Глава 6Вне типологии
В актах насилия участвуют люди с разными типами личности; хотя внешне их поведение кажется схожим, психологический портрет может быть диаметрально противоположным.
Дилан Клиболд ездил на собственном БМВ и жил в роскошном доме с бассейном, теннисным и баскетбольным кортами; Эван Рамси жил в неотапливаемой квартире в Аляске. Майкл Карнил был сыном респектабельных, законопослушных, любящих родителей; отец Джеффри Уиза покончил с собой во время полицейской осады, а мать была жестокой алкоголичкой. Но, несмотря на различия, эти мальчики — а также другие, описанные в книге, — устроили похожие акты насилия. Отправная точка для понимания школьных стрелков — распознать три их категории: психопат, психотик и травмированный.
Сравнение сходств и различий трех типов прольет свет на беспорядочную школьную стрельбу. Однако перед тем, как продолжить, я должен оговориться о двух моментах:
1. Эти три типа стрелков — необязательно единственные. Стрелки, не попавшие в книгу, могут не входить в эту типологию.
2. Стрелки могут подходить более чем к одному типу. Например, ребенку-психотику ничто не мешает быть еще и травмированным.
Однако десять представленных здесь стрелков по типу не пересекаются.
Чтобы проиллюстрировать типологию, я расставил стрелков по трем категориям. Таблица 6.1 — классификация, где десять стрелков указаны в хронологическом порядке с указанием их типов.
О таблице следует дать пару разъяснений. Во-первых, психопатия — это не отсутствие психоза и травмы, но «уродство характера», включающие в себя нарциссизм, бесчувственность, аморальность и прочие черты. Во-вторых, категория психотиков включает расстройства шизофренического спектра, такие как шизофреническое и шизотипическое. Из пяти стрелков-психотиков четверо — шизофреники, только Дилан Клиболд — шизотипик.
Хотя кажется, что нарциссизм Эрика Харриса пересек черту мании величия, к категории психотиков он не относится. Психотические симптомы встречаются при разных диагнозах, в том числе при расстройствах личности. Поэтому Эрик мог быть психотиком и без расстройства шизофренического спектра. Его основной тип — психопат. Точно так же, хоть Дилан подражал психопатическому поведению Эрика, его основной тип — психотик.
Таблица 6.1 Типология и 10 стрелков
Большинство психопатов — не массовые убийцы. Большинство психотиков не совершают убийств. Большинство травмированных никому не причиняет вреда. Таким образом, хотя типология — уже шаг вперед в понимании стрелков, сами по себе эти ярлыки не объясняют, почему подростки стали убийцами. Нужно искать дополнительные факторы вне типологии, которые отличают стрелков от остальных психопатов, психотиков и травмированных людей.
Чем стрелки-психопаты отличаются от других детей-психопатов? Один ключевой фактор — наличие садизма. Хотя ассоциация садизма с психопатами кажется естественной, они необязательно идут в паре. Например, доктор Роберт Хаэр изучал психопатов много лет и составил список из 20 черт, определяющих психопатию{1}. Садизма среди них нет. Главная психопатическая черта — это черствость, или отсутствие эмпатии. Однако это не то же самое, что и садизм.
Точно так же нет садизма среди диагностических показателей антисоциального расстройства личности — психиатрического диагноза, больше всего похожего на психопатию. Антисоциальные люди безразличны к боли, которую причиняют другим. Но не переживать из-за других — не то же самое, что активно искать возможность причинить боль, чтобы почувствовать власть. Поэтому антисоциальные люди еще не садисты по определению.
Как и садисты — необязательно психопаты или антисоциальные люди. Многие люди с садистским характером — не преступники. Их можно встретить где угодно. Они могут быть начальниками компаний, профессорами в колледжах или сержантами в военных училищах. Они могут угрожать и запугивать коллег, супруг или детей. Им может нравиться, когда люди корчатся перед ними в страхе. Из-за садизма они получают удовлетворение от ощущения власти, когда грубо помыкают окружающими. Однако такой садизм — не преступление.
Таким образом, психопат — необязательно садист, а садист — необязательно преступник. Когда психопатические черты, такие как антисоциальные и нарциссические, встречаются с садистским характером, комбинация и становится особенно опасной. Это сочетание и можно наблюдать у школьных стрелков-психопатов.
Еще одна их общая черта — оба мальчика вышли из семей, где оружие стало частью образа жизни как минимум для двух поколений. Отец Эрика Харриса был военным пилотом в отставке, владел оружием в гражданской жизни. Дедушка Эрика по отцовской линии — ветеран Второй мировой войны. Дедушка Дрю Голдена был охотником и егерем, а его родители — лидерами местной ассоциации владельцев пистолетов. Как говорилось во второй главе, Дрю и Эрик не просто выросли в семьях с традициями законопослушного применения оружия, но и имели оружейный фетиш. Многие дети растут в семьях, где оружие — обыденная часть образа жизни, но фетиша у них не появляется. Чем отличались Дрю и Эрик? Они были антисоциальными нарциссами и садистами; они хотели власти. Учитывая их характер, возможно, оружие стало непреодолимым соблазном.
Обоих стрелков-психопатов в нападении поддержали сверстники. Эти мальчики возглавили нападение и взяли с собой приятеля-непсихопата. Из всех нападений, рассмотренных в книге, только в двух участвовала пара мальчиков. В обоих случаях один мальчик был психопатом, а второй — нет. Обе пары состояли из мальчика с большим эго и мальчика с маленьким эго. Эрик с манией величия объединился с Диланом, который чувствовал себя чрезвычайно неполноценным из-за шизотипического расстройства. Нарцисс-Дрю объединился с Митчеллом, у кого после множества травм остались сильные комплексы.
Возможно, психопатам нужно было играть роль главного, и поэтому они искали последователей. Возможно, сами по себе они бы не провели нападение. Таким образом, чтобы стать массовыми убийцами, им, не считая садизма и нарциссизма, могла требоваться поддержка партнера или последователя.
Чем стрелки-психотики отличаются от других детей-психотиков? Хотя многие могут подумать, что между психической болезнью и насилием существует прямая связь, это заблуждение. Шизофреники склонны к насилию не больше, чем обычные люди. Однако у шизофреников с насилием коррелирует несколько факторов.
Первый фактор, коррелирующий с повышенной вероятностью насилия у шизофреника, лежит на поверхности: мужской пол. Все четыре стрелка-шизофреника — мужчины. Неизвестно, биология тому виной или культура — а скорее всего, их комбинация, — но шизофреники-мужчины все же более склонны к насилию, чем шизофреники-женщины.
Другой фактор, коррелирующий с насилием у шизофреников, — злоупотребление психоактивными веществами. Большинство стрелков-психотиков употребляли наркотики и алкоголь. Впрочем, подробности об этом отсутствуют. Поэтому трудно определить, какое влияние вещества оказали на их нападения, если вообще оказали. Во время стрельбы никто не был пьяным или под кайфом. Однако Дилан употреблял алкоголь и марихуану, как и Майкл с Эндрю. Нам известно, что Кип пил алкоголь. Неизвестно, употреблял ли наркотики или алкоголь Чо.
Употребление веществ может привести к насилию по нескольким причинам. Во-первых, наркотики и алкоголь затрудняют суждение и самоконтроль. В нетрезвом виде люди делают то, чего не делают обычно. Во-вторых, злоупотребление психоактивными веществами размывает ощущение реальности. Тех, кто уже теряет связь с реальностью, наркотики могут завести еще дальше в психоз.
Третий фактор, коррелирующий с насилием у шизофреников, — отсутствие антипсихотического лечения. Ни одному из стрелков не выписали антипсихотические лекарства. Их симптомы либо не замечали, либо не признали за психоз. Без лекарств существовал повышенный риск насилия.
Последний фактор, связанный с насилием при шизофрении, — молодость. Молодые шизофреники больше склонны к насилию, чем взрослые. Средний возраст дебюта шизофрении у мужчин — 25 лет{2}. Шизофрения — тяжелое состояние даже для взрослых. Как сильно она влияет, когда начинается в подростковом возрасте и даже раньше? Представьте себе необходимость вдобавок к стрессу взросления и гормональной перестройки справляться с галлюцинациями, бредом и неспособностью вести нормальную жизнь. Пожалуй, неудивительно, что все пятеро стрелков-психотиков проявляли суицидальные наклонности. На самом деле уровень самоубийств среди шизофреников — 1 к 10{3}; уровень по населению США в целом — приблизительно 1 к 10 000. Таким образом, уровень самоубийств среди шизофреников в тысячу раз выше, чем среди здоровых людей.
Но кроме вышеописанных четырех факторов есть и другое влияние. Один фактор — семья. Все пятеро стрелков-психотиков были младшими в семье. У всех были старшие братья и сестры, демонстрировавшие успехи, некоторые из них считались «звездами». Как влияет на характер то, что у человека не только серьезные нарушения, но еще и крайне успешные родители и старшие братья с сестрами? Эта маленькая выборка показывает, что результат чудовищный.
Другое следствие их нарушений — значительный конфликт с родителями. Несколько стрелков-психотиков явно считали, что их отвергают отцы, а некоторые демонстрировали странное и враждебное поведение по отношению к матерям. Майкл Карнил написал рассказ, где рассказчик (по имени Майкл) дарит матери пять изувеченных трупов. Эндрю Вурст чувствовал себя разочарованием для отца и говорил знакомым, что его мать — проститутка. У Кипа Кинкла был тяжелый и затянувшийся конфликт с отцом. Отец Чо Сын Хо — возможно, из-за досады или злости по поводу странного поведения сына, — отказывался его хвалить.
Как насчет роли их сверстников? Среди стрелков-психотиков это не самый важный фактор. Только в одном случае значительное давление сверстников привело к школьной стрельбе: Дилан, скорее всего, не совершил бы убийство, если бы не последовал за Эриком. Интересно, что именно Дилан, наиболее здоровый из стрелков-психотиков, совершил убийство под давлением сверстника. Возможно, влияние Эрика компенсировало «нехватку» шизофрении у Дилана. Таким образом, хотя случай Дилана не такой тяжелый, как у других стрелков, он столкнулся с сильным влиянием друга. В остальных четырех случаях сверстники участвовали в стрельбе или были аресто- ваны.
Впрочем, вместо сверстников на стрелков повлияли люди с дурной славой. Дилан отождествлялся с Чарльзом Мэнсоном и его «семьей». Майкл Карнил интересовался Унабомбером. Эндрю Вурст восхищался двумя стрелками из Джонсборо, штат Арканзас. Кип Кинкл тоже был «фанатом» Унабомбера и считал, что стрельба в Джонсборо — это «круто». Чо Сын Хи отождествлялся с Харрисом и Клиболдом, называл их «мучениками». Каждый стрелок считал себя «никем» и каждый нашел сильного «кого-то», чтобы отождествиться, а в некоторых случаях подражать.
И, наконец, какие главные общие факторы у трех травмированных стрелков? Во-первых, одно уже наличие отцов-тиранов или преступников означало, что у мальчиков риск генетической склонности к насилию. Из-за сочетания дурной наследственности и окружающего влияния мальчики могли стать крайне уязвимыми для жестокого поведения. Невозможно сказать, насколько их поведение обусловлено биологией, а насколько — опытом.
Например, у двоих из трех мальчиков отцы участвовали в перестрелках с полицией. Отец Эвана — «Рэмбо с Аляски» — был готов воевать до конца, потому что газета отказалась публиковать его письмо. (К тому же за пять дней до нападения Эвана на школу его старший брат совершил вооруженное ограбление.) Отец Джеффри покончил с собой в полицейской осаде. Мужчины, которые участвуют в таких конфликтах, встречаются очень редко; то, что у двух из трех травмированных стрелков были такие отцы, параллель примечательная. Как ее понимать? Не было ли у Эвана и Джеффри генетической склонности к насилию? Или параллель появилась из-за подражания? Восхищались ли отцами Эван и Джеффри? Не чувствовали ли, что им суждено пойти по их стопам? После нападения Эван говорил о «семейном проклятии». Однако нам неизвестно, как он относился к поступку отца до собственного нападения. Также нам неизвестно об отношении Джеффри к его отцу.
Эван и Джеффри не только попали в вооруженный конфликт, как их отцы, но и закончили так же, как их отцы. Отца Эвана арестовали и посадили в тюрьму; Эвана арестовали и посадили в тюрьму. Отец Джеффри покончил с собой на глазах у полиции; Джеффри покончил с собой на глазах у полиции. Яблоко от яблони недалеко падает.
Как встраивается в эту закономерность Митчелл Джонсон? Хотя его отец никогда не участвовал в перестрелке с полицией, как минимум однажды Скотта Джонсона арестовали за кражу, а отчима Митчелла осуждали на тюремное заключение из-за наркотиков и оружия. Сообщалось, что Митчелл восхищался отчимом и считал, что отсидеть в тюрьме — это круто. Таким образом, и отец, и отчим совершали преступления, а отчим продемонстрировал незаконное обращение с оружием. Митчелл представлял себе заключение отца чем-то достойным восхищения. И Митчелл пытался убедить сверстников, будто состоит в банде, стараясь создать для себя опасный образ. Все эти факторы предполагают, что Митчелл стремился стать преступником.
Другой фактор среди травмированных стрелков — давление сверстников. Все три нападения травмированных стрелков закончились тем, что обвинения предъявили их знакомым. В случае Митчелла, понятно, в тюрьму сел за убийство Дрю Голден. В случае Эвана за соучастие в нападении арестовали двух его друзей, которые его подначивали и научили обращаться с оружием. В случае Джеффри обвинение предъявили его кузену, с которым они совместно планировали нападение. Таким образом, вдобавок к влиянию мужских фигур из своей жизни все три травмированных стрелка в значительной степени подверглись влиянию со стороны сверстников.
О Митчелле можно порассуждать и дальше. Возможно, имеет значение, что мальчика, чей отец не участвовал в перестрелке с полицией, в бойню втянул партнер. Таким образом там, где слабее пример вооруженного насилия со стороны родителя, был сильнее давление сверстников. Как будто для Митчелла влияние Дрю Голдена восполнило «нехватку» отца, участвовавшего в перестрелках.
Еще один фактор, который мог сыграть роль в динамике травмированных стрелков, — очередность рождения. Это уже чистая догадка, но закономерность настолько бросается в глаза, что требует комментария. Тогда как все пятеро стрелков-психотиков и оба стрелка-психопата были младшими в своих семьях, никто из травмированных младшим не был. Какое это имеет значение? Возможно, травмированные мальчики ощущали какую-то ответственность за младших братьев и сестер. Возможно, они хотели защитить их от издевательств, но потерпели неудачу и стали только хуже относиться к себе и миру.
У Джеффри были младшие сводные брат и сестра. Нам неизвестно, издевались над ними или нет. Также нам неизвестно об их отношениях с Джеффри. Однако в случае Митчелла его брат Монте не только страдал от ужасающих отцовских припадков гнева, но еще его растлевал тот же мальчик, который неоднократно насиловал Митчелла. Точно так же растлитель Эвана надругался и над его младшим братом. Какой след оставляет на психике мальчика знание, что он не смог защитить младшего брата? Возможно, бессилие вызывало мучительные переживания и чувство вины, обостряя беспомощность и гнев.
Среди факторов, различающих три типа стрелков, особенно важными видятся участие сверстников и применение оружия отцами. Таблица 6.2 показывает, как эти факторы разнятся в разных категориях.
Кроме влияния семьи, возможно, существовало и влияние всего общества. В первой главе я задумался, почему беспорядочная школьная стрельба обычно происходит в маленьких городках или пригородах, а не в центрах. Есть ли связь между географией и школьной стрельбой или нет, с уверенностью ответить нельзя, но можно на эту тему порассуждать. Хотя у стрелков-психопатов очевидной географической закономерности не наблюдается, у психотиков и травмированных стрелков существуют свои тенденции.
Таблица 6.2 Применение оружия родителями и влияние сверстников
Все трое травмированных стрелков — из маленьких уединенных северных сообществ с населением в 5 тысяч человек или меньше. Это в разной степени неблагополучные области. В округе, где вырос Митчелл Джонсон, уровень бедности больше чем на 50 % превышает средний уровень и штата, и страны{4}. В регионе Аляски, где жил Эван Рамси, одни из самых высоких уровней алкоголизма и жестокого обращения с детьми по штату{5}. К тому же за год до нападения Эвана застрелился местный семиклассник и выстрелил себе в голову 16-летний мальчик{6}. В округе Белтрами, штат Миннесота, где проживал Джеффри Уиз, значительные трудности с нищетой, наркотиками, алкоголизмом, насилием и самоубийствами. Исследование резервации, проведенное за год до бойни Джеффри, выявило, что 80 % девочек-девятиклассниц задумывалось о самоубийстве{7}. С 1990-го до 2005-го уровень самоубийств среди коренных американцев округа Белтрами был приблизительно в четыре раза выше общего уровня самоубийств по штату{8}.
Как влияют эти факторы? Бедность и насилие оказывают на детей множество негативных воздействий. К тому же самоубийства среди одноклассников или в маленьких городках значительно повышают риск новых самоубийств. Самоубийство, особенно среди молодежи, производит разрушительный эффект на сообщество, порождает безнадежные и отчаянные настроения, которые ведут к дальнейшему суициду. Так, и Эван, и Джеффри вышли из крайне неблагополучного окружения с повышенными уровнями насилия и суицида. Травмы общества отражали — и усугубляли — травмы мальчиков из-за их семей.
Напротив, большинство стрелков-психотиков родом из сравнительно процветающих городов или пригородов. Они были неудачниками в семье, где успешны все остальные. Глядя на одноклассников и соседей, они наверняка чувствовали себя неудачниками и в контексте сообщества. Тогда как большие города в избытке дарят примеры тех, у кого жизнь не задалась, возможно, это не встречалось в окружении стрелков. Возможно, казалось, что все вокруг преуспевают, и следовательно, усиливалось ощущение неудачи у мальчиков. Макрокосм сообщества отражал микрокосм их семьи.
Во-вторых, сообщества стрелков-психотиков сравнительно однообразны. Для тех, кто не вписывается в основную культуру, остается меньше вариантов ниш среди сверстников. Аутсайдеру в Вест-Падаке, надо полагать, приходится труднее, чем аутсайдеру в Нью-Йорке, потому что в Нью-Йорке шире спектр социальных вариантов.
Но что у них общего?
Хотя все стрелки разные, естественно задуматься, что же у них было общего. Найти общие черты у всех школьных стрелков удивительно трудно. Есть очевидный факт, что все десятеро представленных в этой книге — мужчины, и все же в неудавшихся покушениях участвовали и девушки — считая девушку с высоким риском начать бойню, которую обследовал я.
Это не значит, что у стрелков нет ничего общего. Схожая динамика или черты существуют у многих. Однако в каких-то случаях черта, общая для многих стрелков, может иметь разное происхождение. Например, все стрелки злились. Однако причины для злости варьировались в зависимости от психопатической, психотической и травмированной категории. Причины психопатов отличались от причин психотиков или травмированных. Изучение, почему три типа стрелков проявили одинаковые черты, может углубить наше понимание нападений на школы.
Отсутствие эмпатии
Фундаментальный аспект нападений, на который обращали недостаточно внимания, — отсутствие эмпатии у стрелков. Ранее об этом упоминалось в связи со стрелками-психопатами, но это значительная проблема для всех стрелков. Чтобы убивать невинных в упор — в том числе одноклассников и знакомых, — должен быть сильный дефицит переживаний о других людях. Чем объяснить этот дефицит? Есть три ситуации, когда у людей падает уровень эмпатии; эти ситуации случились и у стрелков. Вдобавок у каждого из трех типов имелись свои специфичные факторы.
Возможно, самая распространенная причина, почему люди забывают об эмпатии, — гнев. Во гневе люди часто говорят или делают то, о чем впоследствии жалеют. Они могут сказать что-то обидное, накричать на супруга, ударить ребенка или совершить какой-нибудь еще прискорбный поступок. Это происходит как раз из-за временной утери эмпатии. У многих гнев отменяет эмпатию, вызывает возмущение и уверенность в своей правоте. В злости мы чувствуем, что вправе обращаться с другими так, как обращаемся. Чувствуем, что они получают по заслугам, ведь мы, в конце концов, лишь реагируем на их неприемлемое поведение. Это сильная динамика, и тот факт, что школьных стрелков переполнял гнев, помогает объяснить их нехватку эмпатии. Различные причины гнева мы обсудим далее.
Вторая ситуация пониженной эмпатии — когда людей делят на группы: своих и чужих. Это происходит на войне, в политике, спорте и прочих случаях. Когда у нас есть ощущение «других», как правило, снижается эмпатия к тем, кто не входит в нашу группу. Например, в спорте нам нравится видеть, как «наша команда» побеждает «их команду». На войне нас больше заботят «свои» жертвы, чем «чужие».
Эта динамика действовала и у школьных стрелков. Например, Эрик Харрис говорил: «Наши действия — война двух людей против всех остальных»{9}. Они с Диланом отделили себя от остальных, претендуя на высокий статус. В этом процессе происходит дегуманизация других — они называли людей «роботами» и «зомби». Людей проще убивать не только тогда, когда они другие, но и тогда, когда считаешь их хуже себя или нелюдьми.
У других стрелков ситуация была не «мы против них», а скорее «я против мира». Это случай Чо Сына Хи, верившего, что его хотят уничтожить враги. Поэтому он считал врагами всех людей и убивал их без жалости и эмпатии. Эта динамика релевантна и для травмированных стрелков. Жертвы травмы часто хронически чувствуют опасность и недоверие и постоянно ищут угрозу в окружении. У них может создаться настрой «я против мира».
Для третьей ситуации, когда люди действуют наперекор своим обычным чувствам эмпатии, требуется то, что я называю отчаянной неуверенностью. Что это значит? Представьте себе мальчика, который хочет встроиться в компанию сверстников. Он видит, как они над кем-нибудь потешаются, и, хотя обычно сам бы так поступать не стал, присоединяется к насмешкам в надежде, что его примут в компанию. В каких-то случаях он пойдет на что-нибудь опасное, чтобы впечатлить тех, чьей благосклонности или уважения добивается.
Эту динамику пережил Майкл Карнил. Не впечатлив сверстников тем, что просто принес оружие в школу, он решил, что должен сделать больше: «Я думал, что если не достану оружие и не захвачу школу, то никому не понравлюсь»{10}. Таким образом отчаянная неуверенность в себе перечеркнула эмпатию Майкла и привела к поведению, о котором он впоследствии жалел.
Эван Рамси тоже чувствовал под давлением необходимость произвести на сверстников устрашающее впечатление. Когда он раздумывал насчет нападения, его друг сказал: «Ты не можешь пойти на попятный, все решат, что ты никто. У людей будет просто одним поводом больше, чтобы к тебе прикапываться»{11}. Таким образом Эван столкнулся сразу с двумя источниками давления: он хотел впечатлить врагов и не хотел показаться слабаком в глазах друга. Он был так отчаянно не уверен в себе, что обычная эмпатия уступила стрессу внешних воздействий.
Вдобавок к гневу, динамике «наши»/«чужие» и отчаянной неуверенности в себе у каждого типа стрелков есть свои специфичные причины отсутствия эмпатии. Например, у стрелков-психопатов эмпатии нет по определению. Он бесчувственные эгоцентричные садисты. Вместо того чтобы огорчаться из-за страдания других, они им наслаждаются. Особенно они упиваются властью причинять боль окружающим. Для них нехватка эмпатии — более-менее хроническое состояние.
У психотических стрелков эмпатию могут временно перекрыть галлюцинации. Например, Кип Кинкл говорил, что слышал голосы, приказывающие ему убивать. Впоследствии он мучился угрызениями совести из-за боли, которую причинил, но галлюцинации (и прочие факторы) возобладали над его эмпатией. Точно так же эмпатические чувства могут блокироваться бредовыми убеждениями. Эндрю Вурст верил, что все в мире уже мертвы; значит, расстреливать их — не настоящее убийство. Его бред возобладал над эмпатией, которую бы он ощутил иначе. Психиатр, освидетельствовавший его после нападения, говорил, что Эндрю даже не представлял, что совершает что-то плохое: «Он отрешен… Он живет в собственном мире»{12}.
Нехватка эмпатии у стрелков-психотиков также может быть вызвана эмоциональными нарушениями. У шизофреников часто есть дефицит в способности испытывать чувства, а также серьезные нарушения в навыках общения. Обычно они отстранены от других. Отсутствие социального контакта и пониженное переживание эмоций только ослабляет эмпатию.
Наконец, у травмированных людей пониженная способность к близости с другими. Из-за травм люди становятся бесчувственными, им сложнее испытывать любовь и приязнь. Эта бесчувственность может повлиять на дефицит эмпатии.
Экзистенциальный гнев
Все стрелки из всех трех категорий злились. Однако злость — слабое слово, когда речь идет о массовых убийцах. Я предпочитаю термин «экзистенциальный гнев». Эти молодые люди разгневались на условия своего существования. Они не просто злились на человека или группу людей — они злились на жизнь, злились на мир.
Впрочем, поводы для гнева различались. Два стрелка-психопата, Дрю Голден и Эрик Харрис, проявляли нарциссический гнев в ответ на то, что мир не признавал их высшими созданиями. Дрю не выносил учителей, у кого над ним есть контроль. Эрик не выносил мир, на который сам смотрел с презрением, хотя тот имел над ним власть.
Сообщалось, что Дрю Голден устал от «фигни» учителей. Почему он сосредоточился именно на учителях? Потому что они пользовались над ним своей властью. Нападая на школу, он нападал на институт, наделивший властью учителей. Возможно, он разозлился и на девочку, которая ему отказала, — это тоже ситуация, когда кто-то другой воспользовался своей властью и не дал мальчику того, что он хотел. Для крайнего нарцисса это неприемлемо.
Эрик Харрис отличался особой ненавистью к полиции. Когда в Сети его попросили назвать одного человека, кого он ненавидит больше всего, он ответил: «А копы считаются за одного?»{13} Почему он ненавидел полицию? Потому что они пользовались над ним своей властью. В своих фантазиях Эрик был сверхсуществом. Однако когда он обворовал фургон, его арестовали и судили, как любого другого. Это было неприемлемо. Эрик называл арест своим «самым постыдным моментом»{14}.
Еще Эрик составлял списки школьников, кого хотел убить. Кто туда попадал? Те, из-за кого он чувствовал бессилие, — например, мальчики, дразнившие его на физкультуре, или девочки, не ходившие с ним на свидания. Не считая этих конкретных людей, Эрик испытывал гнев к обществу в целом. Он создал для себя образ превосходства, но тот не находил опору в реальном мире. Гнев Эрика коренился в потребности власти: «Я верю, что как я скажу, так и будет. Я закон, и если что-то не нравится, ты умрешь»{15}. Однако в действительности он не был законом, и это приводило его в ярость.
Стрелки-психотики тоже испытывали гнев, но по другим причинам. Когда Майкл Карнил писал, что ненавидит, когда его сравнивают с сестрой, он добавил: «Меня серьезно бесит мир»{16}. Он злился не столько на сестру из-за того, что в сравнении выглядел хуже, он злился на сами условия своего существования. Так же говорил об Эндрю Вурсте его друг: «Он ненавидел свою жизнь. Ненавидел мир»{17}. Это был гнев против несправедливого и непостижимого мира.
Стрелки-психотики понимали, что они неудачники. Они проигрывали в сравнении с нормальными родственниками — в отдельных случаях выдающимися людьми. Родители в них разочаровались и спорили, что с ними делать. Учителя понимали, что они не пойдут по стопам старших братьев и сестер. Мальчики не умели вести себя в обществе и были одиноки. Они отчаянно влюблялись, но верили, что никогда не дождутся взаимности. Они злились на жестокость судьбы из-за того, что родились с нарушениями и не могут стать такими, как все.
А травмированные стрелки? Они злились на мир, что вновь и вновь делал из них жертв. Джеффри Уиз говорил так:
«Так, блин, наивно, так, блин, наивно. Всегда ждал перемен, хотя знал, что ничего никогда не меняется… Наверное, я и правда, блин, никчемный. Этот мир никогда не изменится, никогда. Гори оно все огнем»{18}.
Стрелки-психотики испытывали гнев из-за несправедливости, по которой родились неполноценными, а травмированные стрелки испытывали гнев из-за несправедливости, которую с ними творил мир. Психотикам казалось, что все люди нормальные, а проблема — в них самих. Травмированным казалось, что они невинны, а проблема — во всех остальных. Виктимизация порождает гнев.
Таким образом, хотя экзистенциальный гнев — обычный фактор для всех трех типов стрелков, его истоки в каждой категории различаются.
Самоубийство и экзистенциальные тревоги
Как экзистенциальный гнев толкал стрелков к совершению убийства, так экзистенциальные тревоги толкали к самоубийству. Что я имею в виду под «экзистенциальными тревогами»? Этот термин относится к тяжелой депрессии: чувствам безнадежности, беспомощности и ненависти к себе. Однако «депрессия» — слишком банальный термин, чтобы передать масштаб страдания стрелков. Поэтому я прибегну к обороту «экзистенциальные тревоги», чтобы обозначить силу их чувств.
Неудивительно, что психотики и травмированные стрелки хотели покончить с собой. Они годами терпели значительный стресс. Все пятеро стрелков-психотиков переживали из-за своих социальных дефицитов и психотических симптомов, имели историю суицидального мышления. Травмированные стрелки переживали из-за того, как их ранила жизнь. Все три травмированных стрелка перед атаками думали о самоубийстве, а двое в итоге покончили с собой.
Как насчет стрелков-психопатов? Нет никаких свидетельств о тревогах или суицидальных склонностях Эндрю Голдена. Хотя среди подростков сравнительно распространено суицидальное мышление и поведение, у детей младше оно встречается довольно редко. 11-летний Дрю намного младше остальных рассматриваемых стрелков; возможно, суицидальное мышление на время нападения отсутствовало как раз из-за возраста. Другой вариант — психопаты обычно слишком нарциссичны, чтобы наложить на себя руки.
И все же Эрик Харрис застрелился. Почему? За год до нападения Эрик признался в депрессии и суицидальных мыслях{19}. Поэтому ему и выписали антидепрессанты. Однако по дневнику неясно, почему он склонялся к самоубийству. Впрочем, множество пассажей обозначают глубокое разочарование и пессимизм. Эрик называл мир «никчемным местом»{20}. Еще он писал: «Мы все трата природных ресурсов и должны быть уничтожены»{21}. Через несколько месяцев он написал: «Все обречено»{22}.
Хотя эти пассажи еще не являются суицидальными заявлениями, они все же предполагают ожесточение, разочарование, безнадежность Эрика. Возможно, эти чувства произрастали из ненависти к себе из-за внешности, из-за фрустрации по поводу того, что он не имел заслуженный статус, из-за отсутствия успеха с девушками. К тому же взглянем на мир с его точки зрения: он отвергал традиционные мораль и ценности. Добра нет, справедливость — бессмысленная концепция, а любовь — всего лишь слово. Не считая атаки, у него не было других целей в жизни. Он ничего не хотел достигнуть, ничего не ждал от жизни. За нарциссизмом и гневом Эрика могло скрываться чувство, будто в жизни нет никакого смысла. Если любовь и отношения бесмысленны, если нет целей и ничего не имеет значения, ради чего вообще жить?
К тому же Эрик видел в убийстве и самоубийстве путь к долговечной славе. Как он писал на своем сайте: «Я хочу оставить долговечный след в истории»{23}. Он так отчаянно стремился к статусу, что был готов пойти этим путем. Погибнув во время нападении, он обрел выход из бессмысленного существования и одновременно с тем мировую славу.
Экстремальная реактивность
Как я объяснял в первой главе, заявление, будто школьные бойни — месть за издевательства, крайне сомнительно. Это не значит, что отношения со сверстниками вовсе не важны. У стрелков часто были трудности как в дружбе с парнями, так и в романтическом ухаживании за девушками. Эти трудности обусловили и гнев, и тревоги. Однако вдобавок стрелки демонстрировали «экстремальную реактивность» — это означает излишне бурную реакцию на обычный для их возраста опыт. Когда тебя дразнят — это нормально; когда с тобой не хотят идти на свидание — это нормально. Однако часто стрелки были так эмоционально неустойчивы или обладали таким хрупким самовосприятием, что нормальные события провоцировали крайне ненормальные отклики.
Возможно, нагляднее всего это у Эрика Харриса. В девятом классе он ходил на двойное свидание; когда девушка отказалась пойти второй раз, он инсценировал для нее свое самоубийство — притворился, что расшиб голову о камень, и облил лицо бутафорской кровью. Это не нормальная реакция. Другой отказавшей девушке он слал угрозы по электронной почте. Эрик описал свою экстремальную реакцию в сочинении, где сравнил себя с Зевсом: «Мы с Зевсом легко гневаемся и наказываем людей необычными способами»{24}.
Неудивительно, что иногда у Эрика случались конфликты с друзьями. Однажды он разозлился на своего друга Брукса за то, что тот опоздал и не подвез его до школы. После этого Эрик разбил Бруксу лобовое стекло машины, нападал на его дом и запостил в Сети угрозу расправой. Эрик нападал и на дом другого друга, Ника. Остальные ученики рассказывали, что даже если просто столкнуться с Эриком в коридоре, то можно было нарваться на запугивания и угрозы. Эрик явно обостренно реагировал из-за хрупкого нарциссизма, по причине которого не переносил обман, оскорбления или отказы. Как говорил он сам, любой, кто его обманет или скажет делать то, что ему не нравится, будет убит.
Некоторые стрелки-психотики тоже проявляли экстремальную реактивность. Например, Кип Кинкл привычно обзывал ребят «педиками», но впадал в убийственную ярость, когда этим же словом называли его. Когда друзья подшутили над ним и спрятали один его нож, Кип как с ума сошел и до того запугал друзей, что они заперлись в комнате, пока он не отошел.
Среди травмированных стрелков обостренная реакция была у Митчелла Джонсона, хотя и не в той же степени, что у Эрика Харриса или Кипа Кинкла. Митчеллу нравилось строить из себя крутого и убеждать сверстников, что он состоит в банде. Когда в ответ его поднимали на смех, он впадал в отчаяние. Пытался задирать или запугивать остальных, но сам плохо реагировал на насмешки и шутки.
Еще он отчаянно стремился к серьезным отношениям с девочками и, видимо, впадал в отчаяние, когда ничего не удавалось. Откуда это отчаяние? После того как его годами насиловал мальчик старше, Митчелл наверняка мучился из-за сомнений в своей сексуальности и сексуальной ориентации. Из-за подобных растлений мальчики часто гадают, не геи ли они. Один способ доказать себе — и миру — что он не гей, — это успех с девочками. Отсутствие успеха угрожало его гетеросексуальному самовосприятию так же, как высмеивания сверстников угрожали его образу мачо.
Во всех трех типах у многих стрелков была настолько хрупкая личность, что они бурно реагировали на все, что угрожало внутреннему равновесию. Стрелки-психопаты из-за нарциссизма остро реагировали на унижения и фрустрации. У стрелков-психотиков паранойя и слаборазвитые и социальные навыки усугубляли ощущение угрозы. У травмированных стрелков реактивность повышалась из-за сверхбдительности, сопряженной с посттравматическим стрессом, а также из-за эмоциональной неустойчивости, вызванной травмой.
Далее, многие стрелки были крайне уязвимы для насмешек и отказов из-за депрессии и ненависти к себе. Уверенному в себе человеку без комплексов проще пропустить мимо ушей оскорбление, чем тому, кто знает (или подозревает), что это оскорбление — правда. Если уже чувствуешь себя отвергнутым неудачником, любой опыт в поддержку этих чувств разрастается в воображении. Поэтому проблема не просто в том, что стрелков иногда дразнили или отвергали, но в том, что они сами были крайне уязвимы и обостренно реагировали.
В контексте экстремальной реактивности нужно учесть еще один фактор. Одна из причин такой реактивности стрелков в том, что реагировали они не только на происходящие события, но и носили с собой багаж ненависти, накопившийся за годы. В докладе о школьных стрелках ФБР отмечено, что многие стрелки — «коллекционеры несправедливости». Другими словами, эти дети шли по жизни, злопамятно ведя подсчет всему, из-за чего пострадали{25}. Джон Дуглас, эксперт по серийным маньякам и другим убийцам, отмечал ту же самую динамику. Рассказывая об убийцах, Дуглас отмечал их тенденцию запоминать «малейшие обиды»{26}.
В контексте личностной динамики такое коллекционирование обид можно рассматривать как аспект мазохистского характера. Хотя мазохизм у людей ассоциируется с сексуальным поведением, здесь я употребляю этот термин в другом смысле. Люди с мазохистским характером всегда помнят и преувеличивают свои страдания. Мазохизм может привести к жалости к себе и/или праведному гневу. Эрик и Дилан демонстрируют примеры мазохистских тенденций.
Согласно доктору Дэвиду Шапиро мазохисты, «похоже, накручивают себя, пытаются пережить еще больше страданий, чем чувствуют на самом деле»{27}. Эрик проиллюстрировал это в видеозаписи, когда сказал: «Больше ярости. Больше ярости. Накапливаю и накапливаю»{28}, — и показывал руками, как он набирает ярость.
Эрик цеплялся за обиды. Это отмечали многие и описывал в дневнике он сам. Мазохистская личность вечно недовольна — то есть человек идет по жизни с хроническим запасом жалоб. В текстах Эрика изобильны свидетельства о его экстремальных обидах на людей и мир. Мазохисты не только злопамятны, но еще и преувеличивают масштаб пережитой несправедливости. Например, Эрик писал: «Если вы бесили меня в прошлом, то умрете при следующей встрече. Потому что, может, другие вам и спустят, что вы их бесите, но не я. Я не забываю тех, кто был против меня»{29}. В разуме Эрика поступок, который его бесит, — оправдание для убийства. То есть он не только помнил тех, кто против него, но и преувеличивал обиды и реагировал непропорционально.
У Дилана тоже были мазохистские черты. Он жаловался на детей-снобов, которые (по крайней мере, в его мыслях) плохо с ним обходились в детском саду{30}. Упоминание страданий со времен детского сада в качестве довода, чтобы взорвать среднюю школу, заслуживает внимания. Он держался за этот опыт около 15 лет и раздувал свое ощущение боли и несправедливости. Шапиро дает мазохизму такое определение: «хроническое, обычно горькое преувеличение и желание „лелеять“ унижения, поражения и несправедливость»{31}. То, что Дилан помнил плохое обращение в детском саду и оживил его незадолго до нападения, — и есть динамика, которую Шапиро определяет у мазохиста: «Когда старая обида грозит поблекнуть, он пытается вернуть ее и оживить в красках»{32}.
Мазохисты не только преувеличивают свои страдания, но и склонны к одержимости своими злоключениями. Это мы находим в дневнике Дилана: «Я в вечных страданиях — в бесконечных направлениях в бесконечных реальностях»{33}. В другом месте он писал: «Подытожим мою жизнь… самое жалкое существование в истории мира»{34}. Дилан явно думал только о своей боли и преувеличивал ее.
Из-за злопамятности и искажения воспоминаний о прошлых страданиях стрелки наращивали жалость к себе, праведное возмущение и ярость. Они реагировали не только на текущий стресс, но и на то, что считали жизнью, полной несправедливости.
Стыд, зависть и недостаток мужества
Как отмечалось ранее, экстремальная реактивность стрелков произрастала из их хрупкого самовосприятия, а это приводит к размышлению об аспекте, который доктор Кэтрин Ньюмен называет «недостатком мужества»{35}. У стрелков было не просто хрупкое самовосприятие — если конкретно, у них было хрупкое мужское самовосприятие.
Возможно, оно возникало из-за внешнего вида. Большинство стрелков не были развиты физически. Эван Рамси был низким и худым. Майкл Карнил — низким, худым и носил очки; такой маленький, что его дразнили из-за роста. Чтобы почувствовать силу, Майкл коллекционировал оружие. «Чем больше пушек, тем лучше. Больше силы. Когда у тебя много пушек, ты лучше выглядишь», — писал он{36}.
Эндрю Вурсту не хватало сил на ту же работу, которой занимались его братья в семейном бизнесе по ландшафтному дизайну; он разочаровал отца и знал об этом. Дилан Клиболд был неуклюжим и стеснялся из-за отсутствия физической координации и силы. Джеффри Уиз был толстым и неспортивным. Кип Кинкл всю жизнь был щуплым; в шесть-семь лет родители записали его на курс карате, чтобы он компенсировал хилое телосложение и развил уверенность в себе. Он играл в американский футбол, но хуже среднего, и отец считал, что спортсмена из него не вышло.
Однако Митчелл Джонсон играл в трех школьных командах, что говорит нам о его спортивности. Его считали привлекательным одноклассницы. Впрочем, Митчелл испытывал комплексы из-за мужественности после физических и сексуальных надругательств. Точно так же немало девочек ходили на свидания с Эриком Харрисом или считали его красивым. К тому же Эрик всерьез играл в футбол. Объективно его не назвать хилым. Тем не менее сам он считал себя слишком худым, стеснялся из-за внешности и, возможно, ощущал сильную физическую неполноценность ввиду врожденных пороков. Он мог стыдиться впалой груди, особенно на физкультуре, где приходилось оголять торс. Возможно, еще он считал себя неполноценным из-за того, что не достиг спортивной планки своего брата.
Дрю Голден был низким для своего возраста; из-за размера он не мог состязаться в спорте с ровесниками. Его дедушка сказал репортеру, что, хоть Дрю и хотел играть в американский футбол и баскетбол, «для одного он был слишком хилым, для второго — низкорослым. Лучше всего он стрелял»{37}. Таким образом оружие помогало ему компенсировать недостатки тела.
Студенты сообщали, что иногда Чо Сын Хи «неистово» тренировался в спортзале{38}. Он пытался нарастить массу. Всю жизнь он был хрупким и необычно тощим — даже настолько, что в отчете вскрытия отмечался заметный для молодого человека недостаток мышц. Впрочем, в конце концов и он обнаружил, что даже если ты слабый, с оружием любой будет сильным.
Можно расширить идею об отсутствии мужественности за рамки телосложения и спортивности и включить сюда вопросы, связанные с социальными трудностями, близким отношениями и самовосприятием в целом. Многое из этого приносило стрелкам мучения.
Насмешки вызывали у стрелков чувства стыда и унижения. Даже если издевательства больше существовали у них же в голове и даже если они сами на них напрашивались, стыд они переживали остро. И, реагируя на стыд, переполнялись гневом на ровесников.
Но существовали и другие поводы для стыда. Кип Кинкл стыдился, что слышит голоса, поэтому и скрывал ото всех психоз. К тому же его родители работали учителями, они ценили и ожидали хорошую успеваемость. Кип был дислексиком и даже в восьмом классе писал свое имя как «Kinkle» вместо «Kinkel». Он разочаровал родителей — известно, что они называли его «тупым». Еще Кипу приходилось остаться в первом классе на второй год, это тоже могло быть унизительным опытом. Так же и Джеффри Уизу пришлось второй раз пройти восьмой класс, это могло показаться ему чем-то позорным. Эндрю Вурст писался в постели до девяти лет; из-за этого над ним издевались братья — должно быть, это было нескончаемым унижением. Еще он коллекционировал кукол — мало того, что это странно, но и наверняка вызывало насмешки. Дилан Клиболд стыдился своих сексуальных желаний, в том числе фут-фетиша и интереса к бондажу. Митчелл Джонсон и Эван Рамси пострадали от сексуального надругательства — глубоко унизительного опыта. Наконец, многие стрелки пережили неудачи в отношениях с девочками. Все эти моменты усиливали стыд и недостаток мужественности.
Чтобы понимать ярость стрелков на своих сверстников, нужно смотреть дальше насмешек — на проблему зависти. Для ребят, ощущавших себя неудавшимися мужчинами, присутствие «нормальных» детей было сильным раздражителем. Эрик Харрис остро осознавал свой статус и выражал враждебность к людям с высоким положением, будь то богатство или «крутость». Дилан завидовал спортсменам, которые с виду вели ту жизнь, какой хотел бы жить он. Хотя временами Дилана дразнили, гораздо разрушительней видится его зависть к нормальным детям.
Кип Кинкл пылал смертельной ненавистью к мальчику, который был звездой футбольной команды и встречался с любой девушкой, с какой хотел. Ярость выросла из зависти и невозможности стать тем, кем хотелось: «Я хочу быть тем, кем никогда не смогу стать. Я стараюсь каждый день. Но в итоге ненавижу себя за то, кем стал»{39}.
Майкл Карнил написал рассказ, в котором главный герой (по имени Майкл) убивает одноклассников. Ярость протагониста обрушилась конкретно на «преппи». Для рассказа Майкл взял имена реальных детей из своего класса. Садистская история о пытках и убийствах стала результатом его зависти. После нападения Майкл признался, что завидовал популярности тех школьников в молитвенной группе, в кого стрелял{40}.
Чо Сын Хи, несмотря на его уничижительные обвинения в адрес богачей и их упадочного образа жизни, мечтал стать одним из них. Он их ненавидел и все же мечтал к ним влиться: «О, как я был бы счастлив среди вас, гедонисты, если бы считался одним из вас»{41}. Он написал рассказ о парне по имени Бад, который размышлял, не устроить ли ему бойню. Бад считал, что все остальные живут в «раю на земле», тогда как он обречен оставаться одиноким аутсайдером. Он завидовал жизни всех вокруг.
Не в силах утвердить свою мужественность, стрелки обращались к таким образцам, как Гитлер, Чарльз Мэнсон, Унабомбер, другие школьные стрелки и, возможно, их отцы, незаконно применявшие оружие. Это символы силы — весьма привлекательные фигуры для тех, кто чувствует себя неполноценным или бессильным.
Еще стрелки находили примеры для подражания в жестоких фильмах и играх. Общее у этих фигур, говорит Ньюмен, то, что они поддерживали свой мужественный статус насилием. Это важный момент. Школьные стрелки не просто получали кайф от взрывов и перестрелок в фильмах и играх; они узнавали, что на насилии стоит социальное положение мужчин.
Как тому, кто был никем, стать кем-то? Через насилие. Эрик Харрис хотел оставить долговечный след в истории. Как он это сделал? Через насилие. Друзья Эвана Рамси советовали не просто покончить с собой, но и забрать с собой остальных. Они говорили, что он должен «наслаждаться славой». Как пустое место вроде Эвана могло обрести мировую славу? Через насилие. Майкл Карнил думал, что поднимет свой социальный статус, если принесет в школу оружие. Стрелки пытались демонстрировать свою мужественность, убивая невинных безоружных людей.
Таким образом, среди школьных стрелков важными факторами были проблемы мужественности, стыда и зависти. Мальчики находились в оппозиции к сверстникам, семьям и всему миру. Однако враждебные чувства не всегда превращают детей в убийц. Есть и другие факторы.
Роль фантазии: репетиция убийства
Для понимания школьных стрелков важна тема фантазии. Более того, ФБР сообщало, что школьные стрелки часто серьезно увлекаются различными фантазиями: книгами, фильмами, видеоиграми или ролевыми настольными играми. Впрочем, в этом стрелки не одиноки. Джон Дуглас, бывший профайлер ФБР, заявляет, что фантазия играет центральную роль в мышлении серийных убийц. Согласно Дугласу, «возможно, самый критический фактор в развитии серийного насильника или убийцы — это роль фантазии»{42}. А Джон Хинкли, совершавший покушение на президента Рейгана, говорил: «Тебе кое-что обо мне известно, дорогуша, вроде моей одержимости фантазией; но чего вы, чернь, еще не понимаете, так это что в моем мире фантазия становится реальностью»{43}.
К сожалению, большинство стрелков не оставили образцов своей творческой жизни. Впрочем, тексты Эрика Харриса подтверждают, как сильно он путал реальность и фантазию. Основным фокусом его воображения была игра Doom, для которой он сам писал новые уровни. Выкладывая их в Сети, он писал: «Я играю в Doom с ноября 1994 года, так что это, по сути, моя жизнь. Эти уровни лучше всего, что вы видели. Не хочу хвастаться, но эта хрень — от самого Herrgott[14] DOOM’а… Множество комнат и секретов прямиком из моего воображения, так что вы, по сути, бегаете по моему миру. Я там живу»{44}. В другом месте он писал: «Я бы хотел жить в Doom’е»{45} и «Doom так прожегся в мой мозг, что обычно я обо всем думаю в связи с игрой… Чего не могу в реальной жизни, то я пробую в Doom’е»{46}. Какое отношения увлечение Эрика игрой имеет к устроенной им бойне? Эрик сам провел эту связь в дневнике: «Моя цель — уничтожить как можно больше, так что нельзя отвлекаться на сочувствие, милосердие и все такое, так что я заставляю себя верить, будто люди — просто очередные монстры из Doom’а… либо они, либо я. Нужно отключить чувства»{47}.
Эрик Харрис терял связь с реальностью из-за хронических фантазий о Doom’е. Как он сказал, он жил в игре. Это не значит, что при нападении он не сознавал, что делает; он отлично знал, что делает. В этом отношении он мыслил как Гитлер: «Гитлер был твердолобым прагматиком с удивительной способностью эффективно оперировать в реалиях политической жизни; при этом он жил в мире фантазий»{48}. Эрик тоже действовал в обычном мире с исключительными навыками, планируя широкомасштабное нападение и при этом занимаясь делами типичного тинейджера. Однако в то же время он наполовину жил в мире фантазий.
Для Эрика фантазия служила двум целям:
1. Обитая в фантазии, он легко выполнял поставленную задачу. Как он писал, он мог отключить чувства, вообразив своих жертв существами из Doom’а.
2. Doom стал многолетней репетицией убийств.
Хотя ни один другой стрелок не позволил настолько глубоко заглянуть в свои фантазии, Эрик Харрис не единственный мысленно репетировал бойню. Майкл Карнил написал рассказ с подробными и садистскими описаниями насилия о школьнике-тезке, который убивал и увечил других школьников. Дилан Клиболд написал рассказ о хладнокровном убийце, расправившемся с группой школьников. Джеффри Уиз писал много рассказов о насилии и убийстве. Он же сделал мультфильм о том, как человек расстреливает людей, убивает полицейских и сносит себе голову — жуткое предвосхищение его собственного нападения. Наконец, Чо Сын Хи в средней школе написал доклад о бойне в «Колумбайне», а в колледже — рассказ о будущем школьном стрелке.
Таким образом, несколько стрелков явно фантазировали об убийствах задолго до реальных атак. Фантазии помогли подготовиться к реальности и в качестве мысленной репетиции, и тем, что избавили их от сострадания к причиняемой боли.
Поиск ответов
Почему происходит стрельба в школах? Как бы ни хотелось найти простой ответ, его нет. Беспорядочные нападения, представленные в этой книге, произошли из-за сложного совпадения факторов среды, семьи и личности, разных у каждого злоумышленника.
Стрелки-психопаты вышли из семей, где оружием пользовались законопослушно; однако сами стрелки стали им одержимы. Это были мальчики с антисоциальными, нарциссическими и садистскими чертами. Они отвергали мораль, считали себя выше других и получали удовольствие от причинения боли и смерти. Они играли роль лидеров и находили последователей, чтобы те присоединились к ним в нападении.
Стрелки-психотики унаследовали психические болезни от родственников. Все страдали от различных проявлений галлюцинаций и/или бреда. Все были слабы в общении и испытывали сильное отчуждение — иногда вплоть до того, что не считали себя людьми. У всех были сестры и братья с высокими достижениями, из-за кого они чувствовали себя неудачниками, а некоторые считали, что их презирают родители. Иногда они сталкивались с издевательствами в среде сверстников — хотя ни один не пытался убить обидчиков. Казалось, больше их обуревал гнев из-за зависти к ровесникам, чем гнев из-за плохого обращения.
У трех травмированных стрелков мог быть генетический риск унаследовать тягу к насилию от буйных родителей. К тому же у всех троих имелись ролевые модели для насилия и неправильного применения оружия. Все выросли среди алкоголизма и издевательств в семье. Двоих растлевали вне семьи. Вдобавок к этой предыстории перед нападениями сошлись другие обстоятельства: конфликты со школьным персоналом, отказ девочек, вероятность возвращения отца, издевательства сверстников и другие стрессовые события. Однако даже при всех этих факторах как минимум два нападения не произошло бы, если бы травмированных мальчиков не привлекали или не подстрекали совершить убийство сверстники.
В общие факторы всех трех типов стрелков входят убийственный гнев, суицидальные переживания, неполноценность, попытки утвердить мужественный образ с помощью насилия, зависть к людям с высоким статусом, жажда славы, хрупкое самовосприятие, высокая реактивность на стандартные обиды и фрустрации, мазохистские тенденции к злопамятности и раздуванию причиненного вреда. Во всех случаях отсутствовала эмпатия.
Многие из этих факторов подпитывали поразительную эгоцентричность. Например, отсутствие эмпатии создает разрыв между собой и всеми остальными. Нарциссизм означает крайнее увлечение собой — часто за счет благополучия остальных. Из-за гнева люди верят в свою правоту и бесчувственны к чужим страданиям. Депрессия и переживания сужают восприятие; поглощенные своими всеохватными болью и беспомощностью, они теряют мир из виду. Паранойя — сильное сужение восприятия ради самосохранения, чего бы оно ни стоило для окружающих.
Миры стрелков сжимались до их потребностей: не имели значения друзья; не имели значения родители; не имели значения права и чувства других; не имела значения их смерть. Стрелки находились в психологическом кризисе.
Такое узкое восприятие мира необязательно перманентно. Большинство стрелков, переживших нападения, постоянно — и убедительно — изъявляли раскаяние, чувства вины, терзаний и ненависти к себе. Это относится к Эвану Рамси, Майклу Карнилу, Кипу Кинклу и Митчеллу Джонсону. Совершенные убийства были не неизбежным исходом их характера, а действиями в состоянии кризиса. Если бы во время кризиса их поддерживали, то нет оснований полагать, что они стали бы убийцами позже в жизни. В седьмой главе представлены пять потенциальных школьных стрелков; однако в отличие от реальных их отправили в психиатрическую больницу раньше, чем они устроили бойню.