лее у религиозных мыслителей – была идея целостной, т. е. религиозной, а следовательно, освященной культуры. Освящение мира, т. е. приятие его и насаждение в нем начал правды, соединение правды факта с правдой идеала – это и есть страница из того мироприемлющего, космического понимания христианства, которое в такой полноте и ясности заключает в себе Православие. Защитники «белой идеи» нередко воображают себя единственными носителями того здорового начала, которое нужно русской жизни, не зная того, что они входят в состав огромного религиозного потока, который давно уже существует в русской жизни. Отделять себя или выделять из связи с другими – неверно и бесплодно. Приблизилась пора великого религиозного синтеза, который не должен отбрасывать русской интеллигенции, ее прошлого, ее исканий и даже заблуждений – и не потому, что этот синтез найдет в себе силу прощения и забвения, а потому, что он должен вобрать в себя правду, какая была в интеллигенции. Замутненность религиозного сознания русской интеллигенции не должна закрывать глаза на религиозные ее силы и устремления, на религиозный смысл ее исканий. Надо смело сказать и то, что пора преодолеть психологический отход от тех идей, какими жила русская интеллигенция – от идей свободы и народолюбства, демократии и либерализма. Эти идеи заключают в себе хотя и неполную, но великую правду, которая должна быть раскрыта в грядущем религиозном синтезе. Предстоит отчасти вернуться, а отчасти предстоит еще строить религиозное мировоззрение, без которого невозможно построение религиозной культуры. Но на этом пути надо особенно бережно относиться к тому, чтобы не впасть ни в акосмизм, в гнушение миром, ни в натурализм – в смешение натурального и благодатного, национального и вселенского. Православие должно войти освящающей и преображающей силой в систему культуры, но да хранит вас Господь от всего того, что искажает подлинную мудрость Православия и подменяет его в понятном, но роковом ослеплении, правдой мира сего.
Петер Хартмур Рюдигер. Иван Ильин и фашизм
На одном из выступлений Ивана Ильина в коричневой Европе
В поисках новой политической доктрины политические элиты постсоветской России вновь открыли труды давно забытого философа, которого советское правительство вынудило отправиться в 1922 г. в изгнание, и который жил до 1938 г. в Берлине, а затем, до самой смерти, в Швейцарии. Ильина провозгласили «блестящим мыслителем» и «провозвестником грядущей России»[1], его останки были перевезены в Россию; имеются многочисленные и постоянно дополняемые издания его трудов и чрезвычайно обширная литература о нем и о его творчестве. В современном восприятии Ильина, наряду с его философско-правовыми работами, в которых он, среди прочего, развивает свою идею будущей конституционной структуры России, на передний план выходит, прежде всего, его позднее творчество[2]. Здесь эти вопросы дискутироваться не будут; задача настоящей статьи скорее в том, чтобы напомнить факты биографии и творчества Ильина, которые слишком мало обсуждаются при освоении его духовного наследия.
О жизненном пути Ильина
Иван Александрович Ильин (28.3.1883 – 21.12.1954) родился в Москве, в семье адвоката Александра Ильина и дочери врача немецкого происхождения Екатерины Швейкерт. После сдачи экзамена на аттестат зрелости в 1901 г. он изучал до 1906 г. право и философию в Московском университете (в частности, у Новгородцева и Трубецкого). В мае 1918 г. он защитил докторскую диссертацию «Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека», где показал себя как превосходный толкователь Гегеля, а затем был назначен ординарным профессором. Ильин приобрел репутацию выдающегося оратора. В то же время, еще до революции 1917 г. он был известен среди московской интеллигенции как человек, имевший обыкновение ненавидеть идеологических противников, презирать и оскорблять их[3]. Будучи молодым студентом, Ильин вначале придерживался радикальных взглядов и, по словам современников, был близок к поддержке терроризма. Позднее он примкнул к либерально-консервативному «Студенческому историко-филологическому обществу», приверженному ценностям к традициям православия. Он был непримиримым противником большевистского режима, находился в контакте с ведущими политическими и военными лидерами белого движения, встал под знамя крестового похода за «единую, священную и духовно обновленную Россию будущего». До 1922 г. Ильин еще преподавал в Московском университете. Большевики неоднократно арестовывали его, а в сентябре 1922 г. выслали из России. Как один из пассажиров «философского парохода» он прибыл в ноябре 1922 г. в Берлин.
В Берлине Ильин вскоре стал одной из выдающихся фигур духовной жизни русской колонии. Он участвовал в основании «Религиозно-философской академии» и «Российского научного института». Там он руководил отделением права, читал лекции по философии права и правовому сознанию. После реорганизации института в 1926 г. он выступал с публичными докладами по философии Гегеля и русской духовной истории. Сюда добавлялись, помимо института, многочисленные доклады на русском и немецком языках на актуальные политические темы, такие, как причины русской революции или сущность коммунизма. В отличие от большинства ученых, высланных осенью 1922 г., Ильин не только занимался сохранением духовных традиций старой России, но также и стал генератором идей для консервативного крыла политической эмиграции[4]. Его книга «О сопротивлении злу силою»[5], вышедшая в 1925 г. в форме философской работы, была по сути, скорее, политическим манифестом. Книга и доклады Ильина на эту тему вызвали противоречивые дискуссии. В 1927 г. он основал патриотический журнал «Русский колокол», став его издателем, главным редактором и основным автором статей. В качестве главной задачи журнала он указал всестороннее обновление духа образованного русского человека, формирование его характера, его веры в новую Россию[6]. Эта миссия не увенчалась большими успехами: Вследствие невысокого публицистического качества и недостаточной убедительности, несмотря на большой пафос, «Русский колокол» перестал выходить в 1930 г., после всего лишь 9 выпусков. С начала 30-х годов Ильин регулярно публиковался на немецком языке в издательстве «Эккарт – Ферлаг» (в частности, в 1932 г. вместе с будущим председателем «Всеобщего союза немецких антикоммунистических объединений» Адольфом Эртом)[7].
Ильин и фашизм
В поисках союзников в борьбе против большевизма он оказался в опасности заключения пакта с «дьяволом». Еще в середине 20-х годов, после пребывания в Италии, он видел в фашизме попытку ответа на интернационализм и безбожие и пример воли к власти и государственному порядку. В «Колоколе» он восхвалял русский фашизм (наряду с итальянским, немецким и венгерским) как часть нового всемирного рыцарства, которым человечество отвечает на напасть безбожия, бесчестия и алчности. Кто против борьбы этих рыцарей с дьяволом, тот (по словам Ильина) за дьявола[8], – образное выражение, которое фатально напоминает «кто не с нами – тот против нас» господствовавших в России большевиков. Для Ильина дух политических партий был всегда ядовитым[9]. Основанные на партиях политические системы и, следовательно, также политическую демократию как таковую он резко отвергал. Его политическим идеалом было автократическое, хотя и не обязательно монархическое, господство. Будущую Россию он связывал с идеалом государства под руководством вождя: настоящий вождь, по его словам, мастер и творец власти, а Россия нуждается в преданном ей творце власти[10].
Захват фашизмом власти в Германии демонстративно приветствовался Ильиным. В парижском «Возрождении» он осуждал общественное возмущение, якобы находящееся под влиянием, прежде всего, евреев, и восхвалял «законный переворот» как «легальную самоотмену демократическо-парламентаристского порядка»[11]. Здесь Ильин не только высказывал суждение как эмигрант, разочарованный отношением либеральной общественности на Западе к Советскому Союзу, но и подчеркнуто приветствовал сущностные ценности национал-социалистического движения. Он отрицал антисемитизм нацистов: дух национал-социализма состоит, по его мнению, не в расизме[12]. «Новый дух», согласно ему, непримирим по отношению к марксизму, интернационализму, пораженческому бесчестию, классовой ненависти, реакционным классовым привилегиям и продажности, но не по отношению к еврейству[13]. Насколько принципиальным было его признание этого «нового духа» фашизма и игнорирование им его антигуманизма и преступного расизма, подтверждает сам Ильин уже через 15 лет в статье «О фашизме», в которой он критикует лишь «ошибки» немецкого фашизма, например, его враждебность к религии (и очень мягко – расизм, «холокост» же не упоминает совсем), и подчеркнуто восхваляет новые фашистские режимы на Пиренейском полуострове[14]