-то моральным смысле (удаляю wad’ы [уровни игр] на компе), подолгу не бухаю, стараюсь не высмеивать/шутить над другими»{53}. Еще он писал: «Я вечно, бесконечно раскаиваюсь из-за порнухи. У моей человечности фут-фетиш и бондажа экстремальная любовь. Я пытаюсь ее иногда пресечь безрезультатно. Но все же мастурбация прекратилась»{54}.
Дилан чувствовал себя виноватым из-за насмешек над сверстниками. Видимо, ему были неприятны даже жестокие видеоигры. Хоть он и пил, ему это не нравилось. Наконец, похоже, больше всего он стыдился своих сексуальных порывов.
Из-за слабых навыков общения, эмоционального стресса и необычного мыслительного процесса шизотипики известны тем, что кажутся странными. Их странность может проявляться во внешности, плохом уходе за собой, одежде или поведении. Сверстники Дилана отмечали, что он не следит за собой, отмечали его немытые волосы, странную одежду и странное социальное поведение{55}. Интересно, что, хотя и Эрика, и Дилана многие называли «странными», никто не говорил, что Эрик «придурковатый». Дилана же назвали «придурковатым» несколько знакомых и родитель одноклассника{56}. Даже его инспектор по надзору называл его «придурковатым пареньком» с «причудливым чувством юмора»{57}. Дилан явно казался многим странноватым. Это обычная реакция на шизотипическую личность.
Дилан вошел в пубертатный возраст с неполноценными навыками общения и ущербным самовосприятием. Несмотря на сильное стремление к женскому обществу, он почти не ходил на свидания. Он слишком комплексовал, слишком боялся. Он просто не мог удовлетворительно функционировать в обществе. И считал, будто настолько отличается от сверстников, что не может раскрыть им себя настоящего, потому что его обязательно отвергнут. Он был несчастен в своем одиночестве, завидовал тем, кому весело, у кого есть друзья, кто живет на полную катушку, пока он сидел на скамейке запасных и ощущал беспомощность.
Под давлением пубертатного возраста он удалился в собственный мир. Однако страдания это не снизило. Напротив, это могло усугубить отчуждение от людей, сделать его еще более одиноким и депрессивным. Одним из способов справиться было найти того одного, кто его примет, и держаться за него так, словно от этого зависит вся жизнь.
Многие называли Дилана «ведомым»{58}. Один ученик сказал, что если бы Эрик велел Дилану прыгнуть с крыши, то он бы так и сделал{59}. Другой говорил, что любые идеи, которые озвучивал Эрик, скоро можно было услышать и от Дилана{60}. Вдобавок Дилан неоднократно писал в дневнике слово «брошенный» или его вариации. Очевидно, тема брошенности была для него важной. Что это за человек — ведомый? Что за человек переживает из-за того, что его бросят? Тот, кто необычно сильно зависит от других.
В дневнике Дилана есть запись, которая иллюстрирует, насколько он был зависим. Пассаж рассказывает об ощущении утраты, когда его лучший друг начал проводить время с девушкой:
«Если кто-то и понимал, насколько мне грустно… В смысле, мы же были КОМАНДОЙ. Когда мы с ним дружили — ну, я наконец нашел того, кто был почти как я: кто меня ценил и с кем были общие интересы… Теперь, когда он „ушел“, мне так одиноко, без друга»{61}.
Эта запись показывает, как отчаянно Дилан цеплялся за человека. Хоть дружба еще не кончилась, Дилана сокрушил уже тот факт, что его друг проводит время с кем-то еще. Он даже писал: «Я не против убить»{62} девушку из-за страданий, что она ему причинила. Как будто вся жизнь Дилана зависела от одного друга, с которым он объединился. Может ли это отчаяние в поисках друга пролить свет на участие Дилана в массовом убийстве?
Приглядимся поближе к этому кризису дружбы, произошедшему летом 1997 года, между вторым и третьим годом обучения Дилана. Этот друг, похоже, не Эрик Харрис — имя Эрика в дневнике появляется и не зацензурено, но имя этого друга полиция скрыла купюрой (чтобы защитить невинных людей). Также нет свидетельств, что тем летом у Эрика была подружка. Если это не Эрик, то кто?
Похоже, это давний друг Дилана Зак. Запись в дневнике Дилана указывает, что они вместе занимались вандализмом и выпивали. Упоминание о вандализме намекает на хулиганство и кражу, которыми занимались Эрик и Дилан, а Зак — единственный, кто, кроме них, упоминался в полицейских протоколах по этим делам{63}. Зак и Дилан часто вместе выпивали{64}, Зак нашел девушку и летом 1997 года проводил с ней много времени{65}.
Таким образом, похоже, что на июль 1997 года лучшим другом Дилана был не Эрик; это был Зак. Когда же Дилан почувствовал себя брошенным после того, как Зак нашел девушку, он перенес свою привязанность с Зака на Эрика — возможно, даже с удвоенной силой в отчаянной попытке помешать новому расставанию. Это могло бы объяснить наблюдения окружающих о том, что на третий год обучения Дилан не только одевался по-другому, но и казался «мрачнее» или «более странным»{66}. Он начал отождествляться с Эриком.
Возможно, имеет значение, что, хотя до лета 1997 года в дневнике встречаются суицидальные заявления, упоминаний об убийствах до осени того года нет{67}. К этому времени Дилан уже мог привязаться к Эрику и перенять его кровожадные идеи. Точно так же до кризиса дружбы Дилан не писал о своей божественности. Возможно, на него повлияла мания величия Эрика. Впрочем, хотя Эрик знал, что он не Бог, Дилан из-за психоза стал более подверженным бредовым идеям.
Знакомство Дилана и Эрика поднимает важный вопрос: как Дилан — мальчик из частично еврейской семьи, где соблюдали еврейские праздники, — мог связаться с тем, кто приветствовал нацизм? Эрик и Дилан показывали нацистские приветствия, когда выбивали страйк в боулинге. Они кричали либо «Зиг хайль», либо «Хайль Гитлер!»{68}. Публично славить Гитлера попросту странно для человека из семьи, где мать считает себя еврейкой. Хотя, судя по всему, другим людям Дилан говорил, будто его беспокоят неонацистские интересы Эрика{69}, он все же следовал за ним. Это показывает, насколько Дилан отказывался от собственной личности, чтобы стать как Эрик.
Что за человек расстанется с собственной личностью, чтобы стать кем-то другим? Миллон описывает людей с зависимым расстройством личности, чья собственная личность неполноценна и они «полностью сливаются с другим настолько, что в процессе теряют себя»{70}. Может ли это объяснять преображение Дилана? Согласно Миллону, зависимые личности «настолько сливаются и переплетаются, что временами могут вести себя совсем непохоже на себя»{71}. Это явно относится к тому, как Дилан перешел от раскаяния из-за насмешек над сверстниками к их хладнокровному убийству. Еще это объясняет, как человек из наполовину еврейской семьи мог показывать на публике нацистские приветствия. Его собственная личность потеряла значение. Теперь важно было только одно — поддерживать связь с Эриком.
В присутствии Эрика Дилан менял поведение в нескольких отношениях. Тогда как в дневнике Эрика были свастики и упоминания о нацистах, в тексте Дилана все это не появляется. Однако вместе с Эриком Дилан показывал нацистские приветствия. В дневнике Эрика есть расистские и этнические оскорбления, у Дилана — нет. И все же когда Дилан был в школе с Эриком, он делал нетерпимые заявления. В текстах Эрика есть гомофобские комментарии, у Дилана — нет. Но когда Дилан расписался в школьном альбоме Эрика, он напомнил, как они смеялись над «педиками». Эрик говорил, что больше всего ненавидит полицию, и писал об убийстве копов. В дневнике Дилана нет ни слова о враждебности к полиции, но в альбоме Эрика он несколько раз писал об убийстве копов. На сайте Эрика находились насмешливые или снисходительные замечания о ребятах в школе. Дилан в дневнике не потешался над другими; более того, он писал об угрызениях совести из-за насмешек. Однако расписываясь в альбоме Эрика, он сделал несколько шуток о знакомых и с радостью вспомнил, как они приставали к первогодкам. Снова и снова рядом с Эриком поведение Дилана противоречило его истинному характеру.
Как Эрик и Дилан стали командой? Почему Эрик не объединился с кем-нибудь воинственным и агрессивным? Зачем вступать в партнерство со скромным тихим Диланом Клиболдом? Мысль, что «противоположности притягиваются», относится как к браку, так и к дружбе. Эрик был нарциссом, Дилан — закомплексованным и зависимым. Эрик играл роль лидера, соответствующую его эготизму. Эрик сравнил себя с Зевсом, когда сказал, что они с Зевсом любят «быть лидерами»{72}. В другом месте Эрик писал о желании «быть сильным лидером» и о важности лидерского навыка для человека с военными амбициями{73}. Дилану, барахтавшемуся в социальном мире подростков, пришлось привязаться к сильной фигуре. Должно быть, настолько неуверенному в себе человеку это казалось спасением.
Рискуя слишком утрировать, можно сказать, что у Эрика было слишком большое эго для жизни в обществе, у Дилана — слишком маленькое. Эрик переполнялся гневом из-за того, что для него мир недостаточно хорош — не удовлетворял его потребности. Дилан переполнялся гневом из-за того, что он сам недостаточно хорош для мира — не оправдывал ожиданий. Поэтому дневник Эрика полон мыслей об убийстве, почти без упоминаний самоубийства. Однако дневник Дилана полон суицидальных мыслей, почти без упоминаний убийства. Гнев Эрика был направлен на ничтожных людей; гнев Дилана был направлен на ничтожного себя.
Хотя Дилан участвовал в смертоносной расправе, несколько свидетелей показали, что во время нападения он находился в подчинении. Один ученик сообщил, что Эрик говорил Дилану, куда стрелять{74}. Другой отметил, что не только Эрик командовал Диланом, но и Дилан старался «впечатлить» Эрика{75}. Эти наблюдения подтверждают мысль, что Дилан, по сути, исполнял чужие пожелания.
Несмотря на его видимое желание впечатлить Эрика во время нападения, все же произошло несколько интересных моментов. Например, когда парни вошли в школьную библиотеку, девочка услышала, как один из них сказал: «Ты со мной? Мы же это сделаем, да?»{76} Почти наверняка это Эрик обращался к Дилану. Это предполагает, что либо Дилан засомневался насчет продолжения бойни, либо Эрик беспокоился, что Дилан может пойти на попятную.
Более того, хотя тогда из библиотеки они ушли, никого не застрелив, Эрик не щадил никого. Дилан — щадил. Он оскорбил парня по имени Эван, но, когда тот напомнил, что у него никогда не было трений с Диланом или Эриком, Дилан оставил его в живых{77}. В другом случае в библиотеке Дилан наткнулся на своего знакомого Джона. Джон спросил, убьет ли его Дилан; тот ответил: «Нет, чувак. Беги. Просто вали отсюда»{78}. Более того, одной девочке показалось, что Эрик и Дилан поспорили из-за решения оставить Джона в живых{79}. Еще в библиотеке Дилан заметил на полу парня по имени Аарон, приставил к его голове ствол и приказал встать. Аарон не подчинился. Но вместо того, чтобы выстрелить, Дилан оставил его в покое и ушел{80}. Вдобавок в другой части здания Дилан наткнулся на Тимоти — мальчика из лиги по фэнтези-бейсболу, где участвовал Дилан. Они были друзьями; в предыдущем году Дилан ходил к нему на день рождения; за два дня до нападения они разговаривали по телефону. Дилан, не говоря ни слова, ушел{81}.
Таким образом, несмотря на попытки впечатлить Эрика во время нападения, он решил пощадить как минимум четырех человек. Эти эпизоды намекают, что какая-то частичка прежнего Дилана еще была жива, до самого конца. Но если частичка его реального «я» оставалась невредима, как же он мог вообще участвовать в убийстве?
Может, Дилан и вел себя как психопат, но на самом деле был псевдопсихопатом. Для таких людей Миллон предложил термин «бесхребетный психопат». Это может показаться оксюмороном — и в каком-то смысле им и является. Такой человек от природы не нарцисс, не садист, не имеет антисоциальных тенденций. Напротив, он слаб, закомплексован, неполноценен. Более того, он настолько чувствует себя неполноценным, что не может терпеть собственный характер. И вырабатывает психопатическое поведение в попытке преодолеть или компенсировать комплексы. Партнерство с Эриком предоставило Дилану способ справиться со своей неполноценностью, создать сильный внешний образ. Робкий паренек, которому не хватало смелости пригласить девушку на свидание, стал устрашающим массовым убийцей.
Дневник Дилана показывает, что он переживал из-за своего поведения в нескольких сферах. Чувство вины, раскаяние и стыд — не эмоции психопатов. Он писал о своих попытках «очиститься» в «моральном» или «духовном» смысле. В словаре психопата нет слова «мораль». Как нет и слова «духовность». Эрик эти концепции отвергал — вместе с остальными ценностями и цивилизацией в целом. Он одобрял лишь животные инстинкты и естественный отбор.
Различались Эрик и Дилан и в своем отношении к сверстникам. Эрик не только упивался насмешливым снисхождением и свирепой нетерпимостью, но и с удовольствием расписывал, как хотел бы кого-нибудь изувечить и расчленить. Дилан чувствовал себя виноватым за насмешки над ребятами; Эрик фантазировал о том, как порвет их на части. Таким образом «бесхребетный психопат» Дилан перенял психопатическое поведение, оставаясь по сути не психопатом.
Причины Дилана для самоубийства и убийства
Какие причины нападения сформулировал сам Дилан? Для стороннего наблюдателя в них нет никакого смысла. Он пережил среднюю школу, до выпуска оставалось четыре недели. Дилана приняли в колледж, куда он и хотел поступить, он уже посещал с семьей будущее общежитие и был на грани того, чтобы изменить жизнь. Как бы ни было сложно в средней школе, она уже, по сути, заканчивалась. Он мог оставить все позади. Но не оставил.
Взамен он расстался с жизнью. Он планировал убить сотни невинных людей — в том числе сотни тех, кого даже не знал. Он рисковал убить всех, кого считал друзьями. Он знал, что это раздавит его семью. Ему оставалось несколько недель — он мог хотя бы устроить розыгрыш над теми, кто его дразнил. Мог расписать их дома или просто напасть на тех, кто обращался с ним хуже всего. Или мог переждать.
Выдает ли дневник намек на его мотивы? В отличие от Эрика Дилан изъявляет больше мыслей о самоубийстве, чем убийстве. Одна из причин суицидальных мыслей Дилана — абсолютная тоска. Другая прозвучала, когда его арестовали: «Меня поймали за преступления, которые я совершил, и я хочу перейти к новому существованию. Вы знаете, о чем я (самоубийство). Мне незачем жить, и я не выживу в этом мире после судимости»{82}. Однако он не уточнял, почему не сможет жить после судимости.
Еще мысли Дилана о своей смерти переплетены с его мыслями о нападении. Смертоносная атака упоминается в трех записях. В первой Дилан говорил, что устроит кровавую баню «всем, кому захочу»{83}. Это не сообщает нам о мотиве или выбранных жертвах. 2 февраля 1998 года он писал: «Общество сжимает свою хватку, и скоро я… сломаюсь. Мы отомстим обществу и тогда будем свободны, чтобы существовать в безвременном беспространственном месте чистейшего счастья»{84}. Как упоминалось ранее, эта запись сделана через три дня после того, как его с Эриком арестовали за кражу из фургона. Таким образом фраза «общество сжимает свою хватку», скорее всего, относится к поимке и последствиям преступления, хотя сам пассаж видится несколько параноическим. Упоминание «мести обществу» выглядит реакцией на это событие — нет никаких указаний, что месть имеет какое-то отношение к школе.
Впрочем, больше всего из этой фразы в глаза бросается мысль Дилана, будто бы месть освободит его, «чтобы существовать в безвременном беспространственном месте чистейшего счастья». Здесь мы видим пересечение его фантазийного мира с реальностью беспорядочной бойни. Местом чистейшего счастья мог бы быть рай, но и Эрик, и Дилан называли религию костылем для тех, кто не может выдержать жизнь{85}. Поэтому смысл пассажа остается неясным.
Позже Дилан писал: «Я застрял в человечности. Может, NBK… с Эриком — это путь к свободе»{86}. И снова Дилан связывает NBK с каким-то преображением своего существования — свободой от «человечности», предположительно — через смерть. В другой записи незадолго до нападения Дилан написал: «Время умирать, время быть свободным, время любить»{87}. Снова Дилан ассоциировал смерть как со свободой, так и с любовью. Таким образом после изучения записей в дневнике доводы Дилана видятся двойными: отомстить «обществу» и вырваться в существование чистейшего счастья.
Не считая дневника, какие у нас еще есть намеки на мотив? В альбоме Эрика третьего года Дилан написал: «NBK!! Убивать врагов, все взрывать, убивать копов»{88}. «Убивать копов» подчеркнуто, что намекает на особую важность. Тот факт, что у себя в дневнике Дилан не выражал враждебность к полиции, но кипел от ярости, когда писал или разговаривал в присутствии Эрика, предполагает, что он копировал его ненависть к полиции.
На видео, снятом самими мальчиками, Дилан жаловался на «заносчивых» ребят, которые его ненавидели, и дошел в своих воспоминаниях о несправедливом обращении до самого детского сада. Он назвал двух девочек «заносчивыми сучками». Жаловался, что над ним издеваются старший брат и его друзья. Еще говорил, что его осуждает вся семья, исключая родителей{89}. Проговаривая доводы для нападения, Дилан ни разу не выделяет качков или задир. Его враждебность направлена на семью, снобов, сучек и копов.
В целом доводы Дилана остаются запутанными и расплывчатыми: месть полиции (хотя это могло быть причиной Эрика, а не Дилана); гнев из-за несправедливого обращения с самого детского сада; гнев на семью за их отношение; желание освободиться от человечности; желание счастливо жить в месте без времени и пространства; комбинация смерти и любви. Так в чем же цель нападения? Чего он надеялся добиться? Возможно, он и сам на самом деле не знал.
Возможно, к участию в нападении его толкали не рациональные, а иррациональные силы. Дилан много лет страдал из-за страха, комплексов и сокрушительных разочарований. Ухудшение психического здоровья вкупе с давней фрустрацией и депрессией из-за неспособности вести нормальную жизнь — вот что за силы могли довести до насилия. Возможно, он ни разу не проговорил причины для нападения четко потому, что сам их не понимал. Возможно, главной причиной его участия было подчинение Эрику, подавление собственной личности через отождествление с другим.
Дилан и Чарльз Мэнсон
3 ноября 1998 года Дилан сдал в школе сочинение под названием «Разум и мотивы Чарльза Мэнсона»{90}. Почему Дилан писал о Мэнсоне? Если ему нужна была мрачная тема, он мог выбрать из множества серийных маньяков и массовых убийц. Однако Мэнсон отличался — он преображал в убийц других людей. В сочинении Дилан писал о том, как Мэнсон находил людей с «нормальной» предысторией и учил их, как стать хладнокровными убийцами. Видел ли он связь между преображенной «семьей» Мэнсона и процессом преображения, который проходил сам из-за партнерства с Эриком? Осознавал ли параллели? Видел ли, что Эрик играет роль Мэнсона, превращая стеснительного Дилана Клиболда в хладнокровного убийцу?
Хотя местами сочинение — просто доклад о Мэнсоне и его последователях, есть и несколько разоблачающих и красноречивых пассажей. Начал Дилан с того, что написал о двух персонажах фильма «Прирожденные убийцы». Он заявил, что они «потерялись в собственном мирке»{91}. Это можно отнести и к двум другим убийцам: Эрику и Дилану, назвавшим свое нападение NBK в честь фильма. Дилану казалось, что он теряется в «мирке» фантазий?
Дилан писал, что Мэнсон учил последователей «быть в точности как он», заметив, что «они начали жить в реальности Мэнсона»{92}. Процитировал бывшего сектанта, который рассказывал, что Мэнсон «мог заставить других делать за него что угодно, причем делать без лишних вопросов»{93}. Робин, один из ближайших друзей Дилана, сказал, что Эрик мог уговорить Дилана на что угодно{94}. К тому же Дилан, похоже, перенял реальность Эрика и следовал за ним без лишних вопросов.
Рассказывая о тех, кто присоединялся к семье Мэнсона, Дилан сказал, что «это был способ отойти от нормы и жить вразрез со всем, чему человека учили в детстве»{95}. Точно так же Дилан последовал за Эриком. Более того, миссис Клиболд заявила, что Дилан совершал убийства не из-за воспитания, а вопреки ему{96}.
Дилан признавал, что Мэнсона окрестили «сумасшедшим». Впрочем, по Дилану выходило, что «вопрос, сумасшедший он или нет, зависит от точки зрения; здесь не может быть „истинного“ правильного ответа»{97}. Дилан защищал Мэнсона, а возможно, и себя, заявляя, что сумасшествие — вопрос точки зрения. Точно так же Дилан писал, что Мэнсон и его семья могли «логично объяснить свои действия»{98}. Дилан, уже планировавший NBK с Эриком, видимо, хотел верить, что убийство невинных можно объяснить логично.
По Дилану, Мэнсон проповедовал, что «смерть — это не плохо, просто другой вид кайфа»{99}. Прочитав книгу «Хелтер-Скелтер», Дилан знал о взглядах Мэнсона на смерть. Мэнсон говорил последователям, что «смерть — это только иллюзия», говорил, что это освобождение души{100}. Еще Мэнсон говорил: «Смерть — это красиво»{101}. Эти пассажи могут объяснить стремление Дилана умереть и обрести счастье.
Какая связь между смертью, счастьем и любовью? Пожалуй, самая интригующая фраза в работе Дилана появляется в контексте жизни Мэнсона и его так называемой семьи. «Мы часто играли музыку, часто принимали наркотики, мы любили, мы были счастливы», — отвечает Мэнсон, когда позже его спросили о жизни на ранчо. Все это было, но это еще не все. На ранчо они лишились своей человечности{102}.
Последнее предложение иногда считают признанием со стороны Дилана, что поступки Мэнсона и его последователей «бесчеловечны». Однако есть другое возможное толкование, основанное на частом использовании слова «человечность» в его дневнике.
Дилан писал о своей человечности как о помехе. Ему человечность не давала позвонить понравившейся девушке. Это у человечности был фут-фетиш. Человеческая сторона ассоциировалась с зомби, на которых он смотрел свысока, — со всеми нормальными людьми, ведущими обычную жизнь. Таким образом, у слова «человечность» для Дилана было особое значение. К тому же он не писал, что последователи Мэнсона лишились человечности, когда совершали убийства. Напротив, они лишились человечности среди счастья и любви. Похоже, Дилан говорит, что Мэнсон и его семья лишились человечности и вознеслись на высший уровень существования, в реальность чистой любви и счастья. Возможно, потому он и писал: «Я застрял в человечности. Может, NBK… с Эриком — это путь к свободе». В разуме Дилана переплелись убийство, смерть, свобода от человечности, любовь и счастье. Похоже, на его мышление повлияли представления Мэнсона о красоте смерти.
Кроме сочинения о Мэнсоне поведение Дилана и в другом намекает, что он сознательно шел по стопам Мэнсона и его семьи. Не считая известных прозвищ Эрика и Дилана (ВоДкА и Бунтарь), у них были и другие прозвища — судя по всему, только между собой. Дилан был «Зеленым», а Эрик — «Индиго»{103}. В 1970-х Мэнсон создал Орден Радуги и раздал своим главным последователям прозвища: Сквики Фромм — Красная, Сандра Гуд — Синяя, Сьюзан Аткинс — фиолетовая, Лесли Ван Хутен — Зеленая, Патриция Кренвинкл — Желтая, а Нэнси Питман — Золотая{104}. Похоже, Эрик и Дилан подражали Ордену Радуги.
У Мэнсона и семьи излюбленным словечком были различные формы слова «свинья». На месте одного убийства последователи писали «Политическая хрюшка». На месте другого — «Свинья». Третьего — «Смерть свиньям». Каждый раз писали кровью жертвы. На той же странице альбома Эрика, где Дилан называл Эрика Индиго и сам подписывался «Зеленый», он писал и о том, что с нетерпением ждет, когда они будут убивать «свиней» и «поросят»{105}. Еще Дилан использовал слово «свинки» в рассказе о массовом убийстве учеников, написанном для домашней работы за несколько недель до нападения{106}. Самое очевидное подражание последователям Мэнсона — Дилан написал на ломбарде пульверизатором «Смерть свиньям»{107}.
Наконец, Мэнсон и его последователи постоянно твердили о грядущем «судном дне», который, судя по всему, будет днем массового убийства{108}. Утром 20 апреля 1999 года Эрик снял на видео, как Дилан говорит: «Эй, мам, мне пора. До судного дня осталось полчаса»{109}.
Возможно, Дилан и в этом следовал примеру Мэнсона и его семьи{110}.
Дилан не только отказался от своей личности под влиянием Эрика Харриса, чтобы стать псевдопсихопатом, но и изменился из-за книги о Мэнсоне. Если прочитать сочинение о Мэнсоне, то замечания о смерти в дневнике видятся в новом свете. К тому же о том, что Дилан считал семью Мэнсона примером для себя, намекает и его терминология.
Шизотипический стрелок
Дилан вошел в пубертатный период с чертами уклоняющейся и зависимой личности. Под давлением подростковой жизни его психическое здоровье подкосилось. Что за давление сыграло роль? Те же проблемы, с какими сталкиваются все подростки, но Дилан, к сожалению, оказался не готов к обычным вызовам. Хоть он и участвовал в различной деятельности с друзьями, их отношения были поверхностными; он не находил в этом эмоциональной подпитки. Иногда он отчаянно влюблялся, но не чувствовал себя в силах ухаживать за девушкой, к которой испытывал чувства, и верил, что его нельзя полюбить. У него не было цели в жизни, он не видел смысла в том, что делает, несмотря на то, что окончил школу и поступил в выбранный колледж. Он подвергался аресту и считал себя преступником; он писал, что от одной мысли о суде ему хочется покончить с собой. Он был в черной депрессии и полон разочарования и гнева. Долгое время его тянуло убить себя, а наконец — и других. В ответ на страхи и несчастье развитие Дилана пошло по двум разным путям. Внутри он углублялся в шизотипический мир непонятных идей, странных фиксаций и фантазий о божественности. Снаружи он сливался личностью с Эриком и стал бесхребетным психопатом.
Несмотря на многогранность его личности, Дилан относится к психотической категории. Его коверканье языка, паранойя, фрагментированная личность, отрешенность от человечности и вера в свою божественность указывают на шизотипическое расстройство личности. Впрочем, одних шизотипических черт было мало, чтобы превратить его в убийцу. Из-за отчаянной зависимости он отождествился с Эриком Харрисом. В результате этого отождествления Дилан принял роль бесхребетного психопата, чтобы компенсировать свою неполноценность.
Вот почему Дилан казался такой загадкой. Он как будто вел сразу три разные жизни. С Эриком Дилан был бесхребетным психопатом — строил из себя крутого, участвовал в вандализме и других преступлениях, планировал кровавую бойню. Наедине с собой, когда писал в дневнике, он был шизотипиком — терялся в фантазиях, запутанный, отчаянный, критиковал себя и все же считал себя Богом. В обществе родителей и остальных он часто казался типичным школьником — может, чуть необычным, «придурковатым», но занимался тем же, чем и нормальные дети. Социализировался, играл в боулинг, ходил на уроки, имел пару подработок — самые обычные занятия подростков. Оказывается, никто не имел ни малейшего представления о его внутреннем мире.
Незадолго до нападения Дилан ездил с семьей смотреть будущее общежитие в колледже; он казался счастливым, полным надежд, готовым идти по жизни дальше. За три дня до нападения он ходил на выпускной с подругой — умной привлекательной девушкой, которая пригласила его сама; на балу он взаимодействовал с людьми и, похоже, отлично провел время. Он даже говорил о том, что будет поддерживать связь после выпуска. Никто не знал, что он воображал себя Богом. Никто не знал о его суицидальных наклонностях. Никто не знал о его наклонностях к убийству. Никто вообще не знал Дилана.
Его неспособность рассказать о своих страданиях и его психотические симптомы — одна из самых печальных сторон трагедии в «Колумбайне». Ему могли бы помочь, если бы он только открыл, что творится у него на душе. К сожалению, он не единственный стрелок-психотик, который не смог сообщить о своем отчаянном психологическом стрессе.