Надо сказать, Египет тысячелетиями был житницей Средиземноморья. Египетский крестьянин на нильских илах выращивал зерна столько, что хватало всем. Именно дешевое зерно привлекало в Египет завоевателей. Одним из последних был, кстати, Наполеон… Завоевание Наполеоном Египта пробудило в Европе обостренное внимание к стране загадочных пирамид и фараонов. Отголоски этого внимания мы до сих пор видим в голливудских фильмах про расхитителей гробниц… Увы, после возведения Советским Союзом Асуанской плотины и, соответственно, прекращения нильских разливов с урожайностью зерновых в долине Нила было покончено раз и навсегда, как с пережитком прошлого. Спасибо Большому белому брату…
Вообще переизбыток благ редко кому идет на пользу. Если навалить в костер сразу много дров, огонь погаснет. Если в чашке Петри переборщить с концентрацией питательной среды, микробы сдохнут. Если кормить человека чересчур обильно, у него разовьются подагра, ожирение, гипертония и куча других болезней, которые раньше времени сведут его в могилу. Закон Никонова: всякая значимая зависимость носит экстремальный характер (подробнее об этом см. мою книгу «Апгрейд обезьяны»). Попросту говоря, все хорошо в меру.
В индивидуальном плане избыток благ (денег, власти) деформирует личность. В плане же общественном…
После того как в Испанию хлынуло золото инков, соотношение цены серебра к золоту изменилось с 35:1 на 4:1, полностью дезорганизовав экономические связи в метрополии. Англии, которую захлестнули дешевые колониальные товары, чтобы спасти своих производителей от разорения и вымирания, пришлось проводить разграничительную черту между своими товарами и колониальными: вводить вторую валюту — гинею. За фунты продавались местные товары, за гинеи — колониальные. Гинеи вращались в основном в колониях, в самой Англии их было мало, поэтому сложился определенный курс между фунтом и гинеей, который позволял английским промышленникам как-то выживать…
После славных завоеваний в Рим хлынуло золото. Богатство меняет людей. Ранее бывшие строгими пуританами, поздние римляне стали более ленивыми, начали легко и терпимо относиться к противоестественным сексуальным связям — гомосексуализму, лесбийской любви. Ранее строгие римские матроны теперь изменяли своим мужьям разве что не с ослами (впрочем, и такое случалось).
Кроме того, налицо был идеологический кризис, кризис мировоззрения, кризис целеполагания, потеря ориентира для движения, что отразилось в римской литературе, римских разговорах «на кухнях». Переход к новой вере (христианству) положения не спас. А некоторые полагают, что даже и усугубил…
Я специально еще раз перечислил в одной маленькой главке все то, про что уже рассказывал ранее вразброс. Потому что именно эти столь прозрачные параллели заставляют многих говорить о неминуемом закате нынешней западной цивилизации, восставшей, как феникс из пепла, на руинах римской. И унаследовавшей все римские проблемы…
История одного центуриона
Он родился в деревне, в провинции, неподалеку от столицы. Роста парень был невысокого, но хваткий, крепкий. Выбирая жизненный путь, решил пойти в армию. Незадолго до этого как раз окончилась очередная война — может быть, это свою роль сыграло, а может быть, то, что в империи солдатам и офицерам неплохо платили, пенсия опять же высокая… Молоденького офицера направили в Армению — за пополнением. Эта экспедиция запомнилась образованному имперскому офицеру на всю жизнь.
Пополнение — дикие горцы в страшных лохмотьях, многие из которых не знают никакого языка, кроме родного. Списков нет, бардак. На вокзале шум, гам, неразбериха, свист паровозного пара. Матери призывников воют, бросаются под колеса паровоза. И среди всей этой толпы — одинокий молоденький офицерик в щегольской форме… В метрополию новобранцев везли в теплушках. И уже в Тбилиси состав нагнал гонец с нужными документами, который сообщил офицеру, что тот увез десять лишних и забыл пять своих новобранцев.
В дороге армяне устроили грандиозную драку с грузинами. Дрались жутко — чем в руки попало. Офицер выхватил ТТ и начал палить в потолок, еле-еле разнял абреков. После чего сел на деревянные нары и подозвал к себе зачинщика, демонстративно сдвинув по ремню кобуру поближе к пряжке:
— Ты зачем драку затеял?
— Нэт! Это нэ я!
— Как же не ты?! — возмутился офицер. — Я же видел, как ты сухарями стал кидаться!
— Нэт! Нэ я!
Поняв, что дальнейшие препирательства бесполезны, офицер, не вставая, двинул сапогом в грудь варвара. Да так, что тот перелетел через буржуйку, свалив печку.
— Пока доедем, я вас всех по одному перестреляю, — пообещал офицер, доставая из кобуры ствол. И увидел, как замер, затих вагон. Дети гор поверили. Для диких варваров офицерик в ладной форме, с пистолетом был воплощением имперской власти. А власть может и пристрелить, с нее станется.
Это случилось в 1951 году. Офицер — мой отец. Умеет человек работать с людьми…
Отец пустился в эти воспоминания на своем дне рождения, который мы отмечали на даче. Советский полковник справлял свое 76-летие в кругу детей, жены, родственников и внуков. Империя, которой он служил, к тому времени рухнула, его родная деревня превратилась в дачу. А за праздничным столом тянулся «без причины, с полуслова вечный русский разговор». Все говорили со всеми, в перекрест, через стол. Такой нормальный, цивилизаторский разговор. Не про погоду…
Галка, жена моя, говорила, что сына своего «в такую армию» не отдаст, не для того растила. Было бы у нее пять сыновей, еще можно было бы одним рискнуть, а когда один… Ее отец и мой тесть твердил Галке, что нужно рожать побольше, а то вымираем. Наташка, моя двоюродная сестра, рассказывала, как ее подруга приехала из Парижа (а может, Берлина) и город ее неприятно поразил количеством негров (или турок) на улице. Престарелая тетя Лида бредила, как они хорошо жили при империи, когда нас «все уважали и боялись». Отец, переключившись с армейских воспоминаний на гибель Нечерноземья, говорил о вырождении деревни. Типа польскую картошку покупаем, а свой крестьянин спился…
— Дед! — пытался я ему объяснить, — сельское хозяйство в условиях русского Нечерноземья нерентабельно. Раньше, когда было натуральное хозяйство, когда было крепостное право при царях и при Сталине, это было неважно. А потом пришла экономика и все расставила на свои места. Нерентабельно! Вот люди и спиваются, поскольку их существование на этой земле бессмысленно. Такой у них дешевый водочный гедонизм в отсутствие высокой цели. На югах нет такого повального пьянства, потому что урожайность там выше и есть экономическая целесообразность что-то растить. А тут живут одни вырожденцы. Впрочем, если бы не они, не тихие спивающиеся провинциалы из маленьких городков и деревень, кто бы в армии служил?.. Кстати говоря, нашими коллегами в Древнем Риме все те проблемы, о которых мы говорим, тоже осознавались, о них говорили, писали, пытались решать…
И закончилось там также, как у нас — распадом империи. Вот только я бы не стал, как Филофей, называть Москву Третьим Римом. Третий Рим — это Запад. А Москва — Карфаген. А Карфаген, как известно, должен быть разрушен…
Конкуренция Запада и Совка не была конкуренцией двух принципиально разных типов цивилизации. Эта была конкуренция близких родственников, конкуренция двух «современных античностей» — Прагматичной и Экстатичной…
Традиционалисты-дугины-катоны пеняют нам, цивилизаторам, за излишний упор на экономику, за глобализаторство и культурную нивелировку. Так вот, именно недооценка экономики, точнее говоря, человеческой алчности, животности, любви к развлечениям, гедонизму, хорошей жизни (а это все только и развивает экономику, заставляя людей работать) — привела к падению Советского Карфагена. Всем, что есть лучшего в нас и в нашей цивилизации, мы обязаны худшим чертам нашей животной личности. А лучшие, альтруистические черты этой личности, например, коллективизм и стремление принести всем добро, порой ведут к войнам, концлагерям и крови. Парадоксальная диалектика жизни.
Чары Черного
Черный — это фамилия. А зовут его Григорий Пантелеймонович — вполне по-деревенски. Григорий Пантелеймонович преподаете Бауманке теоретическую механику и увлекается системным анализом. Его взгляды на природу цивилизации вообще и Древнего Рима в частности находят живой отклик в сердцах математизированных технарей, интересующихся историей. То есть примерно среди одной сотой процента населения. Гуманитарии и давно забывшие логарифмы люди в трудах Черного понять ничего не могут, и потому его блистательная игра ума пролетает над их сознанием, не задевая…
А у людей, вникающих в формулы и рассуждения Черного, его взгляд вызывает меланхолию. Я встретился с Черным прямо у него в квартире, чтобы развеять темные чары алармизма. Кудрявый Григорий Пантелеймонович изложил мне свои воззрения в устной форме, то есть без всяких формул. И я нашел, что в его взглядах много верного. Знакомлю…
Кризис, в который вступило человечество, не имеет аналогов в истории, полагает Григорий Пантелеймонович. И является следствием неконтролируемого развития, продолжавшегося с момента возникновения планеты. Всю историю планеты рассматривать не будем. А вот начиная со стад и племен пошло бурное нарастание иерархической структуры обществ — это наиболее характерный момент. Что такое иерархия? Упорядоченная структура. Такие структуры, по Черному (и не только по нему), строятся за счет пожирания информации.
Вот взять человека. Человеку для жизни нужна не энергия в чистом виде, иначе он просто пил бы калорийный керосин, а определенным образом упорядоченная материя, то есть информация. Чем отличается пища, которую человек съедает, от отходов, которые он выделяет? Разной степенью упорядоченности молекул, потому что по массе на входе и выходе практически все сходится. То есть человек потребляет упорядоченность. Упорядоченность биологических молекул. И эту упорядоченность встраивает в себя.