Разумеется, все это догадки, как указывал сам Ильин «чужая душа потемки». К тому же, у автора вовсе нет намерения судить; его задача лучше понять. А это можно удовлетворительно сделать только раскрыв душевную драму человека. Интересным материалом с этой точки зрения становится полемика вокруг его книги «О сопротивлении злу силою» /27/, в особенности рецензия известного русского философа Николая Бердяева под характерным названием «Кошмар злого добра» /28/. Как известно, Бердяев и другие авторы журнала «Путь» весьма критически относились к Ильину. Поэтому ждать объективности от этой рецензии не приходится. Действительно, в этой рецензии много субъективного и просто неверного. Но хорошо известно, что именно недруги особенно остро и точно замечают недостатки. И следует отметить, что хотя уколы Бердяева больны и нанесены нелюбящей рукой, но в целом они попадают в цель. Рассмотрим некоторые выпады Бердяева.
«Он (Ильин – Н.С.) не просветлен тем христианским сознанием, что весь род человеческий поражен первородным грехом и потому не может распадаться на расу добрых, специально призванных бороться со злом силой, и расу злых, объект воздействия добрых… Он не менее моралист, чем Л.Толстой. Потому он так и занят Толстым, что он подсознательно ощущает его в себе» /28, с. 463/.
Страшный удар и в таком виде несправедливый. Ильин, конечно, далек от степени духовной прелести Льва Толстого. Но само сопоставление с Толстым удивительно метко. Оба верят только себе, оба безапелляционны, оба берут на себя роль пророков, оба недооценивают (а Толстой вообще отрицал) тотальность и силу первородного греха, оба витийствующие моралисты. Последнее особенно ярко проявилось у Ильина позднее, когда в «Наших задачах» он (как и Толстой) берет на себя роль знающего истину пророка и учителя.
«В миросозерцании И.Ильина нет ничего не только православного, но и вообще христианского. Православие явно взято на прокат для целей нерелигиозных, как это часто делается в наши дни. Цитаты из священного писания, из учителей Церкви и из правил Апостолов и св. Соборов приклеены механически и не доказывают наличности у И.Ильина органического православного мировоззрения» /28, с.465/.
И здесь укол по силе несправедливый, но направленный в больное место. Как указывалось, неверно было бы говорить о неправославии Ильина. Но все-таки его «недоправославие» налицо. Его книга «Аксиомы религиозного опыта» не святоотеческого духа, как и другие его книги религиозно-философского содержания /31, 32, 33/. Ильин солидаризируется с православием, но «органического православного мировоззрения» не имеет. Замечание о «механическом приклеивании» совпадает с упомянутым нами выше.
«Вся настроенность книги И.Ильина не христианская и антихристианская. Она проникнута чувством фарисейской самоправедности» /28, с.465/
«Все несчастье в том, что И.Ильин слишком сознает себя «частицею божественного огня». Это есть обнаружение неслыханной духовной гордыни» /28, с.470/.
Снова точен, хотя и немилосерден упрек в «фарисейской самоправедности». В «Аксиомах» Ильин пишет о покаянии и смирении, но самого духа покаяния и смирения в книге нет. Тем более, его нет в других книгах Ильина, написанных как бы от лица всеправедного и всеведящего судии. Парадоксально, но сам Бердяев, гласно отрекающийся от идеи смирения, оказывается несмотря ни на что более смиренным, чем Ильин, в котором живет затаенная гордыня «самоправедности». Упрек в «неслыханной духовной гордыне» слишком резок (как и вся рецензия в целом), но опасность уловлена верно.
«И.Ильин – не русский мыслитель, чуждый лучшим традициям нашей национальной мысли, чужой человек, иностранец, немец» /28, с.471/.
Здесь намек на два обстоятельства. Во-первых, ранние работы Ильина посвящены философии немецкого идеализма – Гегеля и Фихте. В /28/ Бердяев не раз упоминает, что Ильин идет на поводу у этих мыслителей. Думается, что Бердяев эту зависимость преувеличивает, но мы уже видели, что взятая от Фихте идея «очевидности» не раз подводила Ильина именно там, где, казалось бы дело совсем очевидно.
Во-вторых, Бердяев здесь намекает на немецкое происхождение Ильина: его мать – до замужества Каролина Иульевна Швейкерт, немка протестантского исповедания. Если католичество Ильин критикует, то с протестантством он во многом солидарен. С этой точки зрения очень хотелось бы, чтобы биографы направили свои усилия на прояснение ряда вопросов, связанных с духовной жизнью Ильина: велико ли было влияние на него матери и вообще всей ее родни? были ли у Ильина духовники? часто ли он бывал в храме? как он воспринимал отсутствие в его семье детей? и др.
Апологеты Ильина (например /26/) рассматривают статью Бердяева как явно тенденциозную, грубо необъективную и просто злобную. Однако, к сожалению, ни они, ни сам Ильин не заметили явного промысла Божия в ее появлении. Действительно, в такой «необъективной», смиряющей форме Ильину были указаны глубокие недостатки его религиозного устроения. Если бы мы умели смиренно принимать обличения недругов и ими руководствоваться для своего исправления, то мы быстро бы шли вперед в духовном устроении. Увы, Ильин написал опровержение на рецензию /36/, где с негодованием отверг все обличения Бердяева, чем лишний раз показал свое непонимание подлинного Православия.
Заключение
Еще раз хочется подчеркнуть, что анализ внутреннего душевного мира Ильина приведен не ради его уничижения. Падшесть человеческая тотальна. Всякий человек где-то горд, где-то в прелести, где-то неправославен и меру этого знает только Бог. Верность же Ильина России, боль его сердца за Россию остаются для нас примером. Многие его идеи должны быть приняты патриотами на вооружение. Четкость его мысли должна служить нам образцом. Будем же возносить молитвы за этого замечательного человека.
Речь идет о другом. Пафос этой статьи направлен не против Ильина, а скорее в остережение его апологетов, некритично принимающих его социально-философские построения. Полностью доверять можно лишь Церкви. Даже мнения отцов и учителей Церкви могут содержать ошибки. Тем более, ошибочными могут быть установки людей выдающегося ума, но не вполне укорененных в Православии. Особенно осторожно следует подходить к теориям в социальной области, в том числе и тем, которые на первый взгляд кажутся глубоко продуманными. Верным может быть только то, что исходит из Православия, пропитано его традицией, основано на святоотеческом предании, облечено в подлинную церковность. И наоборот, надо как следует задуматься над тем, можно ли идти за человеком, православие которого далеко не лучшей пробы? «Собирают ли с терновника виноград или с репейника смоквы?» (Мф. 7, 16).
«Не всякому духу верьте, но испытывайте духов, от Бога ли они» (1 Ин. 4, 1).
Послесловие к публикации
Эта статья была написана много лет назад, и с тех пор подвергалась лишь легкой редакторской правке. Изменились ли мои оценки после ее теперешнего просмотра? В принципе – нет. Только остается сожаление, что мало сказал, а что сказал – сказал слишком мягко, с оговорками. Нужно было бы упомянуть про его антисоветскую заговорщицкую деятельность в Советской России. Ильин 6 раз арестовывался ЧК. Но в одном из арестов его спас Ленин (!) – как автора книги о Гегеле «Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека», которую Ленин штудировал и ставил очень высоко (записка Ленина Дзержинскому от 1922 г.: «Ильин, хотя и не наш, но талантлив, отпустите»; позже Ильина вторично арестовали и, несмотря на все улики, выслали заграницу). Надо было бы упомянуть о его политической теории, жестко иерархичной и сословной, получше разобраться в его «инстинкте», который он всегда считал «от Бога», «духовным даром», не понимая, что у падшего человека все инстинкты пропитаны грехом, и считать их в чистом виде Божьим установлением – просто не знать православной антропологии. Больше можно было бы сказать и об отношении к Ильину в среде мыслящей России. Так, наш выдающийся социальный мыслитель Н.А.Сетницкий дает Ильину как философу просто убийственную оценку: «Один из весьма талантливых, но порченных умов современности»; «Но рассматривая построения нашего философа, столь неудачно пытающегося стать публицистом, мы находим у него, в сущности, элементарную, ничем для настоящего времени не оправдываемую гордыню»; «Беда этого автора в том именно и заключается, что он даже не допускает мысли, что его гордость требует какого-то обоснования и доказательства» (Н.А. Сетницкий «Мессианство и «русская идея»).
Но все же, в порядке более полной характеристики мировоззрения Ильина, кое-что я добавлю.
Антисоветизм. В главке «Антибольшевизм» я об этом уже говорил, но недостаточно. Дело в том, что Ильин был зоологическим антисоветчиком, ненавидевшим Советскую Россию люто, яростно и бескомпромиссно. Он не числил за Советами ни одной положительной черты – там только мрак, «тоталитаризм», насилие, бесправие и пр. Всю свою жизнь он посвятил борьбе с большевиками, и не сомневался, что их сбросят. СССР для Ильина – не Россия. Это «советы», и «Интересы России требуют прежде всего: 1) Чтобы ее не смешивали с Советским государством…». Антисоветизм – идея-фикс Ильина, определяющая все остальные стороны его творчества.
И вот что особенно характерно. Живя пять послереволюционных лет в Москве, а затем пристально следя за событиями из-за границы, казалось бы, Ильин должен был разобраться, что в русской революции участвовали две противоположные силы: 1) еврейско-троцкистская, стремившаяся сделать из России Хазарию, и 2) русская, жаждущая новой, более высокой и справедливой жизни. Но для Ильина нет разницы, ибо он борется против коммунизма как такового. Именно социализм и коммунизм, общественную собственность Ильин ненавидит, а не первую силу, с которой он постоянно сталкивался в Москве. Наоборот, ни в одной статье мы не найдем обсуждения еврейской темы, и даже само слово «евреи» Ильин дипломатично старается не упоминать, а еврейское мировое правительство скромно называет «мировой закулисой». Сталин, с огромными трудами добившийся приоритета второй, русской, силы, для Ильина, очень много говорящего о русских и русскости, особенно ненавистен – за то, что он построил крепкий социализм, что он победил в войне, что он не боится Запада, противопоставляя ему великую Советскую Россию.