– Не хочу, чтобы вы сочли, будто Дамион сам проговорился мне о мирных инициативах, нет, он не проронил ни слова. Но мой отец знавал Армона Вондрея в Париже. Этот человек – ставленник Бонапарта. И когда я услышала, что Дамион приехал сюда с ним… – леди Питер пожала плечами. – Миссию задумывали секретной, но иные секреты не так уж сложно разгадать.
– Почему Пельтана включили в делегацию?
– У Вондрея слабое сердце. Он одержим заботой о своем здоровье, нервничает из-за малейшей припухлости или спазма и требует постоянных утешений и ободрений. Вот и решили, что лучше ему ехать с личным врачом. К тому же, дочь Вондрея…
– Мадлен, правильно?
– Да. Вы слышали ее историю?
Себастьян покачал головой.
– Мадлен была замужем за Франсуа Кеснелем, молодым кавалерийским капитаном. Он погиб в минувшем декабре в Испании, оставив супругу в тягости.
– Понимаю.
Они повернули обратно к охотничьему домику, глядя на мальчиков, которые утратили интерес к мячу и теперь соревновались, кто дальше прыгнет на одной ноге, оглашая парк криками и смехом. В отличие от сестры Ноэль Дюран был удивительно светловолосым, но унаследовал такую же форму лица и большие зеленые глаза.
– Сколько лет вашему брату?
Леди Питер мягко улыбнулась:
– Восемь.
– Он живет с вами?
– Да. Наша матушка умерла меньше чем через год после его рождения, а вскоре скончался и отец.
– Сожалею. Вам, наверное, трудно пришлось – остаться одной в чужой стране.
– Да, нелегко. Но к тому времени мы с лордом Питером успели пожениться.
Уже много лет Джулия Рэдклифф была замужем, но так и не родила собственного ребенка. Себастьян поймал себя на мысли об еще одной бездетной француженке, точно так же оказавшейся в изгнании на английской земле.
– Как я понимаю, отец Дамиона Пельтана тоже врач?
– Да.
– Мне рассказывали, будто он был как-то связан с королевской семьей, когда те находились в заточении в Тампле. Вам что-нибудь известно об этом?
К его удивлению, со щек леди Питер вдруг схлынул румянец, и она ломким голосом спросила:
– Вы не знаете?
– Не знаю чего?
– Отец Дамиона, Филипп-Жан Пельтан, по поручению Конвента лечил юного дофина.
– Сына Людовика XVI и Марии-Антуанетты?
– Именно.
«Дофин Франции» – данный титул традиционно присваивался наследнику французского престола. Мало кто назвал бы сейчас крестильное имя несчастного младшего брата Марии-Терезы; большинство помнило его просто как «пропавшего дофина». «Пропавшим» его именовали не столько из-за безвременной кончины, сколько из-за окутывавшей эту кончину тайны. Брошенный в тюрьму в 1792 году вместе с родителями, родной теткой и сестрой, мальчик, по слухам, умер в одиночестве в холодной, темной камере. Но уже через несколько дней после объявления о его смерти поползли фантастические истории о подмене, самозванце и о чудесном спасении[26].
– Принцу на ту пору исполнилось всего десять лет. Лишь немногим больше, чем сейчас Ноэлю, – кивнула леди Питер на брата, который в это время изучал гравий на парковой дорожке с дотошностью ювелира, проверяющего новую партию драгоценностей.
– Когда это было?
– В 1795 году. Конец мая или начало июня, точнее не скажу.
– И?
– Отец Дамиона нашел дофина тяжело больным. Тот провел в тюрьме больше двух лет, и с ним ужасно обращались. – Она мотнула головой, плотно сжав губы. – Морили голодом, избивали, оставляли лежать в темной камере в собственных нечистотах. Доктор сделал все возможное, но было уже поздно. Через несколько дней после начала лечения мальчик скончался.
– А Марию-Терезу Пельтан-старший тоже осматривал?
– Понятия не имею. Зато точно знаю, что после смерти дофина доктора привезли обратно в Тампль и попросили произвести вскрытие тела.
– И он это сделал?
– Да.
Порыв ветра погнал по дорожке перед ними сухие листья. Себастьян устремил взгляд на парк, ощущая, как лицо вдруг сделалось холодным и неприятно стянутым.
– Но вы же не… – леди Питер запнулась и начала снова: – Вы же не думаете, будто события такой давности как-то связаны с гибелью Дамиона?
– Скорее всего, не связаны, – ответил Себастьян, больше для того, чтобы успокоить ее. – Когда вы виделись с Пельтаном на прошлой неделе, каким он вам показался?
– Что вы имеете в виду?
– У меня сложилось впечатление, что отношения между отдельными членами делегации нельзя назвать приятельскими.
Мягкий зеленый взгляд осветился озорным огоньком.
– Да, но разве это удивительно? Им же поручили следить друг за дружкой.
– Вот как?
– Хотя Армон Вондрей и является послушным орудием в руках Бонапарта, это вовсе не значит, будто император ему доверяет. Наполеон вообще никому не доверяет, особенно сейчас. Вы слышали о заговоре против него в минувшем декабре?
Себастьян утвердительно кивнул.
– Полковник Фуше – это выбор императора, не Вондрея.
– А секретарь?
– Камилл Бондюран вовсе не такой смиренный тихоня, каким тщится казаться. Дамион однажды заметил, что родись Бондюран в Испании на пару столетий раньше, он сделал бы блестящую карьеру палача инквизиции.
– А сам Пельтан? Почему его выбрали?
– Он был единственным, кого пригласил лично Армон Вондрей. Дамион присутствовал здесь в качестве его личного врача и не играл никакой роли в переговорах.
– Но тем не менее согласился поехать. Не знаете, по какой причине?
– Мой муж задал ему этот же вопрос. Дамион в ответ усмехнулся и сказал, что человеку нечасто выпадает шанс войти в историю.
По улице прокатился груженый угольный фургон. Тащившая его четверка тяжеловозов грузно налегала на хомуты, дыхание лошадей белой дымкой повисало в холодном воздухе.
– Ваш друг никогда не служил врачом в армии?
– Нет, – покачала головой леди Питер. – Из-за перенесенной в детстве болезни у него были слабые суставы. Возможно, поэтому он и согласился сопровождать Вондрея. Мне кажется, Дамион тяготился тем, что остается в Париже в то время, когда другие сражаются и гибнут.
– Так он поддерживал императора?
Изящный подбородок неожиданно горделиво вскинулся.
– Он поддерживал Францию.
– И одобрял цель делегации?
– Имеете в виду мир? После двадцати лет войны кто из нас не жаждет мира?
– Даже такого, при котором Наполеон Бонапарт останется на французском троне?
– Дамион не был роялистом, если вы на это намекаете.
– И все же он согласился проконсультировать Марию-Терезу.
По лицу леди Питер промелькнула тень тревоги.
– Вам известно и об этом?
– Принцесса бездетна уже долгие годы. Что заставило ее надеяться, будто доктор Пельтан сможет помочь?
– Среди прочего Дамион увлекался изучением лекарственных трав, как тех, которые оказались позабытыми здесь, в Европе, так и тех, что издревле используются коренными жителями обеих Америк и Индии. Он опубликовал ряд статей по данной тематике.
– Мне почему-то трудно себе представить Марию-Терезу штудирующей мудреные медицинские статьи. Так откуда же она узнала о Пельтане?
– По-моему, это дядя принцессы порекомендовал ей Дамиона.
Себастьян увидел, как Ноэль Дюран толкнул своего товарища по играм. В сердитые голоса мальчишек вплелись окрики няньки.
– Который дядя?
– Людовик-Станислав, или граф Прованский, или самозваный Людовик XVIII – как вам угодно называть этого человека. Он и сам консультировался с Дамионом за несколько дней до принцессы.
– Я этого не знал. – Людовик-Станислав почему-то не счел нужным упомянуть о столь незначительном факте.
Мальчишки уже вцепились друг в друга и теперь катались под раскидистым вязом в побуревшей от мороза траве.
– А доктора Пельтана не… – Себастьян запнулся, подыскивая подходящее слово, – взволновали его встречи с Бурбонами?
Леди Питер развернулась к нему лицом.
– Да, полагаю, взволновали. Дамион, правда, постарался перевести все в шутку, но меня удивило, что он вообще упомянул об этих встречах. Я подумала, может, именно то короткое и трагичное знакомство его отца с королевской семьей и стало причиной, по которой…
– Бурбоны обратились к нему? Или по которой его растревожили встречи с ними?
– Конечно же, я имела в виду второе, что причастность Пельтана-старшего к королевской семье и заставила волноваться Дамиона. С какой стати Бурбонам обращаться к Дамиону из-за того, что делал его отец двадцать лет назад?
Раз воображение дамы не обладало достаточной живостью, Себастьян не собирался ее просвещать.
– Не приходит ли вам на ум, кто мог желать ему зла?
– Дамиону? Благие небеса, нет. Он был добрым, мягким, чутким человеком, посвятившим свою жизнь помощи недужным. В Лондоне провел всего несколько недель. Зачем кому-либо хотеть его смерти?
– Как он ладил с Армоном Вондреем?
– Кажется, неплохо. В конце концов, разве не сам Вондрей выбрал его в сопровождающие? Дамион умел ублажить подопечного, успокаивая страхи, а не раздувая, как имеют обыкновение поступать многие врачи, чтобы сделаться необходимыми для своих пациентов.
– А остальные? Фуше и Бондюран? С ними у Пельтана не случалось никаких трений?
Француженка нахмурилась, словно обдумывая вопрос.
– Я бы сказала, он остерегался и того и другого. Но мне неизвестно, ссорился ли он с ними.
– Как насчет кого-нибудь, встреченного доктором уже в Англии?
– Он мало с кем виделся в Лондоне, – покачала она головой. – Ведь в том и состоял один из основных резонов арендовать для делегации гостиницу целиком – чтобы избежать общения с англичанами. Не так ли?
Леди Питер запнулась, приоткрыв рот, словно внезапно о чем-то вспомнив.
– Что? – спросил Себастьян, не сводя с нее глаз.
– На прошлой неделе – по-моему, в четверг утром – мы с Ноэлем гуляли в Гайд-парке. И возле Оружейной палаты увидели Дамиона с одним человеком. Разговор между ними велся явно на повышенных тонах, поэтому я остановила Ноэля, когда тот хотел подбежать к ним.